Страница 24 из 93
Чубайс, конечно, перенести такого не мог – и в ответ обвинил Лужкова в «экономической малограмотности». То, как парировал подобные выпады Лужков, заслуживает самого обширного цитирования: «Я считаю, что Чубайс, совершенно не зная экономики, не имея опыта в организации производства, не может не стать монетаристом. Чубайс – радикал, а я – практик. Его мышление полярно, он то открывает крышку гроба, то забивает в нее последние гвозди. Все у него в жизни так: последний удар по кому-то, по чему-то. Я приверженец теории движения по этапам, по шагам, а не революционным скачкам. Это абсолютно разные вещи. У Чубайса большевистский подход: до основания разрушить, а затем… И вот он старается до основания развалить старую систему, чтобы на ее обломках построить новое общество – рыночное. А я считаю, что преобразование централизованной, монопольной экономики в рыночную надо было бы осуществлять поэтапно, оценивая каждый шаг. Как сегодня это делается в Китае».
Чубайс проявил поистине большевистский подход, публично объявив Лужкова «врагом реформ». В лучших коммунистических традициях: враги народа, враги реформ…
Главное, Лужков все же добился введения в столице «особого порядка приватизации», напрочь исключающего чубайсовскую схему. К превеликому сожалению, по всей стране (не считая Башкирии) эта схема вовсю работала. Лужков говорил на одной из пресс-конференций 1994 г.: «Мы получили странную и дикую картину. Сегодня ваучер должен был бы стоить 500 тысяч рублей, а он продается за 20–30 тысяч, демонстрируя полное недоверие населения к этой бумажке, которую скупают для последующего использования или перепродажи предприимчивые люди. Экономическая сущность в данном случае подавлена политическими целями, и мы получили обратный знак тому, который хотели получить. Оглянитесь, остановитесь, подведите итоги промежуточного этапа этого всеобщего обмана граждан великого государства российского. Но никто не хочет останавливаться».
Что характерно, при опросе населения Москвы, проведенном в том же году, 78,9 % опрошенных назвали ваучерную приватизацию аферой и надувательством…
В общем, в Москве предприятия продавались не за гроши «блеф-экономики», а по их реальной стоимости. Городская казна получила дохода примерно на восемьдесят процентов больше, чем в ходе приватизации было выручено во всей (!) остальной России.
Промышленность в столице ничуть не захирела. Поначалу, правда, контрольный пакет акций знаменитого ЗИЛа купила за 6 млн долларов некая фирма «Микродин», но особого желания развивать производство не проявила, завод мог закрыться, что привело бы к появлению в городе едва ли не ста тысяч безработных.
Московское правительство выкупило у «Микродина» контрольный пакет за те же шесть миллионов – и выделило большой кредит. Лужков добился размещения на ЗИЛе госзаказа на грузовики для армии и сельского хозяйства. А кроме того, подписал распоряжение, по которому хозяйственным службам Москвы запретил покупать технику иностранного производства, если на ЗИЛе производятся отечественные аналоги. Это и есть общемировой опыт: во всех развитых странах принимаются схожие решения в самых разных областях производства ради поддержки собственного производителя.
Завод понемногу стал выправляться, особенно после того как полностью заменили весь управленческий состав. Производство машин растет, родились перспективные проекты. Точно так же начали потихоньку выводить из кризиса АЗЛК.
Председатель Москомимущества говорил: «Как только мы выведем ЗИЛ на высокорентабельную работу, мы выставим ЗИЛ на инвестконкурс (возможно с привлечением иностранных инвесторов) и получим деньги для города. Но продадим контрольный пакет акций не за 6 миллионов долларов, как в случае с „Микродином“. По нашим оценкам, ЗИЛ стоит 6–7 миллиардов долларов».
