Страница 46 из 212
В связи с этим Микоян высказал свое мнение о рабочих советах, созданных на югославских предприятиях. Они показались ему похожими на производственные совещания, действующие на советских предприятиях, «но не такие, которые у нас некоторыми бюрократами загроблены», а на такие, какими они задумывались при создании.
— Можно быть за или против этого. Но скажите, что антимарксистского, что буржуазного в этом? Разве буржуазия стремится, чтобы рабочие управляли их предприятиями? Скорее всего в этом увлечение социальной демагогией. Но это объясняется положением дел.
— Они преследовали цель выступления против нас, обвиняя нас в бюрократизме, — согласился Хрущев.
— Надо себе представить положение югославов, — продолжал развивать свою мысль Микоян. — Им надо было держаться во что бы то ни стало. А в положении изоляции, под нажимом им было очень трудно. Вот они взяли и сказали рабочим: «Берите и управляйте. Расхлебывайте сами». А разве мы сразу перешли к нужным формам управления? Мы учились на собственных ошибках. А сколько у нас ошибок? Хотя бы то, что мы каждому колхозу приказывали сеять ячмень или овес, а другим — наоборот. Они знали, какая у них земля, глинистая или песчаная. А мы приказывали: посади, посей тем-то. Что марксистского у нас в этом было? Если бы это югославы сделали, мы бы разнесли их{522}.
По мнению Микояна, обвинять югославов в синдикалистском уклоне было бы не верно:
— У них собственность групповая вроде бы. На деле же собственность общенародная. Директора назначают органы власти… Что анти-марксистского в Югославии в этом отношении? Американцы такую систему не проводят, рабочие советы не создают на предприятиях. Может быть югославы и перебарщивают. Почему же мы можем перебарщивать, а они не имеют права?{523}
Тут Молотов не выдержал и решил подать реплику:
— Я считаю, что Президиум Центрального Комитета — марксистский центр. Но спорить по отдельным вопросам возможно.
— Не только возможно, но и необходимо, — согласился Микоян. — Разве можно без спора прийти к истине сразу?.. Споры будут. Но какие? Надо в споре убедить. Не надо приклеивать ярлыки, что, если ты не согласен с чем-то, то ты антиленинец. Я, товарищ Молотов, не высказываюсь против разногласий в Центральном Комитете. Я даже за то, чтобы они были. Но чтобы они изживались по-товарищески, с обсуждением, с обменом мнениями, с доказательствами. Мы много знаем случаев, когда под давлением критики откладывались вопросы до тех пор, пока мы не подумаем и не найдем какое-то другое, третье, серьезное решение. Это естественно и правильно. Что тут опасного?.. Я считаю, что и у товарища Молотова, и у любого из нас могут быть разногласия. Но каждый раз обзывать нас оппортунистами, антиленинцами недопустимо{524}.
Покончив с вопросом о возможности и даже полезности сопоставления разных точек зрения при принятии решения в коллективном руководстве, Микоян вернулся к обвинениям югославов в оппортунизме.
— Нельзя каждую сказанную чепуху приводить как программу борьбы с КПСС и СССР. Надо разделять: кто сказал, когда сказал и кому. Югославские руководители мобилизовали волю народа и создают тяжелую индустрию — базу социализма. Они не могли создать колхозы. Но ограничивают кулачество. Они не дают возможности для основания буржуазных партий. Что это? Разве это политические расхождения с ленинизмом? Мы были бы на их месте, так же бы по-ступили{525}.
