Побежденные (Дочь Лорда)

Они бы все долго горевали, но траур не бывает вечным. Закон не запрещает жениться на вдове отца. Полина еще так молода! Ее детей Леон готов принять, особенно Чарли, и…

Юноша поспешно отогнал бесполезные и недостойные благородного человека мечтания. При живом-то отце — совсем с ума сошел?

А слуга распахнул потемневшие от времени двери столовой.

Тот, кто занимался планировкой Светлой Залы, явно рассчитывал на иное число домочадцев. Человек на тридцать. И стол отгрохал соответствующий.

Зато теперь все сидят так далеко друг от друга, что вести общую беседу — невозможно. Если не орать.

Во главе стола, в громадном кресле с гербом — отец. Полина — слева от мужа, Леон — рядом с ней.

На другом конце деревянного чудища разместились сёстры — все четыре.

Эйда может упасть в обморок или забиться в припадке.

Кати еще толком не умеет разрезать еду на тарелке. А лишнего присутствия слуг не терпит.

Так что обе они — по бокам от Ирии. А Иден возле Эйды — не отсаживать же младшую куда-то еще.

В результате, они смотрятся не семьей, а двумя изолированными военными лагерями. Интересно, кому еще такое в голову приходило? Вряд ли Полине — она слишком добра. И уж точно не сестрам. Иногда Леон вообще сомневался, что они способны думать о чём-то, кроме собственных капризов. Особенно вечно хнычущая плакса Эйда. Или злобная истеричка Ирия.

Интересно, Чарли, когда подрастет, куда сядет? Хотя, наверное, рядом с Ирией. Его ведь тоже сначала придется кормить. Кати к тому времени уже научится сама. Да и должен же быть хоть какой-то прок — от самого невыносимого члена семьи!

Странно — Ирия кажется неотъемлемой частью замка. А ведь она к тому времени может выйти замуж. И кормить собственных детей. Или поручить это слугам.

Вряд ли! Такой жены и Ревинтерам не пожелаешь. Так что тут Ирия и останется. Мозолить всем глаза — до глубокой старости. Портить им жизнь.

Сестрица, к счастью, как раз кромсает мясо на тарелке Кати. Так что на брата не обернулась. Уже хорошо. Теперь еще не начала бы опять задевать Полину!

Юноша подцепил на вилку кусок вкусно благоухающего жаркого. Кухарка сегодня расстаралась на славу!

Осторожно глянул в сторону Ирии… И поймал настороженный, насквозь прожигающий взгляд двух зеленущих глаз.

Темный и змеи его! Неужели Леон успел с вечера что-то пообещать этой привязчивой занозе? Что именно?

Ах да! Он должен был поговорить с отцом.

Но лорду Тарренту вчера нездоровилось. Он и сейчас — явно не в себе. Еще бы! День — хмур с утра. За окном сходит с ума ветер. Значит, конная прогулка отменяется.

И за что эту залу прозвали Светлой? Здесь солнца не бывает!

Протянув изящную руку к почти нетронутому бокалу, Полина подняла взгляд от тарелки. И застенчиво улыбнулась юноше.

Душу омыло теплой волной. Есть солнышко в этом замке, есть! И светит — для одинокого сердца Леона Таррента!

Жаль, сам он может лишь слегка улыбнуться в ответ. Вдруг отец заметит? Или Ирия!

Всё, на что имеет право пасынок, — это подлить мачехе вина, протянуть блюдо с фруктами, подложить мяса или овощей. Но ест она так мало, что и это не требуется.

А вот Ирии не мешало бы не тащить вторую добавку. На глазах у всех. Вчера за ужином съела почти столько, сколько сам Леон. А он — все-таки мужчина!

Не можешь есть, сколько положено леди, — добирай за закрытой дверь. Но не позорься при всех. Сестрица вообще — дама или как? Хотя глупый вопрос. Дама за столом — всего одна.

На мачехе (и как же трудно даже в мыслях называть ее этим чужим, безликим словом!) сегодня небесно-голубое шелковое платье. Это Ирия и Эйда одеваются в дурацкие серые тряпки фамильных цветов. В таком виде и к общему столу притащились. А у Полины — безупречный вкус.

Впрочем, костлявую фигуру средней сестрицы не спасет никакой наряд. Хоть лучший в подзвездном мире. А хрупкая, светловолосая, голубоглазая Полина в любом, самом скромном платье — настолько совершенное создание!

