Страница 7 из 35
Станет ли Геринг хорошим командиром этого наиболее известного германского авиасоединения? Боденшац твердо это утверждал, но именно его убежденность заставила других усомниться в этом. Все другие пилоты категорически это отрицали, но на их объективность в значительной степени повлияла зависть. Однако у Германа Геринга не оказалось ни времени, ни возможности проявить себя в должности командира: приняв командование 14 июля 1918 года и возобновив полеты на следующий же день, он оказался между молотом и наковальней, поскольку в тот момент расклад сил стал катастрофически меняться не в пользу Германии: британские дивизии, прижатые к Ла-Маншу, выстояли, а французы в июне остановили немецкое наступление в районе Шмен-де-Дам. Тут еще и американцы начали принимать более активное участие в боевых действиях, союзные танки действовали очень эффективно. И к середине июля, когда началась вторая битва на Марне, немцы оказались столь же уязвимыми, как и во время первой битвы: их войска были измучены, а пути снабжения чрезвычайно растянуты…
Несмотря на отвагу летчиков, немецкая авиация уже не имела возможности оказывать серьезное влияние на исход битвы, тем более что авиация союзников превосходила немецкую числом самолетов. Уже 15 июля в военном дневнике Геринга появилась такая запись: «Множество боев с большим числом самолетов противника в долине Марны. […] Во второй половине дня отмечена повышенная активность авиации противника на всех высотах. Особенно активно ведут себя крупные формирования одноместных английских истребителей. […] Совершили 99 боевых вылетов. Активность противника продолжает возрастать». Восемнадцатого июля эскадра «Рихтгофен» сбила девять французских и два английских самолета, а Геринг записал на свой счет 22-й сбитый им самолет союзников. Но в то же время он отметил в своем рапорте: «Количество английских одноместных истребителей возрастает […], французские двухместные самолеты постоянно летают плотным строем и незамедлительно атакуют, в основном на малой высоте. Это двухмоторные самолеты “Кодрон”, чью броню не пробивают наши пули. Я лично атаковал 15 июля один “Кодрон”, потратив на него практически весь боезапас. Но “Кодрон” продолжал полет, не обратив на меня ни малейшего внимания». В это, конечно, трудно поверить, но последние модели поступивших на вооружение союзной авиации «сопвичей», «бристолей», «ньюпоров», SPAD, а также истребитель RAF S.E.5 имели более высокие летно-технические характеристики, нежели немецкие «фоккеры», «пфальцы», AEG, «альбатросы» и «хальберштадты». А главное, союзных самолетов было значительно больше…
С 26 июля по 21 августа Геринг находился в отпуске, а когда вернулся на фронт, обстановка там сильно осложнилась. После провала второго наступления кайзеровской армии на Марне контратаки войск Антанты встречали значительно меньшее противодействие со стороны немцев. Восьмое августа стало черным днем для немецких войск: под Амьеном им пришлось отступить на 14 километров. Союзники захватили 22 000 пленных и 400 немецких орудий. Эта катастрофа стала концом наступательных действий Германии и началом целой череды отступлений, ускоренных в начале сентября уничтожением суассонского выступа. Моральный дух немецкой пехоты, остававшийся весьма высоким в течение четырех лет войны, начал падать при первых же отступлениях под Лиллем, Дуэ, Камбре и Сен-Кантеном. Для немецкой авиации это означало необходимость постепенно оставлять аэродромы передового базирования, которые попадали в зону досягаемости огня артиллерии противника. Кроме того, личный состав эскадры «Рихтгофен» за неимением зенитных пушек не имел возможности с земли противостоять налетам французских бомбардировщиков, и летчикам-истребителям приходилось все чаще сокращать радиус своих действий, чтобы защитить собственные базы.
Эскадра теряла чуть ли не по два сбитых самолета ежедневно, не считая раненых. Пилоты были утомлены, самолеты до крайности изношены, не было запчастей, а вскоре начались перебои с топливом. А ведь эскадре надо было биться за господство в небе над Мецем, Седаном, Мобежем и Монсом… То, что Герингу удавалось сохранять боеспособность своего подразделения и поддерживать на должной высоте моральный дух подчиненных в таких катастрофических условиях, свидетельствует об его командирских и организаторских качествах. Но к середине сентября в «Рихтгофене» осталась лишь половина летного состава – 53 летчика и сержанта, – а также 473 рядовых, включая поваров, снабженцев и охрану. И поэтому никто не удивился, когда в часть пришел приказ кронпринца: «В связи с тяжелыми потерями, понесенными истребительной эскадрой, приказываю переформировать ее в истребительную эскадрилью. Ей предписывается действовать совместно с 3-й авиационной эскадрой под командованием Грейма[13]».
