Страница 60 из 212
Прямо противоположные сигналы шли из Ленинграда. Научный сотрудник Института русского языка АН СССР, член партии с 1920 г. И.А. Алексеев 9 марта написал Хрущеву письмо, в котором предложил: «Во всех партийных организациях поставить вопрос специально о Сталине в таком аспекте, является ли он государственным преступником». По его мнению, «большинство партии, по крайней мере, здоровая ее часть, все честные, не переродившиеся члены партии выступят и скажут: «Да, он является преступником против человечества, идейным вдохновителем убийств, совершенных бандой Берии и его предшественниками по кровавому террору»». Спустя несколько дней Алексеев выступил на собрании партийного актива Василеостровского района и сказал: «Товарищ Хрущев своим докладом сделал такой поворот в нашей партийной жизни, который должна поддержать партия… Испанская инквизиция меркнет перед тем, что было у нас… Что может сравниться с чудовищной феодальной эксплуатацией, которая имела место во время господства Сталина, когда его слова расходились с делом? Колхозы на грани нищеты…» Во время обсуждения резолюции Алексеев внес предложение «посмертно судить Сталина судом партии». Но его поддержали только 4 из 750 присутствовавших{711}.
На Владимирском областном партийном активе 13 марта председатель колхоза «Путь Ленина» (Кержачский район) Сыромятников предложил записать в резолюции, что ЦК правильно решил вопрос об осуждении культа личности, но сделал это поздно. По его мнению, необходимо также просить ЦК принять меры для того, чтобы в дальнейшем была исключена сама возможность возникновения культа личности. Однако его никто не поддержал. И, мало того, отдельные ораторы высказали соображение, что «не следовало бы выносить вопрос о культе личности на такое широкое обсуждение, а принимать постепенные и осторожные меры по преодолению последствий культа личности»{712}. Более смело ставились вопросы в записках, присланных в президиум собрания: «Почему же не могли противостоять этому произволу т. т. Хрущев, Молотов, Ворошилов и другие члены партии? Почему же они положили Сталина рядом с Лениным?.. Как понимать, что товарищ Хрущев предложил съезду почтить память Сталина? Какие меры приняты ЦК для предотвращения использования партии в целях самовозвеличивания со стороны отдельных авантюристов и перерожденцев, как это было со Сталиным? Будут ли какие указания по вопросу портретов И.В. Сталина?»{713}.
Записки сходного содержания подавались и на Свердловском областном партийном активе 12 марта: «Какую память мы должны хранить о И.В. Сталине? Как быть с наглядной агитацией (панно, портреты, бюсты, плакаты и т. д.), посвященной Сталину? Будет ли правильно, если портреты Сталина скромно убрать и заменить другими?»{714}.
Кое-где поспешили эту самую наглядную агитацию поменять, не дожидаясь указаний из центра. Так, первый секретарь Якутского обкома КПСС С. 3. Борисов, докладывая республиканскому активу о съезде, объявил, что «вместо знамени Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина теперь будет знамя ленинизма», и указав на установленное в глубине сцены изображение знамени с барельефами всех этих четырех вождей мирового пролетариата, сказал: «Такое оформление ошибочно допустили некоторые работники обкома». И уже в первый перерыв это оформление сцены было заменено портретом одного Ленина. Но об этом стало известно в Москве, и Отдел партийных органов ЦК КПСС по РСФСР «поправил т. Борисова»{715}.
Нельзя сказать, что весь партийный актив с энтузиазмом встретил доклад о культе личности. Председатель колхоза им. Сталина (Балаклейский р-н, Сталинградская обл.) Задаев делился своими сомнениями: «Какой-то тяжелый отпечаток ложится на душу. Мне приходилось в дни смерти Сталина проводить митинги в колхозах, и я видел, как колхозники со слезами на глазах переживали эту тяжелую утрату. И вот сейчас пойдем к колхозникам и будем обратное говорить. Не знаю, как у кого, но хватит ли силы до сознания колхозников довести это? Это тяжелый вопрос»{716}.
На Агрызском районном партийном активе в Татарии коммунист Назаров заявил: «Мы не можем выбросить Сталина из истории, ибо Сталин имеет определенные заслуги в прошлом и он прочно вошел в сознание советского народа». С ним не согласились Алексеев и Токмянин: «В историю можно войти по-разному, — возражали они. — Сталин допустил ничем неоправданное уничтожение кадров партии, и это ему нельзя простить»{717}.
Еще большая разноголосица во мнениях проявилась в низовых партийных организациях.