Следующий оратор, главный редактор газеты «Правда» Д.Т. Шепилов, опровергая утверждения Молотова, «будто во всех документах ЦК и в речи на аэродроме, а также в докладе товарища Хрущева вместо анализа ошибок СКЮ в 1945 году, вместо выяснения того факта, что имели место отступления от ленинизма, везде выдвинута единственная причина — происки шайки Берии и Абакумова», призвал членов ЦК взглянуть на те документы, которые им были розданы, начиная с резолюции Коминформа 1948 г., и кончая «красной книжечкой», в которой также «указаны ошибки и отступления югославских коммунистов, сказано о роли государства, о классовой борьбе в переходный период и т. д.»{526}
Секретарь ЦК КПСС М.А. Суслов начал свою речь с теоретического обоснования такой внешней политики и тактики, которой «учил Ленин» и которая должна состоять в том, чтобы «дать максимум для того, чтобы, с одной стороны, наращивать и сплачивать миролюбивые антиимпериалистические и социалистические силы, использовать в своей борьбе всех и всяких возможных союзников (хотя бы и временно), а с другой стороны, — ослабить и разъединить силы несоциалистического лагеря, использовать противоречия внутри этого лагеря, изолировать и ослабить его главную силу — американский империализм, откалывать и удалять от империалистического лагеря неустойчивые или колеблющиеся силы или, по крайней мере, нейтральные из них, — те, которые не удалось ему привлечь на свою сторону»{527}.
Он тоже полагал, что Молотов «явно односторонне ворошил югославские выпады против Советского Союза и совершенно умалчивал о еще более крепких выпадах с нашей стороны»{528}.
По мнению Суслова, КПСС получила важный инструмент для воздействия и воспитания югославских коммунистов.
— А поставить вопрос так — что может служить альтернативой той политике, которую проводит наш Президиум сейчас по воздействию на югославских коммунистов? Только одно — нелегальная работа с перспективой вооруженной борьбы против нынешнего руководства. Этот расчет, товарищ Молотов, был у вас на вооружении. Он не оправдался. Да он и не мог оправдаться{529}.
Постоянные напоминания Молотова об осторожности и бдительности сами по себе имели бы известную ценность, полагал Суслов, если бы кроме них он развивал положительную платформу по улучшению отношений с Югославией, по улучшению и расширению возможности коммунистического влияния на СКЮ. Ведь и Президиум ЦК КПСС в своих решениях и письмах братским партиям тоже неоднократно напоминал о бдительности, о возможности рецидива оппортунизма и антисоветизма. — В чем же различие? Различие в том, что товарищ Молотов не имеет никакой положительной программы по данному вопросу и занимает позицию перестраховки и только перестраховки, позицию пассивности, глубоко чуждую марксизму-ленинизму, — сложил руки и сиди, жди неизвестно чего, поглядывая в разные стороны, как бы чего не вышло, бдительность проявляя{530}.
На вечернем заседании 11 июля первым выступил член Президиума ЦК КПСС, первый заместитель председателя Совета министров СССР и председатель Комитета по труду и заработной плате Л.М. Каганович. Он начал с того, что поставил вопрос:
— Отступаем ли мы от принципиальных позиций марксизма- ленинизма во имя каких-либо, хотя и частичных, выгод для интересов нашего государства?{531}
По его мнению, внимательное изучение доклада Хрущева, а также речей Булганина, Микояна и других показывает, что «мы не только не отступаем от принципов марксизма-ленинизма, а, наоборот,., опираясь на эти принципы.., укрепили позиции социализма и ослабили позиции империализма». Вместе с тем, он выразил сожаление по поводу того, что Молотов придал этому обсуждению некоторую неприятную, горькую приправу.
— Лучше было бы, если бы этого не было. Но, с другой стороны, для более глубокого понимания и этот спор сослужит хорошую пользу. Как говорится, нет худа без добра. Люди глубже, серьезнее поймут сущность этого вопроса и неправильных позиций товарища Молотова по этому вопросу, именно принципиальных позиций{532}. Теперь все видят и все признают, что мы одержали победу. Поддерживать старое очень легко, ума большого не требуется идти самотеком, потоком, конвейером. А вот повернуть конвейер и сказать, что он идет не туда, куда нужно, что это неправильно и вредно для государства, — вот эти политики признаются как крупные политики. В данном случае — это заслуга товарища Хрущева, заслуга ЦК, — под аплодисменты заявил Каганович{533}.