Страница 13 из 212
Реалистичнее, чем раньше, новое советское руководство смотрело и на проблемы внешней политики. Оно стало проявлять большую готовность к разумному компромиссу в тупиковых ситуациях. Было объявлено об отказе от каких бы то ни было территориальных претензий к Турции. Были восстановлены дипломатические отношения с Израилем, разорванные в разгар «дела врачей». Предпринимались шаги по нормализации отношений с Югославией. Дано согласие на заключение перемирия в Корее.
Той же весной, уже через два-три месяца после смерти Сталина, новое советское руководство в лице Маленкова, Молотова, Берии и Хрущева в беседе с венгерским лидером М. Ракоши рекомендовало ему разделить посты главы партии и главы правительства, «поскольку неправильно сосредоточивать слишком большую власть в одних руках». Сами они уже сделали это. Причем решили впредь руководителя партийного аппарата не именовать генеральным секретарем, а всего лишь первым секретарем. Делясь своими планами в области внутренней и внешней политики, они утверждали, что намерены «резко повысить жизненный уровень трудящихся», для чего собираются снизить темпы роста капиталовложений в тяжелую промышленность и вообще те капиталовложения, которые медленно амортизируются, не скоро начинают приносить доход, зато всеми средствами станут наращивать производство товаров народного потребления. В этих же целях будут сокращаться военные расходы и одновременно с этим предприниматься попытки смягчить международную напряженность посредством соответствующей мирной политики. И обо всем этом преимущественно говорил Берия. Остальные ему поддакивали{152}. Но, как стало ясно чуть позже, не очень-то искренне.
В конце мая 1953 г. в Президиуме ЦК КПСС обсуждалось положение в Германской Демократической Республике: там было неспокойно и отмечалось «серьезное недовольство», наиболее явственно выразившееся «в массовом бегстве жителей ГДР в Западную Германию» (440000 человек за последние два года, в том числе 120000 в этом году, из них 2718 коммунистов){153}. В Министерстве иностранных дел была выработана рекомендация немецким товарищам «не проводить форсированную политику строительства социализма». Берия же предложил выкинуть из текста слова «форсированную». Молотов был в недоумении:
— Неужели же не ясно, что документ в такой редакции означает отказ от построения социализма в ГДР и капитуляцию перед американцами?
Его поддержали Хрущев, Булганин и другие. Однако Берия продолжал настаивать на своем, ибо полагал, что для СССР и его союзников гораздо выгоднее иметь в Европе не фронтовую линию, разделяющую два противоположных мира и две Германии, а обширную нейтральную полосу:
— Нам нужна мирная Германия. А будет ли там социализм или не будет, нам все равно.
Поскольку к определенному выводу не пришли, создали комиссию из Маленкова, Берии и Молотова. Но им так и не пришлось собраться. Вечером, после заседания, на традиционной прогулке Маленкова, Берии и Хрущева по Кремлю последний уговорил уступить Молотову{154}.
Вынужденный отказаться от своего предложения, Берия, тем не менее, решил позвонить Булганину и посоветовать ему подумать, но не над германским вопросом, а о своем дальнейшем пребывании на посту министра обороны. В том же духе говорил с ним и Маленков. Булганин поспешил поведать об этом Хрущеву. Тот приободрил его, сообщив, что говорил в свою очередь с Молотовым, который остался очень доволен оказанной ему поддержкой и предложил даже перейти с ним на «ты»{155}.
Вслед за этим Хрущев явился к Маленкову и сказал:
— Послушай, разве ты не видишь, куда все это ведет?.. Берия ножи точит… Пора дать отпор… Мы должны отвергнуть его планы.
Согласившись с ним, Маленков спросил, что тут можно поделать. Хрущев пояснил, что он уже обменивался мнениями с Булганиным.
— Уверен, что и остальные присоединятся к нам, если наши аргументы будут основываться на твердой партийной позиции. Дай всем нам хоть раз высказаться, и ты увидишь, что получится… Давай попробуем{156}.