На вопрос своим респондентам «Слышали ли вы текст этого доклада лично на партийном или комсомольском собрании?», задаваемый студентами МПУ, 33% опрошенных в 1996 г., 18% опрошенных в 1997 г., 25% опрошенных в 1998 г. и 33% опрошенных в 1999 г. ответили, что да, слышали.
Кое-где из доклада не делали тайны ни для кого и на его заслушивание приглашали всех. Так, партийное собрание в СУ-19 Мосстроя было открытым, на него пригласили не только комсомольцев, но и беспартийных. В совхозе «Красный забойщик» (Днепропетровская область) доклад зачитывали и на профсоюзном собрании, то есть всем{718}. Читали (но не обсуждали) на собрании всего летного состава (включая беспартийных) Аэрофлота в Иркутске{719}.
Но отнюдь не везде доклад оглашали полностью. В Московском энергетическом институте, свидетельствовал один из преподавателей, зачитывали этот доклад в сокращенном виде. Изложение доклада слышали офицеры военного гарнизона Кубинка-1 И.Ф. Пыков и Г.М. Козлов{720}. В выдержках сообщался доклад на партсобрании в военном гарнизоне Ермолино (Калужская область){721}.
Не слышали доклада, но узнавали о его содержании от других 33% опрошенных в 1996,15% опрошенных в 1997 г., 32,5% опрошенных в 1998 г. и 33% опрошенных в 1999 г.
Не оглашался текст доклада перед студентами геологоразведочного техникума в Старом Осколе (правда, один из его преподавателей, Либерман, довольно подробно излагал его содержание на своих занятиях) и в некоторых школьных комсомольских организациях, напри-мер, в Звенигороде (а то, что слышал тогда вокруг один десятиклассник, «говорилось с какой-то неуверенностью и опаской»), в поселке Ромашково Одинцовского района и даже в Москве.
Но знала о содержании доклада из последующих обсуждений на собраниях и во время политучебы рабочая Занарской прядильно-ткацкой фабрики в Серпухове Н.С. Шайдурова. Продавщице из деревни Щучье Веневского района Тульской области В.С. Одиночкиной рассказывал о докладе ее муж, слышавший его на партсобрании. От мужа-писателя услышала о докладе московская домохозяйка В.П. Строковская{722}.
По радио, наверно зарубежному, слышали текст доклада московская школьница М.А. Харитонова, художник-оформитель в одном из московских НИИ М.Г. Данилов, шофер автобазы Центросоюза Н.В. Рыков, живший в селе Покровское рабочий Подольского п/я 1 А.Д. Арвачев, рабочая Волоколамской типографии В.И. Матисова. О передаче текста доклада по радио рассказывали еще 6 респондентов{723}.
Как же реагировала публика на услышанное? «Сталин серьезно подправлял тов. Хрущева по вопросу о создании звеньев и агрогородов. Не является ли это своего рода местью?» — интересовались в Вологодской области{724}. Командир танковой роты 23-й гвардейской механизированной дивизии (Московский военный округ) П.С. Деркач говорил другим офицерам: «Зачем все это опубликовали? Подшили бы все это в архив, чтобы не ворошить души народные и не опустошать их». Инженер-полковник Проектно-технического управления войск связи Советской армии С.И. Коновальчик заявлял: «После этого доклада не знаешь, кому верить… Теперь нет уверенности, что и другие руководители не наделают чего-либо подобного. Нет ли здесь ошибок в отражении деятельности Сталина?» Подобных сомнений не испытывал полковник в отставке Чурсин. Возмущаясь докладом, он говорил: «Где же был сам Хрущев, почему он тогда молчал, а сейчас, когда Сталин умер, начал на него лить всю грязь? Я что-то не особенно верю всем фактам, которые изложены в закрытом письме… Сталин воспитал меня с детского возраста на своих идеях, и я от этих его идей не откажусь и сейчас. Я был и буду о Сталине самых хороших мнений». Иначе думал обо всем этом начальник штаба 75-го отдельного учебного батальона майор Таратин: «Действия Сталина в отношении членов партии не вместимы ни в какие рамки, и ему нет места на нашей земле, его нужно куда-нибудь увезти и выбросить за пределами СССР». А старший инженер-лейтенант 9-й истребительной авиационной дивизии Игорь Чкалов, сын знаменитого «сталинского сокола» Валерия Чкалова, говорил майору Алексееву: «Хорошо, что я не вступил ранее в члены партии, так как сейчас не поймешь, кому верить: или товарищу Сталину, или линии товарищей Хрущева и Булганина». И пояснил: «Еще неизвестно, во что такая политика Хрущева и Булганина выльется, как на нее посмотрят рядовые члены партии. Найдутся и такие, которые положат свои партбилеты на стол ввиду несогласия с этой линией»{725}.