Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 41



 Ники встала, подошла к окну и долго любовалась игрой красок в небе. А я стоял рядом и любовался на нее.

 — А хочешь попробовать? — неожиданно спросила она, поворачиваясь ко мне. — Погуляем?

 — С удовольствием, — ответил я автоматически. — Где?

 — Да в лимбе! А то что мы болтаем попусту? Некоторые вещи словами не объяснить, их можно только показать. Глубоко забираться не будем, так, по краешку. Там почти безопасно даже для новичков…

 Я не сразу ответил. Хм… до сих пор я относился к попыткам левого глаза транслировать мне иную реальность как к чему-то вредному, спонтанному, опасному и требующему тщательного контроля в целях моей же безопасности. А тут — «погуляем»!

 — Пошли, потренируешься! — уговаривала Ники, заметив мои колебания. — Сейчас ты боишься, потому что ничего не знаешь, но бояться-то нечего. Надо тебе осваиваться. Привыкнешь и будешь автоматически входить в лимб и выходить из него. Это станет как… ну как орган чувств. Как чувство глубины у рыб…

 — Ну, пошли, — решился я. — Прогуляемся через твое подпространство.

 В самом деле, почему бы нет? Лучший способ защиты — нападение!

 Над панорамой новостроек, на фоне фиолетовых туч, поперек неба висела первая в этом году радуга. Пахло талой водой и весной.

 — Готов? — спросила Ники.

 Я протянул руку к пиратской повязке и сдвинул ее с левого глаза на лоб.

 На самом деле я подозревал, что физически повязка мне не нужна. Но с ней мне было удобнее. Она работала скорее как некий символ для меня самого. Сформировал сам себе такой вот рефлекс — ради контроля над слишком рано раскрывшимся истинным зрением.

 Итак, я снял ее и уставился на Ники. А она на меня.

 Глава 20

 ПРОЙТИСЬ ПО КРОМКЕ

 — Вау! — сказали мы хором.

 И засмеялись.

 — Ну и видок у тебя! — заявила Ники, разглядывая меня во все глаза. — Страшилище!

 — Почему? — слегка обиделся я.

 Страшилищем меня еще никто не называл. Обычно от девушек я слышал куда более позитивные отзывы о своей внешности.

 — Ну а как тебя еще назвать? — веселилась Ники. — Брр, у меня от твоего вида мурашки по коже. Никогда такого не видела! Обычно превращение идет изнутри, а у тебя, похоже, снаружи внутрь, да еще слева направо. А ну-ка, покажи язык! Не раздвоенный еще?

 Неожиданно Ники оборвала свои насмешки, видно заметив, что я от них не в восторге.

 — Но в целом по-своему даже красиво, — закончила она с улыбкой.

 — И ты, — ответил я.

 — Что я?

 — Ты просто очень красивая. Без всяких «по-своему»…

 Ники смущенно фыркнула и отвернулась. Такое ощущение, что ее не избаловали комплиментами — даже странно. А между тем я вовсе не льстил. Ники в лимбе выглядела еще красивее, чем в обычной человеческой реальности. Чем дольше я рассматривал ее, тем сильнее на меня действовала ее новая внешность. Нет — она почти не изменилась. Я смутно помнил пылающие золотые глаза Грега и огромную тень, качнувшуюся у него за спиной; помнил вертикальные зрачки Валенка и веющий от него неестественный ужас… Ники же осталась с виду почти той же юной девушкой. Но — вот оно что! — тут она была в родной среде. Ее прежний человеческий облик сейчас казался мне бледным воспоминанием или поверхностным впечатлением. Или маскировкой. Тут, а не там она была настоящей.

 Все эти недели, прошедшие с нашего знакомства, я частенько думал о Ники, но старательно приучал себя относиться к ней как к просто знакомой девчонке. Хорошей, красивой, но не моей, а чьей-то чужой. Поскольку жизнь моя в последнее время была, мягко говоря, насыщенной — почти приучил.

 Пока не увидел ее в лимбе. И новое впечатление оказалось даже сильнее, чем первое. Она далеко не просто девчонка. И она не чья-то. Та, которую я видел перед собой, не может быть «чьей-то» по определению. Она никому не может принадлежать, кроме себя самой.

 В вечернем зеленоватом свете я видел Ники так, словно мы оба были под водой. Непривычно светилась перламутровая бледная кожа. Тонкие и четкие черты лица — рисунок пером, пушистые темные волосы — размытая акварель. Глаза блестели, как драгоценные камни, глядя так пронзительно и властно, что хотелось склонить голову и не поднимать, пока не разрешат.



