Страница 26 из 50
– Убьем ненавистных чаков! – гаркнул командир.
– Убьем ненавистных чаков! – грянули хором остальные. Последовал ряд яростных воплей и движений, призванных, по всей видимости, обозначать смертоносную пляску войны.
– Баррака! – пронзительно прокричал главный. Отточенная сталь засвистела в воздухе. Мужчины взревели во все глотки:
– Рака! Ка! Ка! Ка!
И:
– Убьем ненавистных чаков!
Так повторялось много-много раз, и с каждой минутой бородачи все больше входили в раж. Вскоре они уже топали ногами, багровые от злости, готовые давить и сокрушать кого или что угодно.
Близнецы смотрели на эту сцену с нарастающей тревогой, и только Мампо восторженно вторил воинственным танцам. Больше всего ему понравились чудные прически.
– Как они это делают? – бормотал мальчик, накручивая на пальцы свои жесткие волосы. – Видали, а? В каждой косичке по нитке! Красные, белые, желтые, зеленые… Точно радуга!
– Заткнись.
Громыхнул увесистый замок. Дверь отворилась и впустила мужчину, в точности такого же, как и те, что маршировали по плацу, разве что чуть постарше и поприземистей. Охранник шумно пыхтел, держа в руках целую гору еды.
– Не вижу смысла, – бурчал он, опуская огромный поднос. – Все равно вас наутро вздернут. Верно, Морах так пожелала.
– Морах! Вы о ней знаете? – встрепенулась Кесс.
– Кто же не слышал про Морах? – хмуро усмехнулся бородач. – Она ведь приглядывает за каждым. Даже за мной.
– Вы хотели сказать, защищает?
Стражник расхохотался.
– Надо же, защищает! А как же. То бурю нашлет, то болезнь, то вдруг дойная корова без причины сдохнет. Вот погодите, она и о вас позаботится. Сегодня – как огурчики, а завтра болтаться вам в петле. Да-да, Морах приглядит за любым, будьте спокойны.
На подносе оказались кукурузные лепешки с сыром и молоком. Первым, разумеется, на еду накинулся Мампо. Немного подумав, близнецы обстоятельно присоединились к нему. Охранник прислонился к стене и подозрительно сощурился.
– Мелковаты вы для лазутчиков, – заметил он.
– Мы не лазутчики, – насупилась Кестрель.
– Презренные чаки, не так ли?
– Нет.
– Еще соврите, что вы барраки!
– Нет…
– А кто не баррака, тот и есть самый настоящий чака, – попросту рассудил стражник.
Девочка не нашла что возразить.
– Чаков мы убиваем, – солидно прибавил бородач.
– Красивые у вас волосы, – вмешался Мампо, разделавшись со своим ужином.
– Тебе нравится?
Похвала явно застала мужчину врасплох. Впрочем, нельзя сказать, чтобы слова юного узника ему не польстили. Стражник немилосердно подергал себя за косички.
– На этой неделе решил попробовать голубой и зеленый.
– А трудно их заплетать?
– Не то чтобы трудно… Надо лишь руку набить, должно ведь получаться равномерно и туго.
– Могу поспорить, что вы в этом дока.
– Да уж, не новичок, – ухмыльнулся охранник. – А ты, я гляжу, смышленый парень. Для презренного чаки, конечно.
Всякая враждебность улетучилась из его голоса. Близнецы только диву давались.
– Голубой идет к вашим глазам, – продолжал Мампо.
– Так и задумано, – кивнул бородач. – Многие предпочитают красные, горячие оттенки, а мне по душе холодные.
– Наверно, с моими волосами даже вам не справиться, – тоскливо вздохнул мальчик. – Хотел бы я походить на вас.
Мужчина смерил пленника задумчивым взглядом.
– Почему бы и нет. А чего, это без разницы, ты ведь почти что покойник. Тебе какой цвет?
– Не знаю. Какие у вас есть?
– Да любые, на выбор.
– Тогда я хочу все, – загорелся ребенок.
– Да уж, со вкусом у тебя нелады. – Охранник почесал в затылке. – С другой стороны, в первый раз…
И вышел из темницы.
– Честное слово, Мампо! – воскликнула Кестрель, когда Железная дверь затворилась. – Нас хотят повесить, а ты нашел, о чем думать!
– О чем же еще?
