Страница 56 из 111
Сказанное в этой главе не означает, что все школьные классы по всей стране были похожи. Как показал историк Холмс, хорошо подготовленные и деятельные учителя, строго следуя программам, используя традиционные методы, пробуждали в детях тягу к знаниям, делали их равноправными участниками похода за знаниями, и все это несмотря на то, что школы находились под неусыпным контролем партии{500}. Из приведенных в этой главе высказываний и историй возникает удивительный образ Учителя: это и «редкий мастер» из Москвы физик Сафонов, отдающая все силы работе восторженная украинка, неподражаемый актер и выдумщик Виноградов, взявшая под свое крыло всю округу Ольшевская и «с видом таинственным» открывающий необычайное Солженицын. Сохранил свое лицо, невзирая на отношение «начальства» во время «прогрессивных» реформ 1920-х гг. и в процессе «овладения основами знаний» в 1930-е гг., выдержал проверку на прочность учительский корпус, несмотря на давление добивающихся тотального единообразия властей. Но не надо забывать, что в советских школах с доминирующей в них ролью учителя и навязанными сверху программами зачастую царили диктат и муштра.
Таким образом, учителя были участниками строительства школы времен сталинизма «снизу» и одновременно выступали проводниками политики «сверху». Советские источники и особенно свидетельства эмигрантов показывают, что политика в отношении школы после 1931 г. одобрялась учителями. Поддерживая курс на укрепление позиций педагога в школе, введение традиционных оценок успеваемости и стабильность программ, советские учителя тем самым содействовали упрочению сталинизма. Благодаря такой поддержке реформы образования 1930-х гг. в той же степени служили легитимизации советской системы, как и другие «консервативные» изменения того времени: ужесточение законодательства в отношении разводов и абортов, наказание чиновников за злоупотребление властью, восстановление иерархии в науке (введение ученых степеней), в армии (введение воинских званий) и среди рабочих и служащих (дифференциация зарплат){501}. Учителя в классах обрели власть над учащимися, это соответствовало формирующемуся сталинизму и способствовало его укреплению. Как будет показано в следующей главе, борьба за дисциплину в школах и за их стенами стала еще одной точкой соприкосновения между учительской практикой и политикой сталинизма.
Глава 6.
ЕСЛИ ДИСЦИПЛИНА ХРОМАЕТ…
В феврале 1938 г. неизвестный учитель послал письмо Сталину — «мудрейшему вождю и другу всех трудящихся» [строки из письма К. Э. Циолковского Сталину. — Примеч. пер.] начинающееся просьбой: «Терпеть больше невозможно, и ждать тоже. Необходимо быстро, решительно и окончательно привести в порядок начальную и среднюю школу». Согласно письму, в советских школах царит разруха, потому что в них «полностью отсутствует дисциплина и нет никакого уважения к учителям»:
«Заниматься в классе нельзя, уроки — это позор, а не уроки: шум, драки, сплошное подсказывание. Уроков ученики вовсе не готовят, за редким исключением. Учителя — это мученики. Чего они не терпят от учеников: дерзости — это обычное дело, но ученики их и оскорбляют, на уроках ведут себя как хотят, а много случаев есть, когда ученики избивали учителей».
Это письмо ставит под сомнение школьную политику тех лет: жестко требовалась стопроцентная успеваемость, а ученики угрожали учителям: «Это не мне плохая оценка, а тебе». Разбив в пух и прах учебные планы как «полную вакханалию», оценив учебники как «совершенно неудовлетворительные» и заявив, что «методики» специалистов не объясняют, «как учить детей», автор заканчивает свое письмо четырьмя рекомендациями:
«Что надо школе и учителю: 1. Выработать меры налаживания твердой и подлинно трудовой дисциплины. 2. Дать четкие программы, перечислив до мелочей, какой материал должен быть проработан, какие письменные работы сделаны. 3. Дать методы работы изучения материала, а то методистов много, а в методах учитель должен быть творцом, а творить-то могут единицы. 4. Дать хорошие учебники со строгой системой расположения материала».
Не подписав свое послание, автор заканчивает его голословным утверждением, что ситуация в школах в сто раз хуже, чем ее рисуют газеты и отделы образования{502}.
В письме звучит большая тревога за распределение в классах властных полномочий. В трактовке автора послания отношения «учитель — ученики» поставлены с ног на голову: ученики не слушаются, ведут себя вызывающе, даже шантажируют учителей. Такое развитие событий в советской школе угрожало всей системе образования; беспорядки на уроках не способствовали получению хороших знаний. Таким образом, в письме говорится об острой проблеме в процессе обучения, причем ее разрешение, по мнению автора, требует более откровенного обсуждения.
Все четыре рекомендации сводятся к усилению контроля: твердой дисциплине, ясным учебным планам, четкому проведению занятий и продуманно составленным учебникам. Ответственность за этот контроль ложится на учителей, которым необходимо завоевать авторитет в классах, и на высокое педагогическое начальство, которому надлежит «стабилизировать» методики, учебные планы и инструкции. Педагоги и власти могли бы действовать сообща и благодаря этому, по мнению автора письма, скорее достичь общей цели — восстановить пошатнувшийся авторитет учителя, навести порядок в классах, школах и советском обществе в целом.
Письмо написано в 1938 г., что делает его особенно примечательным. Все это время, после постановления ЦК партии 1931 г., советские власти старались навести порядок в школах: восстановить традиционную иерархию школьных отношений, добиться строгой дисциплины, расписать досконально, чему и как учить на занятиях. Однако через шесть с лишним лет, судя по этому письму, в школах царил хаос, а учителя оказались в подчинении школьников. Примеры издевательств учеников и бессилия педагогов, которые привел автор, говорят о тщетности усилий государства повысить авторитет учителей.
Удивляет также отсутствие всякой политической риторики. Кроме подобострастной тирады в адрес Сталина в первой фразе, ни ЦК партии, ни его постановления, ни какие-то другие политические приметы советской жизни не упоминаются. Наоборот, государственные институты вроде отделов образования обвиняются в плохой работе (результат которой — отсутствие дисциплины в классах), а также в распространении ложных сведений о положении в школах. Дети, судя по письму, своих педагогов не слушают и не слушаются, поэтому учителя-«мученики» взывают о помощи, чтобы добиться уважения, порядка в классах и дисциплины. По сути, письмо пронизано самой высокой политикой, но не обычной идеологической демагогией о партии и ее вождях, а вопросами политической расстановки сил в школе, где неправильное распределение ролей между участниками процесса обучения может привести к непоправимым последствиям.
В такой же политической игре, только «большой», участвовали все советские люди, каждому из которых была отведена своя роль.
Конфликты и противоречия, о которых шла речь в этом письме, сопутствовали всем культурным преобразованиям советского общества 1930-х гг. Вызревавшие в эти годы в Советском Союзе отношения, институты и взгляды имеют общее название «культура сталинизма». Говоря словами историка Коткина, «система ценностей, стиль поведения и догматы», составлявшие «культурное измерение» сталинизма, определяли общественное устройство и коллективные установки 1930-х гг.{503} Такой подход делает очевидным, что сталинизм укоренился в советском обществе гораздо сильнее, чем это может показаться, если сфокусировать внимание лишь на личности Сталина и на его партийно-государственном аппарате. На примере школы особенно хорошо видно, как взгляды на власть, на свои возможности и осознание себя определяли каждодневную жизнь советских граждан.