Зеркальная месть

– Не забывай, ты тоже в этом участвовал, – напоминаю я.

– Во всех жертвах, прежде всего, повинен Заказчик. И если его не станет… Это и есть высшая справедливость.

Как противно ворошить старое. Проще говорить о сегодняшнем.

– Допустим, Рысев хочет, чтобы я замолчала. Но ведь я же исчезла. Легла на дно, пропала для всех! Ему этого мало?

– А если тебя поймают, и ты дашь показания? Возникнет вопрос: кто Заказчик? У Рысева могут быть крупные неприятности. Как человек дальновидный, он хочет их избежать. Его цель – чтобы ты гарантированно замолчала навсегда.

– Ты уверял, что я ликвидировала преступников, врагов общества.

– Так и есть. Террористов будем мочить и в сортире, как говорил наш Президент. За это сотрудники получают ордена и звания. А ты делала ту же работу, но вынуждена скрываться. Светлая, ты устраняла тех, кого трудно прижать с помощью судебной системы. Они наносили стране вред больше, чем террористы.

Несмотря на снегопад, я еду быстро, неожиданно поворачиваю, ускоряюсь, проскакиваю на запрещающий сигнал светофора. Взгляд фиксирует всё, что происходит сзади и впереди меня. Погони и слежки незаметно. Я сбавляю скорость и держу путь на новую съемную квартиру. К тайному жилищу лучше подъезжать скромно, не привлекая внимания.

– Я была уверена, что смерть мерзавца улучшает общую жизнь.

– Понимаешь, если система порочна, на место погибшего мерзавца заступает новый.

– Но я же в этом не виновата. Зачем Заказчику меня устранять?

– Я всё больше убеждаюсь, что этим новым мерзавцем мог стать Рысев. Он бизнесмен в погонах. Если потеряет должность, то потеряет и деньги. Ты для него угроза потери должности.

– То есть я ликвидировала кого-то, чей бизнес присвоил он.

– Возможно.

– Кого именно?

– Это тайна, которую нам надо разгадать.

– Но зачем генералу ФСБ рисковать, устраивая на меня охоту с громкими взрывами? Не проще ли, если меня поймают, замять проблему на этапе следствия?

– Не всё так просто. У Следственного Комитета на Контору большой зуб. Я тебе говорил раньше про систему сдержек и противовесов в силовых структурах. Если там узнают, что в заказных убийствах замешан генерал ФСБ, это добавит им козырей в подковерной борьбе за влияние в верхах.

– Значит, Следственный Комитет представляет опасность для Рысева?

– С твоими показаниями, да.

– Надеюсь, до этого не дойдет. Завтра он предаст досье и прекратит охоту.

– По поводу завтрашней встречи, – хмурится Коршунов.

– Уже сегодняшней. – Я показываю на часы.

– На встречу я поеду один.

– Это почему? Вдвоем у нас больше шансов выкрутиться в случае опасности!

– Рысеву, прежде всего, нужна твоя голова. Если я буду один, он не станет ничего предпринимать.

– Он способен держать слово?

– Рысь способен на всё, – подумав, отвечает Коршунов.

От его мрачной интонации мне становится не по себе.

8

Мы оставляем «чероки» в полукилометре от дома и идем пешком. Такая уж у меня привычка. Завтра я припаркуюсь в ином месте и пойду другим маршрутом. И так каждый день пока мне предстоит пользоваться этой квартирой. Если ты предсказуем, ты уязвим.

Рядом с нашим подъездом я замечаю прикрученный цепью к газовой трубе мощный мотоцикл. Видно, что техника не первой молодости, хромированные детали истерты, бензобак покрашен, колеса явно от разных моделей. Только безрассудный лихач способен мотаться на двухколесном монстре в зимнюю метель. По словам Коршунова мой сын Николай стал именно таким. Это его мотоцикл. И с правилами конспирации он, к сожалению, не знаком.

Николай работает механиком в автосервисе. Денег, припрятанных мною в коломенской квартире, ему хватило, чтобы обустроиться и приобрести старенький побитый мотоцикл престижной марки. Николай довел технику до ума и теперь гоняет на двухколесном друге и в зной и в стужу. Вот черт, меня это беспокоит! Как и любую маму. Нужно серьезно поговорить с сыном. Предупредить, что лихачество…

О, господи! Размечталась! Разве имею я право вмешиваться в личную жизнь двадцатилетнего парня Николая Субботина, который лишь на днях узнал, что у него имеется непутевая мать, скрывающаяся от полиции. И если бы только это! В девять месяцев по моей вине он чуть не погиб, а прошлым летом из бабьей жалости я умудрилась с ним переспать. Как после этого пройдет наша встреча?

