Страница 12 из 55
Однажды Ходжа приказал зажарить гуся и понес его в подарок Тамерлану, но дорогой его одолел голод. Он оторвал от гуся заднюю лапку и съел ее. При подношении Тамерлан, конечно, заметил, что у гуся нет одной лапки, и спросил, куда она девалась.
– В нашей стороне все гуси с одной ногой, – отвечал Ходжа. – Коли не веришь мне, посмотри сам. Вон целое стадо гусей стоит около воды.
И действительно, гуси в эту минуту все стояли на одной ноге. Тамерлан подозвал барабанщика и приказал ему ударить в барабан. Испуганные гуси сейчас же насторожились и выпрямили поджатые лапки.
– Вот видишь, – сказал Тамерлан, – все они с двумя ногами, а вовсе не с одной.
– Чего же мудреного, – воскликнул Ходжа, – это если и тебя начать палками бить, так ты побежишь на четвереньках.
Когда Насреддин исполнял обязанности судьи, к нему однажды пришли двое людей судиться. Один из них жаловался, что другой укусил его за ухо. Другой же возражал, что он вовсе не кусал, а что тот сам себя укусил за ухо. Ходжа задумался: может ли человек сам себя укусить за ухо? Для того чтобы проверить это на опыте, он на время выслал вон спорящих и стал пробовать схватить себя зубами за ухо. Делая эти безумные попытки, он так вертелся и метался, что свалился с ног и расшиб себе голову, ударившись ею обо что-то. Тогда он вновь позвал участников тяжбы и важно объявил им:
– Знайте, что человек не только может укусить себя за ухо, но сверх того, может свалиться и расшибить себе голову.
Случилось раз, что Ходжа ехал верхом в большой компании. Он ехал впереди всех и притом сидя лицом к хвосту своего осла. Над ним, конечно, все смеялись, спрашивая, зачем он так сел.
– Если бы я сидел как следует, то, будучи впереди всех, я должен был бы повернуться ко всем спиной, а это невежливо; а если бы я ехал позади всех, то тогда все другие были бы ко мне спиной. А теперь я еду, повернувшись ко всем лицом.
Однажды ночью в дом Ходжи забрался вор. Жена Ходжи заметила его и хотела было поднять тревогу, но Ходжа остановил ее:
– Тише, молчи, не мешай ему. Авось, с Божьей помощью, он что-нибудь найдет у нас; тогда я брошусь на него и отниму добычу.
Ходжа вместе с женой отправились на речку стирать белье, захватив с собой кусок мыла. И вот вдруг прилетел ворон, схватил мыло и улетел с ним. Жена закричала, хотела было швырнуть чемнибудь в ворона, но Ходжа остановил ее, говоря:
– Оставь его в покое. Он чернее нашего белья, ему мыло нужнее, нежели нам.
Случилось, что несколько приятелей Ходжи затеяли какое-то судебное дело и позвали Ходжу в свидетели, причем он хорошо понимал, что приятели ждут от него ложных показаний в их пользу. Судья сказал, обращаясь к Ходже:
– У вас спор идет насчет пшеницы?
– Нет, насчет ячменя, – отвечал Ходжа.
– Не ячменя, а пшеницы! – накинулись на него приятели, вызвавшие его в свидетели.
– Чудаки вы! – сказал им Ходжа. – Коли надо врать, так не все ли равно, о чем врать, о пшенице или о ячмене!
Глава 3
Как известно, индийская литература созидалась за три или за четыре тысячи лет до нашего времени. В числе сокровищ санскритской литературы есть и сборники сказок, басен, разных смешных историй, анекдотов. Из произведений этого рода особенно славится «Панчатантра». Мы приведем здесь повесть о приключениях четырех глупых браминов, которая обычно присоединяется к спискам «Панчатантры».
