Страница 31 из 39
Здесь французский философ верно подметил, что с приходом Сталина к власти сама власть уже полностью отождествлялась с партией. Весьма показательно, что Сталину не пришлось даже наследовать ленинский пост председателя Совнаркома. До 1930 г. он спокойно терпел на этом посту «правого» Рыкова, а потом до 1941 г. – послушного Молотова. Главным постом в советской системе власти окончательно стал пост Генерального секретаря. Теперь любое покушение на единство партии (а под «единством» понималось теперь исключительно следование сталинским программным установкам) рассматривалось как преступление с применением к провинившемуся всех средств государственного насилия. В этом, безусловно, было новаторство Сталина. При Ленине объектом репрессий и вообще объектом деятельности ВЧК не могли быть члены партии. Прежде, чем передать жертву в руки Дзержинского, ее обязательно исключали из партии. При этом основанием для привлечения к ответственности могли послужить либо явный переход на сторону контрреволюции, либо свершение какого-либо уголовного преступления, в том числе должностные: убийства, грабежи, хищения казенного имущества, в том числе конфискованного у буржуазии, и т. п. При Сталине же основанием для исключения из партии и последующих репрессий, вплоть до расстрела, могла послужить только принадлежность к одной из партийных фракций, отличной от сталинской. И «сталинская клятва» впервые закрепила нарушение партийного единства как страшное преступление против ленинского завещания, хотя такого завещания не существовало в природе. Единственный документ, который впоследствии называли «завещанием Ленина», – это «Письмо к съезду», продиктованное Лениным в конце декабря 1922 г. и адресованное XII съезду партии. Оно было оглашено только в мае 1924 г. перед XIII съездом партии. Но как раз в этом письме Ленин предлагал переместить Сталина с поста генерального секретаря. Однако, поскольку Ленин имени сталинского преемника не назвал, руководство партии, где в то время существовал блок Сталина, Зиновьева и Каменева против Троцкого, пожелание Ленина проигнорировало. И в дальнейшем почти все его члены за это поплатились жизнью. Теперь измена сталинской идеологии на самом деле стоила высшим партийным функционерам жизни.
После смерти Ленина Троцкий в борьбе со Сталиным изначально был обречен на поражение. Хотя Владимир Ильич и предупреждал в «Письме к съезду», чтобы Льву Давыдовичу не ставили в вину его прежний «небольшевизм», большинство в Политбюро и ЦК думало иначе. В борьбе за овладение руководством большевистской партии Троцкий в принципе не мог одержать верх. Тут главную роль, однако, сыграло не столько предубеждение по отношению к нему основной части старых членов партии, помнящих о его выступлениях против большевиков, сколько сталинский контроль над партийным аппаратом. Борис Бажанов, бывший секретарь Политбюро, процитировал нехитрый принцип, сформулированный Сталиным: «Неважно, как голосуют, важно, как считают». Считали же, во время различных внутрипартийных дискуссий, проводившихся по инициативе троцкистов, подконтрольные Сталину чиновники. Так что результат предрешен. Особенно если учесть, что сталинский аппарат подбирал делегатов для партконференций и контролировал поток агитационных материалов.
Лев Троцкий первым обосновал теорию советского бонапартизма применительно к Сталину. О советском бонапартизме Лев Давыдович писал, уже будучи в эмиграции, в книге «Преданная революция» и статьях «Бюллетеня оппозиции»: «Классовая природа советского государства», «О термидорианстве и бонапартизме», «Бонапартизм и фашизм», «Рабочее государство, термидор и бонапартизм», «Еще к вопросу о бонапартизме», «Бонапартистская философия государства», «Бонапартизм, фашизм и война». Над последней статьей Троцкий работал в тот момент, когда Р. Меркадор обрушил на него удар ледоруба.