Повестку дня следующего заседания Президиума ЦК он предлагал составить таким образом, что в ней оказалось несколько вопросов, по которым Берия должен был остаться в одиночестве.
1.1.3. Июнь 1953 года
Тем временем, 2 июня в Москву были вызваны руководители ГДР, только что снова плеснувшие керосина в огонь, объявив о десятипроцентном повышении норм выработки на всех промышленных и строительных предприятиях. Берия вручил им распоряжение Совета министров СССР «О мерах по оздоровлению политической обстановки в Германской Демократической Республике», в котором курс на ускоренное строительство социализма объявлялся ошибочным и главной причиной «в высшей степени неудовлетворительного политического и экономического положения». А далее следовали рекомендации распустить те сельскохозяйственные производственные кооперативы, которые были созданы недобровольно или оказались нежизнеспособными, квалифицировать как преждевременную политику ограничения и вытеснения среднего и мелкого частного капитала, смягчить систему налогообложения частных предпринимателей, вновь выдать им, а также лицам свободных профессий продовольственные карточки, снизить темпы развития тяжелой промышленности и резко увеличить производство потребительских товаров, сделать уже в ближайшее время возможным отмену карточной системы распределения продовольствия, пересмотреть приговоры и выпустить из заключения лиц, «привлеченных к ответственности без достаточных на то оснований», положить конец голому администрированию в отношении служителей культа. И, наконец, «проводившуюся до сих пор пропаганду необходимости перехода ГДР к социализму следует рассматривать как ошибочную, поскольку она толкает партийные организации СЕПГ на слишком упрощенные и поспешные шаги как в социальной, так и в экономической областях»{157}.
Затем в ЦК КПСС с ними, в присутствии командующего группой советских войск в Германии генерала армии А.А. Гречко и его бывшего политического советника, а теперь верховного комиссара СССР в Германии В.С. Семенова два раза, 3 и 4 июня, встречались Берия, Маленков, Хрущев, Булганин, Микоян и другие члены коллективного руководства. И на обеих встречах, носивших марафонский характер, речь шла о пересмотре всей политики. Как можно судить из собственноручных записей председателя Совета Министров ГДР О. Гротеволя, сделанных им за столом переговоров, Берия и Маленков очень настойчиво указывали на серьезность положения и необходимость радикальных перемен. Берия сказал, что немецких товарищей не собираются в чем-то упрекать, ведь «все мы участвовали в ошибках», но сложившуюся ситуацию нужно «немедленно и решительно выправить». Каганович видел особенно тревожный признак в массовом бегстве граждан ГДР на Запад. А Маленков предостерег:
— Если мы не внесем коррективы сейчас, наступит катастрофа! При этом он потребовал сделать это открыто, не опасаясь потери
престижа. Молотов его поддержал, заметив, что, поскольку совершено много ошибок, их нужно «исправить так, чтобы это увидела вся Германия»{158}. Немцам потребовались немалые усилия, дабы преодолеть шок от услышанного.
11 июня Совет Министров ГДР исправил «ошибки, допущенные в снабжении населения, в налогообложении и сельскохозяйственных поставках», отменив ограничения в выдаче продовольственных карточек, снизив коммерческие цены на продукты, содержащие сахар, прекратив принудительные меры по взиманию налоговой задолженности с крестьян, ремесленников и частных предприятий, восстановив льготные проездные тарифы для рабочих, служащих, учащихся и инвалидов, обещав пересмотреть все следственные и судебные дела, «чтобы немедленно устранить неправильные решения»{159}. Однако такой поворот на 180 градусов все же оказался запоздалым. Мало того, он не только не погасил народное волнение, но и подхлестнул события: веры в то, что коммунисты реально готовы начать перемены, не прибавилось, зато возникло ощущение, что после смерти Сталина железная хватка ослабла, а руководство СЕПГ в растерянности.