Если остаться жить

Но Ира не могла совмещать поездки к маме со сбором материала. Надо было выбирать. И страх подвести журнал победил. Других же чувств, кроме страха, которые могли бы управлять Ириными действиями, у нее давно не было.

…Ира шла мимо киосков. Здесь возле метро их было очень много. И Ира придумала: каждый киоск это маленький домик. В одном домике живут папиросы и командуют ими папиросницы, а в другом живут печенье и пироги. Ира остановилась возле домика, в котором живут пироги.

— «Невский» пирог будет после обеда, — сказала продавщица мужчине в пенсне и с бородкой.

Потом девушка закрыла окошечко и, повесив на окошечке табличку «Обед», скрылась в тамбуре.

Ира обошла киоск и постучала в дверь. На стук никто не ответил. Ира толкнула дверь и вошла. На табуретке сидела девушка, которая только что продавала пироги, и плакала.

— Вам что? — спросила девушка, увидев Иру.

Ира показала свое поручение из редакции.

— У вас что-то случилось? — спросила Ира.

— Деньги пропали.

— Много?

— Тридцать рублей.

— Как же они пропали?

— А я сама не знаю. Стала вчера вечером остатки считать. Так считаю и эдак считаю, а тридцати рублей все не хватает.

Ира сняла шубу, здесь — в тамбуре — горел рефлектор и было очень жарко.

— Как вас зовут?

— Зина.

— А это точно, Зина, что деньги пропали вчера?

— Да.

— Почему вы так думаете?

Сидя на табуретке напротив Зины, Ира задавала вопросы по порядку, как следователь, выясняя обстоятельства дела.

— Я каждый вечер остатки проверяю.

— Тогда вспомните, не заходил ли вчера кто-нибудь в ваш киоск?

— Нет.

— Это точно? Может, на минутку кто забегал?

— Катя заходила! — вспомнила девушка.

— Кто она?

— Мы с ней вместе летом работали, летом — много покупателей, и мы по двое работаем.

Ира ничего больше не спросила про Катю.

Но Зина вдруг сама, понизив голос, заговорила:

— Я на рабочих думаю. Я когда товар принимаю, не всегда считаю его.

— А вчера считали?

— В том-то и дело, что нет. Я побежала пироги заказывать. Чтобы после обеда привезли.

— Куда вы побежали? — Ира незаметно задавала и те вопросы, которые вводили ее в курс работы в киосках. Так она уже знала и как считают по вечерам остатки, и как принимают товары.

— А мы всегда заказываем товары по телефону-автомату. Как видим — что-нибудь кончается, так и заказываем. Но почему-то мне привезли пироги не после обеда, а вовремя. И привез их мне Коля, и мы с ним заговорились, вот я и не считала, — Зина понизила голос. — А может, и не рабочие, — поведала она уж совсем шепотом, — может, их самих обманули на фабрике.

— Что же вы теперь думаете делать? — спросила Ира.

— Свои деньги отдам, только брата боюсь. Он и так против того, чтобы я продавщицей работала.

— А брат у вас кто?

Зина вздохнула:

— Инженер.

Неожиданно загудел гудок. Зина вскочила:

— Пироги привезли.

Ира шла домой, и ей было уже неудобно перед этой Зиной, потому что она знала, что писать о ней не будет. Глупо и ни к чему было для этого журнала писать о том, как украли у нее тридцать рублей. Жалко только потерянного дня и истраченных впустую сил. И вдруг Ире пришла в голову мысль познакомиться с Зининым братом. Ира почувствовала, что конфликт между братом-инженером и сестрой-продавщицей может вдохновить ее на очерк.

К концу следующего дня Ира подошла к киоску и вместе с Зиной отправилась к ней домой.

Зинин брат был небольшого роста, чуть повыше Иры, с рыжеватой бородкой. Звали его Валя. Манера разговора у него была странноватой. Валя говорил, и каждое слово его было отделено от рядом стоящего паузой чуть длиннее обычной. Слова от этого стояли в пространстве в одно и то же время и связанно и отдельно друг от друга, словно печатные буквы в слове. Кроме того, как Ира уже поняла к концу разговора, Валя не любил перескакивать с одной темы на другую. Приглянувшуюся ему тему он старался исчерпать до конца. Поэтому, не слушая своего собеседника, который пытался увести его от надоевшей темы, он все дундил и дундил про одно.

— Так вот, — сказал Валя, в десятый раз повторяя одну и ту же фразу, — сестра у меня продавщица, а я инженер. Это, как вы считаете, хорошо или плохо?