Московское правительство приобрело также контрольный пакет Центральной топливной компании, ежегодно продающей в Москве и области 10–15 миллионов тонн нефтепродуктов. Развивалась текстильная промышленность, все строительное хозяйство Москвы сохранилось и нормально работало. Перспективы развития Москвы связывались, однако, в первую очередь не с производством, а с развитием науки. Ю. Лужков говорил: «Мы больше не хотим быть крупным индустриальным центром. Чтобы построить городскую структуру постиндустриального типа, московские власти собираются сделать стратегическую ставку на науку, придать ей статус важнейшего градообразующего фактора».
Этому вполне верилось, поскольку есть реальная основа: важной частью московской муниципальной собственности стали научные центры подмосковного Зеленограда с его учебными и научными институтами электронной техники. Стратегическая задача – сформировать в Зеленограде федеральный центр в области микроэлектроники и обычной электроники, телекоммуникаций и связи, всех информационных технологий…
Я несколько лет наблюдал, что в те же годы творилось в Красноярске. Краем рулил не то что «экономист по диплому» – целый доктор экономических наук. Итог, увы, печален: это пухлощекое создание, чьим единственным достоинством было умение красиво говорить обо всем на свете, как раз и привело к тому, что крупнейшие, доходнейшие предприятия Красноярского края либо захирели, либо за гроши ушли в сомнительные руки. И сопровождалось это диким разгулом криминала – с заказными убийствами, коррупцией, скандалами и падением уровня жизни.
Был в Красноярске огромный телевизорный завод, были там не самые отсталые технологии, были люди, готовые вложить деньги в развитие производства. Финал прост и печален: завод был превращен в огромный супермаркет, где лежало главным образом импортное барахлишко. Впрочем, это уже другая история…
Одним словом, доктор экономических наук, с треском проигравший на выборах, город покинул. По Красноярску еще долго кружила шутка: «Проиграв, он бежал неузнанным, потому что переоделся мужчиной». Без ложной скромности я испытываю законную гордость за то, что придумал эту шуточку и запустил ее в оборот…
Глава четвертая
Портреты в полный рост
1. Ну очень везучий банкир…
Имя Владимира Потанина не столь знаменито, как у остальных героев этой главы. И все же о нем есть смысл поговорить. Во-первых, если о самом Потанине не кричат на каждом углу, то едва ли кто не слышал названия «Онэксим-банк», а эти имена собственные подразумевают друг друга, как Ленин и партия. Во-вторых, есть еще причина, о которой – позднее.
Итак, первый из наших натурщиков происходит из «золотой молодежи» советской эпохи. Родился в семье одного из руководителей советской внешней торговли, закончил суперпрестижный по тому времени Институт международных отношений, работал во внешнеторговом объединении «Союзхимпромэкспорт». Занимал, правда, должность не ахти какую – всего-то старший инженер, ну так для неполных тридцати лет и это немало.
В 1990 году при поддержке замминистра внешней торговли Потанин создал внешнеэкономическую ассоциацию «Интеррос». Надо ли объяснять, каким образом в мутное время сколачивал капитал человек, имевший неслабые связи в структурах, ведавших экспортом и импортом? Именно из «Интерроса» очень быстро и вырос «Онэксим-банк» (полное название: объединенный экспортно-импортный банк). Как и многие подобные структуры, «Онэксим» взлетел в одночасье. История его бурного роста темна, хотя в то время на экспорте сколачивались колоссальные состояния, так что можно строить догадки, можно… Ходили сплетни, что основой финансового могущества «Онэксима» стали активы Внешэкономбанка. Вроде бы с самого начала его становлению способствовали Чубайс, Черномырдин и Шохин. Ясно было, что ворожил кто-то влиятельный, потому что почти с самого начала «Онэксим-банк» был агентом правительства по обслуживанию внешнеэкономических связей и по валютному контролю, уполномоченным банком по работе с экспортерами стратегических товаров, а также уполномоченным Госкомимущества. Золотое дно, и не одно, а целых три!