Квартира находится на пятом этаже. На лифте мы поднимаемся на седьмой и спускаемся по лестнице. Это тоже одна из привычек вечного беглеца. В данный момент я не контролирую ситуацию. В преддверие встречи колотится сердечко, ноет душа, а в голове полный сумбур.

Кирилл Коршунов открывает дверь квартиры и пропускает меня вперед. На ватных ногах я вхожу в темный коридор. Свет не зажигаю, чтобы не вычислили с улицы. Предосторожности во мне на уровне инстинктов, и сейчас я рада, что ночь скрывает мое потерянное лицо.

Я прохожу в комнату и вижу взрослого парня. Не могу поверить, что это тот самый сынишка, которого я баюкала на руках. Николай поднимается с дивана. Он ждал меня. Мы стоим в метре друг от друга. Зыбкий свет ночного города, пробивающийся сквозь шторы, позволяет разглядеть лишь фигуру. И это хорошо. Я надеюсь, что моих слез никто не заметит.

От переизбытка эмоций я не могу вымолвить ни слова. В горле ком, мышцы скованы, шея одеревенела. Стыд, смущение и радость разрывают сердце. Сейчас я не безупречный киллер со стальными нервами, а обыкновенная баба, совершившая в жизни кучу ошибок.

Я благодарна Коршунову, что он поведал обо мне сыну без утайки. У меня не хватило бы сил. Теперь Коля знает самое главное. А я способна произнести единственное слово.

Как бы сын меня не принял, я обязана повиниться:

– Прости.

Я слышу свой голос, словно со стороны. Мое сознание расщепилось, часть неподвижна, а часть кружится, подхваченная вихрем. Я вижу картину сверху. В темной комнате замерли две фигуры самых родных на свете людей. Для них время застыло. Они оказались в центре бушующего торнадо. Стены рассыпались, город разрушился, весь мир вращается с бешеной скоростью, однако они ничего не замечают. Горловина торнадо закручивается вплотную за их спинами, малейшее движение вспять, и жизнь разметает их навсегда. Ураган усиливается, вихрь сужает свои тиски, и становится понятно, что стихия ждать не будет. Торнадо способен зацепить кого-то из них и выбросить в никуда.

Та часть моего сознания, которая вращается в урагане, хочет крикнуть, предупредить меня, что спасение в единстве. Но я понимаю, что это бесполезно. Тело не услышит меня. И даже если услышит, оно не способно сдвинуться. Сказав единственное слово, попросив прощения, я не имею право принимать решение. Я могу лишь надеяться. Решение должен принять человек, стоящий напротив. Он родной мне по крови, но не обязан любить маму, обрекшую его на сиротское детство.

И вот я вижу, как Коля делает шаг и обнимает женщину. О, боже! Ее надежда сбылась. Он простил ее, они воссоединились!

Ураган теряет мощь и уходит в небытиё. Комната обретает прежние черты, а я возвращаюсь в себя. Мои щеки влажные от слез. Это не только мои слезы, а и слезы сына. Я реву, не стесняясь. Вот оно – счастье. Я обрела сына.

Теперь я могу говорить. Слов много, остаток ночи проходит в разговорах. Я узнаю о сыне, а он о своем погибшем отце, у которого тоже были два смешных темечка на макушке. Как же я любила прикасаться к ним!

Утром меня ждет еще одна радость. Коля спохватывается и показывает коробку, где мирно спит Пифик. Вчера в Коломне, положив диктофон на террариум, он все-таки потратил драгоценные секунды и, рискуя жизнью, вынес черепаху.

9

В середине дня обширная парковка перед гипермаркетом «Реал» не пустовала. Свободными оставались лишь крайние ряды, где ночью состоялась встреча с Рысевым.

Прежде чем остановить машину Кирилл Коршунов несколько минут петлял по парковке. Вчерашних противников он заметил сразу. Они не таились. Гном курил рядом с заведенным автомобилем, а хмурый Лесник развалился за рулем. Оперативники приехали на прежней «трешке» БМВ, в которую успели вставить стекла.