И за что стареющему, махнувшему на всё рукой лорду Тарренту такое сокровище? Он всё равно никогда не сможет оценить Полину по-настоящему! Ее красоту, ее нежность, ее ум… Ее жертву, наконец!

Выйти замуж за опального изгнанника — это ведь дорогого стоит, разве нет? Так почему он позволяет Ирии так смотреть на его любимую женщину? Другой отец давно приструнил бы дерзкую, неуправляемую девчонку, напрочь забывшую свое место!

Когда хозяин занят чем угодно, кроме дома — даже собаки и кошки наглеют. Что уж говорить о вздорных дурах? Но Эдварду Тарренту плевать на всё!

Ветер за окном мерно воет. В такт печальным мыслям. Там, за окном — серые поля. А дальше — мокрый лес.

Пустота. Одиночество…

Тоска! А с единственной родной душой нельзя и словом перемолвиться. Потому что бдит тощая злющая ворона, по недоразумению родившаяся сестрой Леона.

Завтрак имел все шансы пройти, как часто бывало — в гробовом молчании. Если бы Полина — как всегда, Полина! — не попыталась разрядить обстановку:

— Эйда, тебе понравились новые платья?

А вот плаксивая тихоня — опять же, как обычно! — опустила глаза долу. Ну, можно не говорить с посторонними, но с родными-то?

А Ирия уже и ложку отложила, готовясь к бою. И с кем? С благороднейшей из женщин, искренне стремящейся стать им всем если не матерью, то старшей сестрой?

Полина бросила отчаянный, умоляющий взгляд на Леона. В уголках голубых глаз выступили слёзы. Хрупкие, изящные руки растерянно теребят край скатерти…

— Эйда, Полина задала тебе вопрос! — разозлился юноша.

— Понравились… — прошептала плакса.

Едва слышный стук ложки. Сжимаются кулаки Ирии. Эта-то куда опять лезет, когда не просят?!

— Тогда почему ты их не носишь? — обиженно дрогнул голос Полины.

Даже она не выдержала!

Эйда вскочила из-за стола и ринулась вон. Да какая муха ее укусила?! Откуда такой эгоизм и неблагодарность? От сестрицы научилась?

Ирия молча поднялась и тоже направилась к выходу. Походкой дворового сорванца. Хоть бы ходить нормально выучилась! Есть же у кого.

— Платья еще не готовы! — сквозь зубы процедила озлобленная дура, резко обернувшись в дверях. Еще более широких рядом с ее тощей фигурой.

— Почему?.. — опешила Полина.

— Мы еще не нашили на них синий круг.

Знак кающихся грешниц! Бывших продажных женщин!

Юный лорд едва не захлебнулся от ярости.

И дверь успела захлопнуться прежде, чем Леон сообразил крикнуть:

— Что ты себе позволяешь?! Папа! — юноша обернулся к отцу… и осекся.

Лорд Таррент так и просидел всю душераздирающую сцену над тарелкой. Не прикасаясь к еде. И явно не слыша ни слова.

Ни на какие колыбельные Чарли не реагирует. У него есть более важные дела — орать во всю мощь легких.

А вот детские считалки братишка любит даже очень. Наконец утихомирив его и оставив на попечение обрадованной кормилицы, Ирия вернулась к сестрам. В общую спальню.

Конечно, и ей, и Эйде уже положены собственные комнаты. Девицам в брачном возрасте — не место в детской. Но интересы Эйды в замке Таррент учитывать не принято. А уж Ирии…

Правда, до этой осени она о замужестве и не помышляла. Ее тайная любовь давно и, говорят, счастливо женат. А кого другого в этой роли странно и представить.

Но больно уж тоскливо этой ранне-промозглой осенью. И слишком нестерпимо хочется вырваться! Кажется, душу бы заложила за свободу — если кто примет такой залог. Только бы сбежать из тюрьмы!

Договорилась до ручки — родной замок тюрьмой стал.

Тюрьмой. Тюрьмищее не бывает! То есть бывает, конечно. Но об этом Ирия поклялась забыть. Навсегда.

Ага, забудешь тут — если Эйда еженощно напоминает!

Ладно, чем грустить — лучше заняться полезным делом. Почитать, например.

По десятому разу — одно и то же? Ничего, умных людей можно и в одиннадцатый раз перечитать. Всё лучше, чем вышивание гладью. Или крестиком. И чем смотреть на грустных сестер.