Страница 5 из 212
Можно согласиться и с утверждениями других историков, что, восстанавливая таким образом свое безраздельное господство в руководстве партией и страной, ближайшие соратники смертельно заболевшего вождя тщательно готовились к такому повороту событий, ибо оставить за бортом Президиума ЦК в одночасье два с лишним десятка его членов и кандидатов без предварительного сговора невозможно{34}. Другое дело, что теперь нам известно и то, что в этом предварительном сговоре у смертного одра Сталина активно участвовали далеко не все они, что фактически всем там заправляли два человека: Берия и Маленков.
4 марта было, наконец, опубликовано первое правительственное сообщение о состоянии здоровья Сталина. Оно было подготовлено не позже вечера 3 марта. И тогда же по решению бюро Президиума ЦК стали рассылать приглашения на пленум ЦК, первоначально намеченный на следующий день{35}. По каким-то причинам это мероприятие отложили еще на один день. А тем временем все или почти все вопросы передела власти взяли на себя Берия и Маленков. Если остальные члены бюро Президиума неотлучно дежурили парами у постели не приходящего в сознание генералиссимуса, то они все время находились наверху, о чем-то совещаясь, и лишь время от времени спускались к остальным. 4 марта Маленков диктует заведующему своим секретариатом А.М. Петраковскому список членов нового Президиума ЦК и нового Совета министров и собственноручно вносит в него поправки{36}.
5 марта состав правительства был утвержден на совместном заседании пленума ЦК КПСС, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР, начавшемся в 8 часов вечера и закончившемся через 40 минут. На нем присутствовали 118 из 124 членов ЦК, 102 из 111 кандидатов в члены ЦК, председатель Центральной ревизионной комиссии, 8 министров — не членов ЦК и 3 члена Президиума Верховного Совета — не члена ЦК. Председательствовал Хрущев. Министр здравоохранения Третьяков проинформировал о состоянии здоровья Сталина, а Хрущев посчитал нужным добавить:
— С самого начала болезни товарища Сталина у его постели непрерывно находятся члены бюро Президиума ЦК. Сейчас дежурит товарищ Булганин, поэтому он не присутствует на заседании{37}.
Затем слово было предоставлено Маленкову. Он сказал:
— Все понимают огромную ответственность за руководство страной, которая ложится теперь на всех нас. Всем понятно, что страна не может терпеть ни одного часа перебоя в руководстве. Вот почему бюро Президиума ЦК поручило мне доложить вам ряд мероприятий по организации партийного и государственного руководства… При выработке этих мероприятий мы исходили из того, что в это трудное время важнейшей задачей является обеспечение бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны, что в свою очередь требует величайшей сплоченности, недопущения какого-либо разброда и паники{38}.
После этого Берия заявил, что бюро Президиума, тщательно обсудив создавшуюся обстановку, «в связи с тем, что в руководстве партией и страной отсутствует товарищ Сталин», считает необходимым «теперь же назначить председателя Совета министров СССР» и рекомендует на этот пост Маленкова.
С мест раздались возгласы:
— Правильно! Утвердить!{39}
Маленков же, в свою очередь, оглашает другие предложения: назначить первыми заместителями главы правительства Берию, Молотова, Булганина и Кагановича, которые вместе с другими заместителями — членами Президиума ЦК (а это были Микоян, Сабуров и Первухин) составят президиум Совета министров. Кроме того, предстоит объединить целый ряд министерств. Берия возглавит объединенное министерство внутренних дел, Молотов — министерство иностранных дел, Булганин — министерство обороны. Председателем президиума Верховного Совета рекомендован Ворошилов. Для рассмотрения этих решений будет созвана сессия Верховного Совета. В ЦК же предлагается ликвидировать бюро президиума, оставив «как это определено уставом партии», один президиум. А «в целях большей оперативности» его состав сокращается до 11 членов (Сталин, Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович, Микоян, Сабуров, Первухин) и 4 кандидатов. Признано также необходимым, «чтобы товарищ Хрущев сосредоточился на работе в Центральном комитете КПСС»{40}. В заключение Маленков заверяет, что все эти предложения «выдвигаются всеми членами бюро президиума единодушно и единогласно»{41}.
Да, открыто никто из них не возражал. Хотя сомнения у некоторых и были.
Редактор «Литературной газеты», заместитель генерального секретаря Союза писателей и в этом качестве кандидат в члены ЦК КПСС К.М. Симонов, присутствовавший на этом заседании, следующим образом зафиксировал свои впечатления: «У меня было ощущение, что появившиеся оттуда, из задней комнаты, в президиуме люди, старые члены Политбюро, вышли с каким-то затаенным, не выраженным внешне, но чувствовавшимся в них ощущением облегчения. Это как-то прорывалось в их лицах, — пожалуй, за исключением лица Молотова — неподвижного, словно окаменевшего. Что же до Маленкова и Берии, которые выступали с трибуны, то оба они говорили живо, энергично, по-деловому. Что-то в их голосах, в их поведении не соответствовало преамбулам, предшествовавшим тексту их выступлений, и таким же скорбным концовкам их выступлений, связанным с болезнью Сталина. Было такое ощущение, что вот там, в президиуме, люди освободились от чего-то давившего их, связывающего их. Они были какие-то распеленатые, что ли»{42}.
Таким образом, на самом верху даже те, кто искренне скорбел, испытывали некоторое облегчение, перестав трепетать за собственную судьбу. Ведь у Сталина в сейфе были обнаружены не только технические записи разговоров его детей Василия и Светланы, но и досье на многих советских руководителей, в том числе на Берию{43}. Тот не скрывал радости и торжества. Но не одно лишь стремление обезопасить себя лично от возможных рецидивов недавнего прошлого сплачивало всех их в то время. Сказывалось и ощущение свалившейся на них ответственности, понимание необходимости перемен. Отступаться от тоталитарного принципа системы никто не собирался. Однако в том, что многое в ней предстоит поменять, мало кто сомневался.
Новое руководство не мыслило себя иначе, как только коллективным. Амбиции, и немалые, у определенной его части, конечно, были. Но Молотов был дискредитирован в глазах членов ЦК самим Сталиным. Хрущев пока предпочитал скрывать свои подлинные намерения на этот счет. То же самое можно сказать и о Берии. Его в данный момент устраивал тандем с формальным главою руководящего коллектива Маленковым, с помощью которого он до поры до времени и собирался проводить в жизнь свои планы. Сам Маленков, по определению историка Р. Медведева, был человеком без биографии, «не имел ни своего лица, ни собственного стиля», был «орудием Сталина»{44}. Он прекрасно знал, как тот пользовался своей властью, но не обладал его волей, решимостью и безоглядностью. Он слишком долго был на вторых ролях, чтобы действовать самостоятельно.
Можно согласиться и с мнением, что одна из главных причин перехода власти именно к коллективному руководству заключалась в том, что харизма Сталина, которая, согласно М. Веберу, некий магический дар пророков, создателей новых религиозных учений и строителей новых государств, особенно империй, не могла быть передана его наследникам вместе с занимаемыми им постами. Его власть определялась не должностями, которые он занимал. Он сам по себе являлся источником власти для всех остальных официальных институтов, ибо его авторитет в глазах подданных был основан на исключительных качествах, которые приписывались его личности, на своей репутации мудрого вождя и учителя, гениального полководца и т. п. Чтобы приобрести такой авторитет и такую репутацию, нужно чем-то увлечь большинство активного населения и прежде всего руководящие кадры управленческого персонала, элиту.