Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 17



Интересное объявление. А интересно в нем вот что. Богослужение-благословение Далай-ламы планируется провести на стадионе подобно заурядным стандартным торжествам. 25-летие Бурятской АССР падает на 1948 г. – 10 лет как закончился разгром буддийской культуры и закрыты все дацаны Забайкалья, хотя в 1946 г. скорее по политическим, нежели по каким-либо другим причинам открыт, а точнее, построен ранее не существовавший Иволгинский дацан. А вот адресованный всем призыв «надеть национальную одежду» и «иметь при себе хадак» (шелковый платок, голубой или белый), цвет и орнамент которого имеют благожелательную символику, пожалуй, слегка исторически запоздал. Мало кто из современных жителей Бурятии, за исключением глубоких стариков и старух, имеют, сохранив со времен своей молодости, национальную одежду. Ее и в музее-то лишь в единичных экземплярах можно увидеть, не то что на людях. Тем не менее, забегая вперед, скажу: кто мог, тот внял этому призыву, но их было не так уже много. С хадаками ситуация приблизительно такая же. Где сейчас возьмешь тот нежный на ощупь, пристающий к малейшей шероховатости пальцев китайский шелк? В Бурятию его всегда ввозили из Китая, но уже более 30 лет таких поставок нет. Кое у кого такие хадаки хранятся чуть ли не с начала века. Так что и хадаки кое-кто принес с собой, тем более что их должен был благословить Далай-лама.

И вот 14 июля наступило. С утра в аэропорту Улан-Удэ толпились журналисты, фотокорреспонденты, кинооператоры, верующие и просто любопытные граждане. Далай-лама – редкий гость в наших краях. Начиная с 1979 г. он в нашей стране четвертый раз.

В 16 часов на стадионе начинается богослужение-благословение Далай-ламы. Жаркий июльский забайкальский вечер. Восточные трибуны слепнут от садящегося на западе солнца. Остальным легче, но все равно жарко.

Открывает «мероприятие» высокое лицо республиканского масштаба, приветствует гостя по-русски, его речь переводят на английский язык, Далай-лама отвечает по-тибетски, его речь переводят на английский, бурятский и русский языки; на стадионе буряты, русские и гости – представители буддийских организаций стран Востока и Запада (Японии, Монголии, Южной и Северной Кореи, Бирмы – Мьянмы, Франции, Швейцарии, Голландии, США), были и представители ряда буддийских организаций СССР.

НА ПОЛЕ СТАДИОНА ПРЯМО ПЕРЕД ДАЛАЙ-ЛАМОЙ СИДЕЛИ ВСЕ ЛАМЫ ЗАБАЙКАЛЬСКИХ БУРЯТ И УЧЕНИКИ НЕДАВНО ОТКРЫТОЙ ВЫСШЕЙ БУДДИЙСКОЙ ШКОЛЫ – ВСЕХ ВМЕСТЕ НЕ БОЛЕЕ 55–60 ЧЕЛОВЕК

Богослужение продолжалось час, включая перевод на три языка. На поле стадиона прямо перед Далай-ламой сидели все ламы забайкальских бурят и ученики недавно открытой Высшей буддийской школы – всех вместе не более 55–60 человек. В некотором отдалении от них, образуя полукруг, занял позиции фольклорный ансамбль Бурятии в национальных одеждах и со столь необходимыми в данном случае хадаками в руках. В центре поля возвышался временно сооруженный помост, с которого два актера хорошо поставленными голосами то по-русски, то по-бурятски поздравляли Далай-ламу и всех присутствующих с праздником, вкратце излагали этапы истории Бурятии, полуобнаженные танцовщицы республиканского молодежного танцевального ансамбля «Лотос» ловко вплетали в эти речи восточные танцы, не отставали и певцы с песнями о родине, о ее просторах и красоте. Одним словом, атмосфера праздничного гуляния, плохо совместимая с «богослужением-благословением» (возможно, что мою точку зрения разделяют далеко не все), царила на стадионе.

Цикл стадионных развлечений завершили соревнования по национальной борьбе, в ходе которых один герой-богатырь с мощным торсом и бицепсами уложил с десяток своих тщедушных и явно делающих лишь первые шаги на борцовском поприще соперников и под радостные крики зрителей был увенчан лаврами победителя. Все это, вместе взятое, продолжалось четыре часа. Под конец на поле вынесли охапку красных и зеленых шнурков, благословленных Далай-ламой, которые верующие охотно носят на шее или на запястьях. Вот тут независимо от возраста спортивная сноровка потребовалась всем желающим получить этот предмет в личное пользование. Так проходило первое из общественных мероприятий юбилейного цикла, посвященного 250-летию официального признания буддизма в России.