Валя задавал вопросы и отвечал на них сам. Это была как бы форма его разговора.

— С материальной стороны, — продолжал Валя, — это одно и то же, она даже больше меня зарабатывает. Возьмем с философской точки зрения: инженер — интеллектуальная работа, продавец — физическая работа. Инженер продает себя, свой ум, свой талант, продавец продает колбасу. Что выгоднее человеку: продавать себя или колбасу?

Тут Ира рассмеялась, она наконец поняла: все, что наговорил здесь Валя, надо воспринимать как юмор.

Но Валю только подхлестнул смех Иры. Теперь, когда он уже чувствовал, что она его понимает, он разошелся еще больше.

— Интеллектуальный труд, кому он нужен? От него только сходят с ума и психами пополняются больницы.

Ира встала.

— Так, значит, вы будете писать о Зине?

— Не знаю.

— Можно теперь мне задать несколько вопросов вам? Вы давно занимаетесь журналистикой?

— Давно, — соврала Ира.

— Я спросил потому, — признался Валя, — что хотел узнать, сколько вам лет?

— Сколько же, вы думаете?

— Я здорово угадываю всегда возраст, у меня талант к этому есть, а вот ваше лицо такое странное, что я никак не могу понять, сколько вам лет. Вам можно дать восемнадцать, но сама логика говорит, что этого не может быть. И еще один вопрос: вы замужем?

Вероятно, никому другому Ира бы не ответила на такой вопрос при исполнении служебных обязанностей.

Но Валя стоял перед ней такой не от мира сего, что она сказала:

— Нет.

— Тогда мне хочется еще раз с вами увидеться.

Ира сделала вид, что не понимает, куда клонит Валя.

— Ну конечно же, если я буду писать, я еще не раз…

— Нет, нет, — прервал ее Валя, — я хочу вас видеть не как журналиста.

— Мне пора, — сказала Ира, она понимала, что должна рассердиться, должна поставить этого нахала на место, но она как-то не умела этого сделать.

— Ну что вы смотрите на меня как на чокнутого? Я и есть чокнутый.

Ира засмеялась.

— Правда, правда. Меня в детстве Зина уронила. А то бы я тоже стал продавцом.

— Да ну вас, — сказала Ира. — Лучше бы вы всерьез рассказали мне о Зинином детстве. Вы ведь прекрасно понимаете, что никакого материала для статьи мне не дали. Нарочно, конечно.

— Нарочно, — признался Валя. — Скажите ваш телефон.

— Не скажу, — отрезала Ира. — Позовите Зину из кухни, и я пойду.

Ира спешила домой. Должен был прийти Боря, принести ей работу друга о двух путях окисления.

Непрерывность действия: кто-то читает гранки, кто-то заказывает ей материал, кого-то она устраивает на работу, кому-то редактирует рассказ. Звонки, события… все это нужно Ире, как недавно еще ей был нужен ворох бумаг на столе. Написано тогда было пять строчек, а бумаг — словно роман уже целый написан: но Ире слишком надоел пустой стол — свидетель ее бездеятельности.

Теперь другое: люди, люди, побольше людей. Кто-то делает ей, кому-то делает она что-то совсем незначительное. И Ире кажется, жизнь ее бурлит. Жизнь действительно бурлит, только не ее, а чужая. А ее? Ее жизнь все та же — жизнь, взвешивающая на весах каждый шаг, каждое ее действие. Не слишком ли? Стоп! Спазмы. Значит, слишком. И опять перерасчет сил, бездействие, тоска. И вдруг звонок, потом еще один, еще… Ира понимает, что все это бутафория, бутафория, созданная ею же. Понимает… понимает… и вдруг где-то перестает понимать, забывает об этом. Забывает на минуту, на две. Эти минуты — это минуты искусственно созданной жизни. Они помогают прожить Ире дни, недели, месяцы.

Так было при маме, но сейчас рядом нет мамы. Ира хочет приостановить поток событий. Но у нее даже и на это нет сил.

Как только Ира вошла в квартиру, раздался телефонный звонок. Звонил Илья Львович предупредить Иру, что задержится. Сначала на совещании, а потом, возможно, зайдет поужинать куда-нибудь. В больницу к Пусику Илья Львович поедет завтра, поэтому пусть Ира оставит записку для Пусика на столе. И пусть не волнуется, что не едет к маме, обидчивого Пусика он берет на себя.