Авиационное подразделение «Рихтгофен», уменьшавшееся, словно шагреневая кожа, постоянно передвигалось, стараясь не подвергаться атакам противника: Гюиз, Каппи, Стене, Марвиль… В каждом новом месте Геринг и его люди получали новости из тыла, и эти вести оказывались еще тревожнее, чем обстановка на фронте: 3 октября принц Максимилиан Баденский был назначен канцлером, и, по некоторым слухам, он якобы при посредничестве Швейцарии обратился к Соединенным Штатам с предложением начать переговоры о перемирии. Болгария только что капитулировала без боя, после чего ожидалось падение Турции и распад Австро-Венгрии. Из самой Германии постоянно поступали тревожные известия: 26 октября Людендорф подал в отставку, 28 октября немецкий флот отказался выйти в море для того, чтобы с честью погибнуть, и восстал. Советы матросских и солдатских депутатов захватили Киль и другие порты на севере Германии. Волнения моментально охватили армейские части, расквартированные поблизости. Тем временем во Франции отступающие немецкие пехотные части, проследовав через расположение базы эскадрильи «Рихтгофен» в Марвиле, принесли новости о неудержимом наступлении союзников на широком участке фронта, а когда подтвердилось, что французы и американцы во многих местах форсировали реку Мёз, в журнале боевых действий эскадрильи «Рихтгофен» появилась запись об очередном отступлении:
«7 ноября. Напряженные бои на восточном берегу реки Мёз. Противник опять продвинулся на восток. Необходимо эвакуироваться с аэродрома Марвиля. Отходим на своих грузовиках в направлении Теланкура. Аэродром западнее города находится в ужасном состоянии, взлетная полоса усеяна бугорками, покрытых травой участков крайне мало, казармы умеренной комфортности. Дожди и облака».
8 ноября. Занялись оборудованием аэродрома и казарм. Пасмурно. Плотная облачность».
Но в журнале боевых действий подразделения в тот день остались незафиксированными другие, более важные события: на улицах Берлина произошло несколько стычек, солдаты стреляли в своих офицеров, в Компьенском лесу проходили переговоры между маршалом Фошем и немецкой комиссией по заключению перемирия под руководством Маттиаса Эрцбергера. А потом, вечером того же дня, в Марвиль пришла новость, которая была обнародована только на следующий день: кайзер Вильгельм намерен отречься от трона, а король Баварии Людвиг III за два дня до этого бежал из дворца…
Утром 9 ноября, когда в Берлине была провозглашена республика, а в Мюнхене запестрели красные знамена, Геринг собрал своих офицеров и сказал им, что, несмотря на растерянность политиков и штабов, эскадрилья «Рихтгофен» непременно должна сохранять единство. Если часть атакуют солдаты-предатели, подразделение будет защищаться с применением оружия. Дух коллективизма явно не угас: в ту ночь офицеры истребительной эскадрильи «Рихтгофен» стояли на часах вместе со своими подчиненными, их командир тоже был с ними.
На следующий день в подразделение из штаба 5-й армии поступили противоречивые приказы: отступать на Дармштадт, оставаться на месте, сдаться американским войскам… Геринг решил выполнить приказ, с которым был согласен сам: имущество отправится в Дармштадт наземным маршрутом, а самолеты вылетят туда. Но из-за тумана в тот день не представилась возможность взлететь, а на следующий день, утром 11 ноября, штабной офицер доставил новый приказ верховного командования: снять с самолетов вооружение и перегнать их в Страсбург для передачи французам. Прибывший офицер уточнил, что невыполнение приказа может помешать переговорам о перемирии. Посоветовавшись с ближайшими соратниками – Боденшацем, Удетом, Левенхардтом и Лотаром фон Рихтгофеном[14], – Геринг согласился отправить в Страсбург пять самолетов, а остальные, как и было предусмотрено, в Дармштадт. Пять самолетов вылетели в Страсбург, и летчики, следуя указаниям Геринга, при посадке опрокинули все машины через носовую часть, сделав их непригодными к использованию. Остальные самолеты полетели в Дармштадт, но четыре пилота заблудились в тумане и сели в Мангейме. Аэропорт этого города находился под контролем революционного совета рабочих и солдат, которые конфисковали все бортовое вооружение для собственных нужд. Узнав об этом, Геринг отправил в Мангейм эмиссаров с ультиматумом: или оружие будет возвращено незамедлительно, или его самолеты совершат налет на аэродром и разгромят его. Революционеры сразу же все отдали, и самолеты вернулись в Дармштадт, где и были приведены в негодность. В тот вечер Геринг записал в журнале боевых действий своей эскадрильи:
13
Это тот самый Роберт Риттер фон Грейм, который активно участвовал в двух мировых войнах.
14
Младший брат Красного Барона. Его кузен Вольфрам тоже в конце войны служил в эскадрилье «Рихтгофен».