 А что при этом творилось с моими мозгами… Откуда я, например, знал, что сила, пылающая в глазах Ники, — не ее собственная? Сила, к которой она причастна, но которую она и сама не осознает. Я вспомнил ее рассказ о том, как она пыталась в тринадцать лет убить врага с помощью боевой магии. Да если бы я в таком возрасте, ничего не понимая, оказался в лимбе… Елки-палки! Еще долго просыпался бы по ночам от кошмаров. Если бы вообще ухитрился выбраться оттуда живым. А она до сих пор не может простить себе, что проиграла битву. И при этом считает, что была обычной восьмиклашкой! Как же плохо она себя знает!

 — Куда пойдем-то? — спросила Ники.

 — А давай на Елагин остров? — само вырвалось у меня.

 Ники взглянула на меня, словно спрашивая: «Почему именно туда?», но возражать не стала.

 Это была моя вторая прогулке в лимбе. И конечно, разница между осознанным действием и блужданием в потемках оказалась огромная. Я следовал за Ники, не беспокоясь о посторонних вещах, и по ее совету учился смотреть двумя глазами сразу. Дело оказалось нелегким. Натуральное гуляние по трясине. Я то ухал с головой в мутную зелень, то выныривал на поверхность, морщась от головной боли. Но понемногу получалось все лучше. Хотя удовольствия по-прежнему не доставляло. Зато всякие злобные здешние сущности — уж не знаю, из-за меня или из-за Ники, — в этот раз держались от нас на почтительном расстоянии.

 Мы перешли Приморский проспект, вошли в ворота парка и на мосту через Большую Невку, не сговариваясь, остановились.

 С того вечера здесь ничего не изменилось. Все так же медленно плыли-летели льдины в черной и маслянистой, как нефть, воде. Справа проносились автомобили, слева чернел парк. Разве что ветер стал чуть теплее. Он дул с запада и пахнул морем.

 — Я в детстве жила тут недалеко, — сказала Ники задумчиво. — У меня под окном рос клен. Стучал по ночам ветками в окно, скребся. А я сочиняла про него песни. О том, как однажды налетит ветер, вырвет его с корнем, и он взлетит…

 Она перегнулась через поручни, словно что-то высматривая внизу. Я смотрел на нее, чувствуя, как начинает стучать сердце.

 — Сегодня ты не станешь бросаться с моста? — спросил я неожиданно охрипшим голосом.

 Ники покосилась на меня.

 — Ты очень изменился с той нашей встречи, — сказала она. — Только вот не знаю, в лучшую сторону или нет. Но сегодня ты смог бы найти меня под водой. Или остановить, если б захотел.

 — Так? — Я протянул к ней руку, ласково коснулся щеки.

 Ники вспыхнула, отстранилась.

 — Не надо.

 — Почему? — спросил я мягко.

 Мне определенно казалось, что она говорит не то, что чувствует.

 — Это будет нечестно. По отношению к Грегу.

 — Ты разве что-то ему обещала?

 — Я обещала себе, — сказала Ники надменно. — Только он — и никто, кроме него!

 — Извини, конечно. Но… мне кажется, там все глухо. Не потому, что я пристрастен, не думай… Но зачем тратить время на мужчину, который…

 — Я не «трачу время», — буркнула Ники. — Я повышаю ставки. Все или ничего!

 «Нелепый подростковый максимализм!» — подумал я с досадой, отступая на шаг.

 — А насчет того, что ты смог бы меня найти под водой, — продолжала Ники, — я сейчас объясню, что имела в виду.

 Она подняла с моста мелкий камушек, что-то прошептала над ним и кинула в реку.

 — Смотри вниз, — сказала она, перегибаясь через перила.

 Я наклонился, вглядываясь в воду.

 Какое, оказывается, дикое ощущение — смотреть на воду в мире, который сам растекается как вода! Казалось, я вижу Неву насквозь до самого дна, а может, и еще глубже; что я медленно лечу среди льдин, как среди облаков, над чужим миром. Внизу, под туго натянутой пленкой поверхности, бурлила негуманоидная жизнь. Я видел бесчисленные подвижные, прозрачные тела, похожие на пузырьки газа в стакане. Одни были мелкие, как планктон, другие здоровенные, как киты. Я видел спины — длинные, извивающиеся, круглые и плоские, выпуклые и ребристые; хвосты — плоские, острые, как шипы, разделенные на сегменты; плавники, щупальца, многочисленные лапки и щетинки… В первый миг разумной части меня подумалось, что это рыба идет на нерест. Но потом разум осмыслил то, что видит, и благоразумно сдался. Я рефлекторно отшатнулся от перил, но рук не разжал и через секунду снова прилила взглядом к удивительным существам. Которые, в чем я не сомневался, мне вовсе не мерещились.