Лираэль

— Тебе придется снова взяться за колокольчики, ибо для той работы, что ждет тебя, понадобится много Мертвых.

Хедж отстегнул свою перевязь и осторожно передал ей. С времен хаоса, что наступил после поражения Керригора, у него остался еще один набор из семи колокольчиков от какого-то младшего чародея. Доставать их сейчас было бы небезопасно, потому что главную часть Королевства давным-давно оккупировал Король и его Королева Аборсен. Но сейчас волшебные колокольчики не были нужны Хеджу, да он и не смог бы взять их с собой туда, куда намеревался пойти.

Женщина взяла колокольчики, но не надела перевязь. Вместо этого она протянула правую руку ладонью вверх. Крохотная искорка блеснула на ладони; это было металлическое зернышко, светившееся белым огнем. Хедж вытянул руку, и зернышко, скользнув по ней, пропало под кожей, не оставив ни единой отметины. Хедж поднес руку к лицу, чувствуя силу металла. Он медленно сжал пальцы и улыбнулся.

У Хеджа были особые планы относительно этого зерна. Он знал самую плодородную почву, где оно могло бы принести наибольший урожай. Но, похоже, пройдет еще много лет до того, как Хедж сможет посадить зерно там, где оно больше всего навредит.

— А ты? — спросила женщина. — Что теперь будешь делать ты?

— Пойду на юг, Клорр Маски, — ответил Хедж, называя колдунью по имени (а он знал о ней гораздо больше), — на юг в Анселстьерру, за Стену. В страну, где я родился, хотя мой дух — не порождение ее бессильной земли. У меня много дел и там, и в самых дальних краях. Но я дам знать о себе, когда мне это понадобится. Или если услышу плохие новости.

Он повернулся и молча удалился. Ведь хозяину не обязательно прощаться со слугами.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая. ГРУСТНЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Старое Королевство.

Четырнадцатый год правления Короля Тачстоуна I

Сквозь глубокий сон Лираэль почувствовала, как кто-то трогает ее лоб. Мягкое, осторожное касание, прохладная рука на коже, пышущей жаром лихорадки. Она улыбнулась, ей было приятно это прикосновение. Затем сон стал другим, и брови нахмурились. Прикосновение теперь было не мягким и приятным, а грубым и тяжелым. Больше не прохлада, а обжигающий жар…

Лираэль проснулась. Мгновение спустя она поняла, что сдернула простыню и лежала лицом прямо на кусачем шерстяном матрасе. Подушка валялась на полу. Наволочка сползла во время очередного кошмара во сне и теперь свисала со стула.

Лираэль оглядела небольшую комнату, но других признаков ночных беспорядков не заметила. Ее простой платяной шкаф из оструганной сосны был закрыт на тяжелую стальную щеколду. Стол и стул стояли на своих местах. Учебный меч в ножнах висел на двери.

Прошлая ночь, пожалуй, была относительно спокойной. Иногда во время ночных кошмаров Лираэль ходила, говорила вслух и разбрасывала вещи, но при этом никогда не покидала своей комнаты, своей дорогой, любимой комнаты. Лираэль не могла вынести даже мысли о том, на что стала бы похожа жизнь, если бы ее снова заставили переселиться в общие семейные помещения.

Она закрыла глаза и прислушалась. Снаружи было тихо, а это означало, что пробуждающий колокол ударит еще не скоро. Колокол звонил в одно и то же время каждый день, заставляя семью Клэйр вылезать из постелей и вместе встречать новое утро.

Лираэль крепко зажмурилась и попыталась уснуть. Ей хотелось вновь почувствовать прикосновение нежной руки к своему лбу. Это прикосновение было единственным, что она помнила о своей матери. Не лицо и не голос — лишь прикосновение ее прохладной руки.

Сегодня ей отчаянно необходимо было это прикосновение. Но мать Лираэль давным-давно умерла, забрав с собой и тайну ее рождения. Она ушла, когда Лираэль было всего пять лет, без единого слова, без объяснений. Лираэль вообще никогда ничего не объясняли. Только передали известие о смерти матери, путаное сообщение с далекого Севера, которое пришло за три дня до ее десятого дня рождения.

Если она подумала об этом, значит, надежды заснуть уже нет. Лираэль еще раз попыталась заставить себя погрузиться в дрему, но, не выдержав, широко раскрыла глаза и несколько минут смотрела в потолок. Камень на потолке был все такой же холодный и серый, с маленькими розовыми вкраплениями.