Разумеется, официальная программа включала и религиозные события. Их, конечно, было намного больше, чем светских. Но и в том, как они проводились, тоже можно усмотреть две основные линии их видения: «оттуда» – со стороны Далай-ламы и его ближайшего окружения и «отсюда» – со стороны жителей и гостей республики.



Не буду брать на себя смелость что-либо говорить от имени первых. Но думаю, что от их взгляда не укрылось преобладание суетливо-светского начала над духовной сущностью события. Да и откуда взяться духовной сущности, если над вытравлением ее из национальной

культуры и из истории в целом немало потрудились несколько поколений «специалистов» высокого класса. Сейчас по случаю столь значительного события местные власти были не прочь блеснуть «по духовной части», но вмиг такое не восстанавливается, нужны годы и годы. Не думаю, что высокие гости не обратили внимания также на обилие милиции, весьма рослой и преимущественно русской по национальности, удачно справлявшейся с задачей даже близко не подпустить толпу верующих к Далай-ламе, чтобы никто из этой толпы никак и ничем не смог к нему прикоснуться, а ведь это было мечтой многих стариков и старух, доживающих на земле последние годы, а может быть, месяцы и дни своей жизни. Прикоснуться к Далай-ламе – это возможность получить хотя бы частицу его святости и благодати. С возложенной на нее задачей милиция справилась блестяще, никто из стариков не сумел прорваться сквозь ее ряды.

Впрочем, через них довольно свободно проходили все зарубежные гости, представители прессы и иных средств массовой информации (и я в их числе), имевшие на шее пропуск с надписью ЦДУБ (Центральное духовное управление буддистов). Средства массовой информации могли беспрепятственно набираться святости, хотя вряд ли были способны адекватно оценить ее сокровенную сущность, и, скорее всего, она им все-таки менее необходима, чем простым верующим. И, наверное, не укрылся от внимательного взора «живого Бога» низкий уровень подготовки наших лам. Во время двух проведенных им крупных религиозных служб в Иволгинском и Агинском дацанах – Майдар и Ван и небольших службах в Тамчинском (Гусиноозерском) и Ацагатском дацанах, эти изъяны давали о себе знать.

«Повторяйте за мной», – говорит Далай-лама, начиная читать известную буддистам всего мира молитву-мантру ом ма ни пад ме хум. Как оратория в исполнении оркестра звучит она в устах Далай-ламы, как монотонное бурчание провинившегося школьника – у наших лам. В подготовительную часть хурала Ван (посвящение)10 входил обряд сотворения мандала – символического изображения Вселенной в буддийском понимании и трактовке11. Концепция мандала и ее роль в философии и практике буддизма очень важны, однако традиция изготовления мандала (лучше сказать – сотворения в живописном или скульптурном вариантах) в монастырях Забайкалья уже полвека как утрачена.

ПРИКОСНУТЬСЯ К ДАЛАЙ-ЛАМЕ – ЭТО ВОЗМОЖНОСТЬ ПОЛУЧИТЬ ХОТЯ БЫ ЧАСТИЦУ ЕГО СВЯТОСТИ И БЛАГОДАТИ

Не вина монастырей в том, но больно и грустно, что в открывшемся в 1946 г. Иволгинском дацане так и не восстановили эту наиважнейшую традицию. В случае надобности пользуются уже готовой танка (иконой) с изображением мандала, но новую, разового назначения для какой-либо конкретной службы сделать не могут. Прибывшие в команде Далай-ламы несколько тибетских лам из г. Дхарамсала (Индия, штат Химачал-Прадеш), где находится нынче резиденция Далай-ламы, в течение двух дней цветным порошком делали мандала, посвященную Авало-китешваре, бодхисаттве милосердия, чьим воплощением («живым Богом») является Далай-лама. Хорошо, что несколько кинооператоров и фотографов сумели отснять этот процесс-обряд во всех подробностях. Ведь если светская и духовная жизнь отныне будут развиваться в гармоническом единстве, – так по крайней мере думают или уверяют, что думают, бурятские власти, то кино– и фотомастера могут соорудить для бурятских лам из отснятого материала пособие по практике создания мандала, – так думаю я.