Для него его главный противник Сталин был таким же жалким персонажем, как и Наполеон III для Карла Маркса. Но если последний паразитировал на буржуазном государстве, которое, как считал Маркс, должно было быть уничтожено, и бонапартизм только приближал момент его краха, то Сталин, как считал Троцкий, паразитировал на пролетарском, коммунистическом государстве, созданию и укреплению которого Лев Давыдович отдал всю свою жизнь. Поэтому, критикуя Сталина и не сомневаясь в его скором падении, Троцкий беспокоился о том, чтобы при его свержении непременно уцелело советское социалистическое государство.
Впервые Троцкий применил термин «бонапартизм» по отношению к советскому государству в 1933 г. в статье «Классовая природа советского государства». Здесь уже присутствовал параграф «Бонапартизм», где данный феномен определялся следующим образом: «Поскольку бюрократическое лавирование увенчалось личным плебисцитарным режимом Сталина, можно говорить о советском бонапартизме. Но если бонапартизм обоих Бонапартов, как и нынешних жалких последышей, развертывался и развертывается на основе буржуазного режима, то бонапартизм советской бюрократии имеет под собой почву пролетарского режима. Терминологические новшества или исторические аналогии могут представлять те или иные удобства для анализа, но не могут изменить социальной природы советского государства».
В статье «Рабочее государство, термидор и бонапартизм», опубликованной в «Бюллетене оппозиции» 1 февраля 1935 года, он утверждал: «Было бы нелепым педантизмом пытаться приурочить отдельные этапы русской революции к сходным событиям в конце XVIII века во Франции. Но прямо-таки бросается в глаза, что нынешний политический режим Советов чрезвычайно напоминает режим первого консула, притом к концу консульства, когда оно приближалось к империи. Если Сталину не хватает блеска побед, то режимом организованного пресмыкательства он, во всяком случае, превосходит первого Бонапарта. Такая власть могла быть достигнута лишь путем удушения партии, советов, рабочего класса в целом. Та бюрократия, на которую опирается Сталин, связана материально с результатами завершившейся национальной революции, но не имеет с развивающейся интернациональной революцией никаких точек соприкосновения. По образу жизни, интересам, психологии нынешние советские чиновники отличаются от революционных большевиков не менее, чем генералы и префекты Наполеона отличались от революционных якобинцев». И Троцкий делал из этого следующие выводы:
«Нынешний политический режим СССР есть режим «советского» (или антисоветского) бонапартизма, по типу своему ближе к империи, чем к консульству…
По своим социальным основам и хозяйственным тенденциям СССР продолжает оставаться рабочим государством…
Противоречие между политическим режимом бонапартизма и потребностями социалистического развития представляет важнейший источник внутренних кризисов и непосредственную опасность самому существованию СССР как рабочего государства…
Неизбежное крушение сталинского политического режима лишь в том случае приведет к установлению советской демократии, если устранение бонапартизма явится сознательным актом пролетарского авангарда. Во всех других случаях на смену сталинизму могла бы прийти только фашистско-капиталистическая контрреволюция».
Тем самым Троцкий намекал, что бонапарта Сталина может свергнуть другой бонапарт, только «фашистско-капиталистический». Троцкого же устраивало только свержение Сталина посредством демократической революции.
В том же 43-м выпуске «Бюллетеня оппозиции» Троцкий дал следующее определение бонапартизма: «Под бонапартизмом мы понимаем такой режим, когда экономически господствующий класс, способный к демократическим методам правления, оказывается вынужден в интересах сохранения своей собственности терпеть над собою бесконтрольное командование военно-полицейского аппарата, увенчанного «спасителем». Подобное положение создается в периоды особого обострения классовых противоречий: бонапартизм имеет целью удержать их от взрыва. Буржуазное общество не раз проходило через такие периоды, но это были, так сказать, лишь репетиции. Нынешний упадок капитализма не только окончательно подкопал демократию, но и обнаружил полную недостаточность бонапартизма старого типа: его место занял фашизм. Однако мостом между демократией и фашизмом (в России 1917 г. – «мостом» между демократией и большевизмом) оказывается «личный режим», поднимающийся над демократией, лавирующий меж двух лагерей и охраняющий в то же время интересы господствующего класса: достаточно дать это определение, чтоб термин «бонапартизм» оказался полностью обоснован».