Стражник вернулся с расческой и мешком, полным пестрых мотков. Усевшись на пол со скрещенными ногами, бородач занялся волосами мнимого лазутчика. Чем дальше продвигалась работа, тем охотнее мужчина болтал с юными пленниками. Поведал, к примеру, что зовут его Салимба и что в обычное время он работает на ферме. Рассказал о несметных стадах Омбараки. Тысяча с лишком коров, а еще козы и длиннорогие овцы мирно паслись на лугах этого гигантского поселения на колесах. Девочка решила воспользоваться дружелюбием охранника и вытянуть побольше сведений: вдруг пригодится. Первым делом, кто такие чаки?
Салимба осклабился и погрозил пальцем.
– Меня не проведешь, хитрющая… Вот, какой пурпурный, как играет! Не мешало бы тебе иногда мыть голову, парень.
– Знаю, – вздохнул Мампо.
– И что, чаки давно враждуют с барраками? – не сдавалась Кестрель.
– Спросила, надо же! Не то слово – «враждуют». Вы, чаки, бессердечно истребляли нас веками! Думаете, мы забыли кровавую Резню Полумесяца? Или подлое убийство Раки Четвертого? Не бывать этому! Барраки не смирятся, пока дышит на свете хоть один презренный чака.
Мужчина так разволновался, что у него впервые дрогнула рука и косичка пошла наперекосяк. Выбранившись, охранник распутал тонкие пряди, чтобы начать сызнова.
Девочка повторила вопрос, только в более вежливой форме:
– Значит, барраки в конце концов победят?
– Это уж непременно.
По словам Салимбы, каждый местный юноша с шестнадцати лет числился на армейской службе и ежедневно проходил военное обучение. Стражник мотнул головой в сторону плаца, где только что завершились очередные занятия. Каждый из доблестных рекрутов имел еще и мирное ремесло – трудился матросом, плотничал или пас на лугах скотину, однако первым и главным долгом была защита Омбараки. Услышав боевой рог, любой мужчина бросал свои дела, цеплял на пояс острый меч и являлся в означенное место. И люди шли добровольно, многие даже бежали со всех ног. Ведь истинный баррака больше всего на свете мечтает увидеть крушение Омчаки. И великий день придет, придет обязательно, ибо на то воля Морах.
Охранник провозился целый час, зато и плод его усилий поражал воображение. Грязнуля смотрелся фантастически. Его жесткие, перемазанные волосы торчали над головой, как острые иглы. Салимба и сам никогда не видел подобного, однако же отметил:
– Что-то в этом есть…
И довольно причмокнул губами.
Зеркала в темнице, понятное дело, не оказалось, а мальчику очень хотелось увидеть себя со стороны.
– Ну чего, как? Тебе нравится, Кесс? Нравится?
Девочка потрясенно молчала. Радужный дикобраз – ну и ну!
– Ты совсем другой, – наконец выдавила она.
– Лучше, да?
– Просто… другой.
Тут охранник догадался перевернуть поднос блестящей поверхностью наружу и протянул его Мампо. Дурачок восхищенно замер, глядя на размытое отражение своей разноцветной головы.
– Большое спасибо, – выдохнул он. – Я так и знал, что у вас получится.
Громкий топот, раздавшийся в коридоре, вернул и стражника, и юных узников, так сказать, с неба на землю. Салимба поспешно скорчил мрачную мину и кинулся отпирать дверь.
– Пленные, встать! – рявкнул он. Дети повиновались.
В темницу вошел господин преклонных лет с длинными седыми косами, вплетенными даже в бороду. За его спиной, грозно сложив на груди волосатые руки, высилась дюжина бравых вояк. Старик покосился на радужноголового Мампо, но притворился, что ничего не заметил.
– Я – Кемба, советник Раки Девятого, Военачальника барраков, Сюзерена Омбараки, Главнокомандующего Ветряным флотом и Властителя Равнин, – провозгласил он. – Стражник, оставьте нас!
Салимба тихо удалился, дверь затворилась. Главнокомандующий прошагал к окну и выглянул на улицу, задумчиво теребя бесчисленные косички. Затем испустил вздох и повернулся к детям.
– Ваше присутствие здесь крайне нежелательно и создает массу неудобств, – промолвил он. – Хорошо, что завтра все будет исправлено.
– Мы никакие не чаки, – подала голос Кестрель.
– Конечно чаки, кто же еще. Не барраки же.