Страница 156 из 212
— Суровая зима, а затем жестокая засуха нанесли ущерб важнейшим сельскохозяйственным районам страны. Урожай получен ниже, чем в прошлом году, а озимые на миллионах гектаров погибли.
В данном случае все это соответствовало действительности: валовой сбор зерна снизился со 140 до 107 млн. тонн, то есть почти на 30%. Все расчеты на значительное увеличение заготовок рухнули: вместо намечавшихся 4,2-4,5 млрд. пудов удалось заготовить только 2,7 млрд. пудов (44,8 млн. тонн){2179}. Для смягчения остроты продовольственного положения и социальной напряженности пришлось прибегнуть к импорту зерна. Закупили за рубежом немало — 9,4 млн. тонн, то есть около 10% от всего урожая, или 25% от того, что государству необходимо было израсходовать{2180}.
Чтобы наконец-то добиться коренного перелома в развитии сельского хозяйства — цели, поставленной им еще десять лет назад, — Хрущев вынужден был пойти на серьезное переосмысление приоритетов.
— Можно ли, — ставит он вопрос, — и дальше в развитии зернового хозяйства идти по пути расширения посевных площадей?{2181}.
И отвечал:
— Видимо, в дальнейшем мы не можем идти по такому пути… Куда выгоднее теперь, когда лучшие земли уже освоены, направить средства на развитие химии, на производство минеральных удобрений. Советская страна располагает теперь реальными возможностями для того, чтобы в земледелии пойти по пути интенсификации, увеличения производства зерна с гектара пашни за счет значительного повышения урожайности{2182}.
По существу, он готов уже признать ошибки, допущенные в кукурузной кампании:
— Не должно быть приоритета какой-нибудь одной культуре… Та культура, которая в условиях определенной зоны дает наиболее высокий урожай, лучше оплачивает вложенный труд, эта культура в хозяйстве и должна быть такой культурой{2183}.
Даже «травополыцики» не вызывают у него теперь непримиримой враждебности. Он, правда, по-прежнему считает, что «ориентироваться в производстве кормов в расчете на луга — значит ожидать, как говорили в старину, что даст господь». Но ведь когда это еще в стране будет столько зерна, чтобы обеспечить животноводство концентрированными кормами. Так что и лугами пока что грех пренебрегать. Но их «надо окультуривать, известковать, не допускать закисления, а со временем придется для этого выделять и минеральные удобрения». И вообще «подходить к этому делу надо конкретно». Например, в Прибалтике «определенную роль играют и пастбища»{2184}.
Мало того, отвечая в заключительном слове на записку с вопросом о возможном возвращении Министерства сельского хозяйства в Москву, чтобы его сотрудники не тратили на дорогу по четыре часа, признал, что «вопрос заслуживает внимания», долго и путано объясняя затем, почему было принято такое решение{2185}.
Пленум ЦК КПСС одобрил предложенную Хрущевым программу химизации народного хозяйства, в том числе и его аграрного сектора. Он провозгласил главной и неотложной задачей «сосредоточение средств и усилий на создание мощной химической индустрии, чтобы в предстоящем семилетии резко увеличить производство минеральных удобрений, химических средств защиты растений и других химических продуктов для растениеводства и животноводства»{2186}. На реализацию этой программы предполагалось выделить крупные капиталовложения.
Данное решение по существу означало начало разработки нового курса аграрной политики, нацеленного на последовательную, глубокую и всестороннюю интенсификацию сельского хозяйства{2187}. Уже через два месяца, в феврале 1964 г., новый пленум ЦК КПСС объявил интенсификацию генеральным направлением в подъеме сельского хозяйства, столбовой дорогой развития его производительных сил. Осуществлять ее предусматривалось по трем главным направлениям. «Широкую химизацию земледелия и животноводства» должны были дополнить «всемерное развитие орошаемого земледелия» и «внедрение комплексной механизации в сочетании с электрификацией производства». Принципиальное значение имело и указание на специализацию производства как по зонам, так и отдельных хозяйств, на дальнейшее развитие специализированных совхозов вокруг крупных городов в целях «решения задач полного обеспечения потребностей страны в овощах и фруктах»{2188}.
Известной сенсацией стало выступление директора ВНИИ зернового хозяйства в Казахстане А.И. Бараева, на протяжении ряда лет подвергавшегося резким нападкам со стороны Хрущева за защиту чистых паров и пропаганду безотвальной обработки поля с сохранением стерни{2189}.
Комментируя решения пленума на совещании руководящих работников партийных и сельскохозяйственных органов 22 февраля 1964 г., Хрущев особо подчеркнул, что на реализацию данной программы уже в этом году выделены самые крупные за историю советской власти капиталовложения — 5 млрд. 400 млн. рублей. Рентабельно вести хозяйство, достойно оплачивать труд людей и обеспечивать накопления для расширенного производства позволяют, по мнению Хрущева, нынешние закупочные цены, особенно если сравнивать их с теми, что были в 1952 г.{2190}
Неожиданно зачитал он и отрывки из писем, в которых сообщалось о том, что «некоторые местные органы вопреки установленному порядку навязывают колхозам планы сева по культурам, бесцеремонно устанавливают структуру посевных площадей». Вряд ли Хрущев не ведал о том, что эта практика существует чуть ли не с момента принятия постановления ЦК 1955 г. о новом порядке планирования и что вызвана она была инициированными им самим кампаниями. Важно то, что сейчас он счел необходимым осудить ее и даже пригрозить тем руководителям, которые не сделают должных выводов:
— Возможно, что следует ввести закон (призывов было уже много), который бы карал тех, кто нарушает принятые постановления. Тогда ответственность будет не только в партийном, но и в уголовном порядке. Тогда будет меньше любителей командовать колхозами, администрировать{2191}.
«Последний романтик» или «последний коммунист», каковым его считают некоторые сегодняшние публицисты и историки, Хрущев сам был подвижником по своей натуре и хотел бы видеть таковыми всех советских людей, и в «низах», и в «верхах». Но ни там, ни тут никто, в сущности, уже не хотел или же не мог двигаться. В этом для него лично заключалась коварная ловушка: лишенная былого страха система все более и более утрачивала остатки своей эффективности, на уговоры и призывы реагировала слабо. Хрущеву хотелось бы, чтобы все его благие пожелания немедленно превращались в быль, а получалось только то, на что были способны аппарат и народ. Коренную причину этого ему было не понять, он раздражался, выходил из себя, обрушивал свой гнев на окружавших, усиливал свои нападки и на партийно-государственный аппарат.
К этому способу оправдывать себя в глазах простых людей нередко прибегают правители авторитарного склада. Часто он дает немалые результаты. Но в данном случае эффект получился обратный: популярности не прибавилось, а аппарат стал сплачиваться для отпора. Внешне все оставалось по-старому. Хрущев ругал членов Президиума ЦК, министров и генералов, местных руководителей, грозил найти им всем скорую замену. Они же публично его славословили и говорили о «великом десятилетии» его нахождения у руля партии и государства. А между собой жаловались друг другу на его своеволие и грубость. Секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов несколько раз звонил помощнику Хрущева по международным делам О.А. Трояновскому и, зная, как к тому хорошо относится «первый», просил его посоветовать Никите Сергеевичу дать возможность коллегам высказать ему все, что у них накипело. Вспоминая позже об этих звонках, Трояновский ничего не говорит о том, выполнил ли он просьбу{2192}. Вряд ли.