Освещающий знак Хартии тоже поблескивал там, на фоне камня он казался теплым и золотым. Когда Лираэль проснулась, знак стал ярче, и сияние все усиливалось по мере того, как она спустила ноги с постели и принялась искать тапочки. Залы дома Клэйр обогревались паром от горячих источников и при помощи магии, но каменный пол всегда оставался холодным.

— Сегодня мне четырнадцать, — прошептала Лираэль. Она надела тапочки, но так и осталась сидеть на кровати.

Дни рождения не радовали ее с тех самых пор, когда накануне одного из них пришло известие о смерти матери.

— Сегодня мне четырнадцать! — еще раз произнесла вслух Лираэль. Одна мысль об этом причиняла глубокую боль. Ей четырнадцать лет, а значит, по законам внешнего мира, находящегося вне Ледника Клэйр, она уже могла считаться женщиной. А здесь ей все еще полагалось носить синюю детскую тунику. Ведь в семействе Клэйр переход ребенка в мир взрослых происходил не в соответствии с возрастом, а благодаря Дару Зрения.

Лираэль вновь зажмурила глаза, изо всех сил пытаясь увидеть Будущее. Все девочки ее возраста уже обладали Даром Зрения. Да и не только ее одногодки, но и многие из тех, кто помладше, имели этот Дар. Поэтому им разрешалось носить белые одежды и ожерелья из лунного камня.

Лираэль открыла глаза, так ничего и не увидев. Очертания комнаты расплывались перед глазами. Она смахнула слезы и встала с постели.

— Ни матери, ни отца, ни Зрения, — сказала она сама себе, открыла шкаф и достала полотенце. Эти слова она произносила чаще других, хотя они вызывали в ее душе взрыв боли. Как будто трогаешь языком больной зуб.

Может быть, скоро она услышит обращенный к ней голос Глашатая Стражи Девятого Дня. И тогда в утешение она скажет: «Ни матери, ни отца, зато у меня есть Дар Зрения».

— У меня будет Дар Зрения, — пробормотала Лираэль себе под нос, открывая дверь. На цыпочках она прокралась по коридору к ванным комнатам. Знаки Хартии вспыхивали, когда она проходила мимо них. Дверь в зал Юных была закрыта. Когда-то Лираэль стучала в нее, смеясь и вызывая других сирот на раннее купание.

Но это было много лет назад. Сейчас все ее бывшие подруги обрели Дар Зрения. Тогда Стражем Юных была Мерелл. Нынче же Стражем стала тетка Лираэль — Киррит. Услышав какой-нибудь шум, она появлялась из своей комнаты, одетая в бордово-белый банный халат, и требовала тишины и уважения ко сну Старших. Никаких исключений и поблажек для Лираэль она не делала, скорее наоборот. Тетка была прямой противоположностью Ариэль, матери Лираэль. Киррит как будто бы вся состояла из правил, инструкций и традиций.

Киррит никогда не покинула бы Ледник, чтобы отправиться неизвестно куда, а спустя семь месяцев вернуться с ребенком. Лираэль бросила злой взгляд на дверь Киррит. Тетка никогда не рассказывала племяннице о ее матери. Все, что Лираэль знала о маме и о своем происхождении, она почерпнула из разговоров старших, которые удавалось подслушать. Они же чаще всего обсуждали, что делать с девочкой, которая фактически… ничья.

От таких мыслей Лираэль почувствовала бессильную злобу. В ярости она расцарапала себе лицо так, что выступила кровь. Лишь шок от прыжка в холодную воду слегка отрезвил ее.

Царапины явственно проступили на коже, когда Лираэль расчесывала волосы перед общим зеркалом в раздевалке рядом с холодным бассейном. Потускневшее по краям зеркало высотой восемь футов и двенадцать — в ширину представляло собой прямоугольник из посеребренной стали. Чуть позже в нем отразятся лица четырнадцати сирот, живущих сейчас в зале Юных.

Лираэль ненавидела находиться перед зеркалом рядом с кем-то еще, потому что оно показывало ее отличие от других. У большинства Клэйр кожа была смуглая, они быстро загорали, когда бывали на склонах Ледника, и кожа становилась похожей на темный каштан. Волосы у них были светлые, глаза — голубые или зеленые. Лираэль на фоне сверстников выглядела как бледный сорняк среди ярких цветов. Ее белая кожа сгорала, вместо того чтобы загорать, глаза были темные, а волосы еще темнее.