В одной местности была объявлена санарахдана, т. е. большое публичное угощение, которое в особых случаях предлагается браминам. И вот четыре брамина, отправившиеся из разных деревень на этот праздник, дорогой случайно встретились и, узнав, что все направляются в одно место, порешили идти вместе.
По дороге с ними встретился воин, шедший в противоположную сторону. При встрече он приветствовал их, как водится, сложив ладони и произнося слово: «Сараниайа!» (Привет, владыко!), с которым обычно обращаются к духовным лицам. На это приветствие все четыре брамина в один голос отвечали тоже обычным словом: «Ассирвахдам» (Благословение). Воин, не останавливаясь, продолжил свой путь, и брамины тоже. В скором времени они подошли к колодцу, утолили жажду и присели отдохнуть под деревом. Сидя в тени, они не могли придумать никакой серьезной материи для беседы и долго молчали, пока одному из них не пришло в голову сделать замечание:
– Надо признаться, что солдат, которого мы сейчас встретили, человек очень умный и разборчивый. Вы заметили, как он сразу отличил меня среди других и обратился ко мне с приветствием?
– Да он вовсе не к тебе обращался, – возразил другой брамин. – Он мне кланялся.
– Оба вы ошибаетесь, – сказал третий. – Привет воина относился ко мне одному, он когда говорил «сараниайа», смотрел прямо на меня.
– Все это вздор! – сказал четвертый. – Он здоровался вовсе не с вами, а со мной. Ежели бы не так, то с какой же стати я бы отвечал ему: «ассирвахдам»?
Принялись они спорить и в споре до такой степени разгорячились, что едва не разодрались. Тут один из них, видя, что ссора их зашла слишком далеко, кое-как утихомирил других и сказал им:
– Зачем нам без всякой пользы впадать в гнев? Если бы мы даже наговорили друг другу всяких дерзостей, если бы даже разодрались, как какая-нибудь сволочь «судра» (люди низшей касты), то разве этим путем спор наш разрешился бы? Кто может решить этот спор успешнее того, из-за кого он возник? Ведь воин, которого мы встретили и который отдал привет одному из нас, вероятно, не успел еще далеко уйти. И, по-моему, нам лучше всего пуститься за ним вдогонку, и пусть он сам скажет, кому из нас четверых он отдал свой привет.
Совет показался благоразумным, и, следуя ему, все четверо повернули назад и во всю прыть помчались вдогонку за солдатом. Едва переводя дух от усталости, они, наконец, нагнали его верстах в четырех от того места, где встретили. Увидав его, они еще издали крикнули, чтобы он остановился, а затем, подбежав в нему, рассказали, какой у них вышел спор из-за его поклона, и просили его разрешить этот спор, указав того, кому он отдал поклон.
Воин, конечно, сейчас же понял, с какого рода людьми ему приходится иметь дело. Он, желая над ними позабавиться, с самым серьезным видом сказал им: «Я кланялся тому из вас, кто всех глупее». Затем, не говоря им больше ни слова, повернулся и пошел своей дорогой.
Брамины тоже повернулись и некоторое время шли молча. Но все они принимали слишком близко к сердцу этот спорный поклон и потому несколько времени спустя снова заспорили. На этот раз каждый из них утверждал, что поклон воина относился к нему, в силу самого объяснения, данного воином; каждый утверждал, что он глупее всех остальных и что поэтому поклон относился к нему. И снова спор довел их до бешенства и почти до драки.
Мухаммад Али. Принц на охоте
Тогда тот, кто раньше советовал обратиться для разрешения спора к воину, снова умиротворил своих спутников и сказал:
– Я вовсе не считаю себя менее глупым, чем каждый из вас, и в то же время каждый из вас считает себя глупее меня и двух остальных. Вот мы выругаем друг друга, как хотим, и даже можем подраться. Что же, разве таким путем мы решим, кто из нас самый глупый? Послушайте вы меня, бросьте ссориться. Недалеко отсюда есть один город; пойдем туда, явимся в судилище и попросим судей рассудить нас.