Страница 74 из 85
– Соединения турок допустить невозможно, надо бить поодиночке!
Мнение российских капитанов было единодушным – атаковать и уничтожить врага!
25 октября вдали были усмотрены турецкие суда. Свежий ветер, однако, не дал возможности атаковать немедленно, и нападение было отложено до следующего утра.
День следующий начался решительным нападением. Умело маневрируя, головные «Чесма» и «Граф Орлов» отсекли от основных сил две шебеки и фрегат, буквально изрешетив их своими ядрами. От уничтожения турецкие суда спасла лишь непроницаемая южная ночь.
Весь следующий день русские моряки снова боролись со стихией, штормуя с зарифленными парусами. Турки тем временем, перейдя под защиту местных крепостей, отстаивались на якорях, готовясь к отражению возможного нападения.
Так настал день 28 октября, день решающий и памятный.
Снова поутру был на «Графе Орлове» капитанский совет. И снова было на нем решено, несмотря на жестокую пальбу береговых батарей, идти прямиком на неприятельские суда и дать им бой генеральный!
– Надежду станем иметь на умелость господ офицеров и матросов да на помощь Господа нашего Всевышне го! – так закончил свои наставления Коняев.
Против 220 пушек на русских кораблях турки имели 420, не считая стрелявших с берега. Но и столь большое различие в силах на решение российских капитанов ровным счетом никак не повлияло. Желание было одно – атаковать!
Красноречивое свидетельство о первых минутах Патрасской баталии оставил в шканечном журнале флагманского корабля штурман Савва Мокеев: «В начале 10 часов с обеих крепостей и с неприятельского флота начали производить по нас пальбу, но, несмотря на страсть оной, надеялись на свое мужество и на помощь Всевышнего Бога, чем себя охотно побуждали дать баталию, и мы с эскадрою усиливали прийти к неприятелю в ближнее расстояние, дабы наши пушки удобнее их вредить могли».
Сблизившись на кратчайшую дистанцию, русские корабли разом бросили якоря. По сигналу Коняева ударил первый залп, сражение началось. Впереди остальных дрались линейные корабли «Чесма» и «Граф Орлов», немного поодаль – фрегаты «Николай» и «Слава», шебека «Забияка». С моря эскадру прикрывали поляки «Мо-дон» и «Ауза».
Турки били ядрами и огромными мраморными глыбами. Наши ответствовали книпелями да картечью с брандскугелями.
На исходе часа пополудни Коняев, внимательно следивший за ходом сражения в подзорную трубу, заметил большое замешательство в береговой крепости, которую успешно расстреливала «Чесма».
– Вывесить флаги, чтоб огонь усиливали до крайности! – обратился к стоявшему рядом вахтенному лейтенанту Лопухину Коняев. – Чувствую я, что еще немного поднажать – и турки не выдержат!
– Не разорвало бы на такой стрельбе пушек! – не смело вставил лейтенант.
– Смерти бояться – дома сидеть! – не оборачиваясь, бросил каперанг, снова приставляя к глазам трубу.
Повинуясь приказу, русские суда резко усилили темп стрельбы. Канониры еле успевали отскакивать от дергающихся на отдаче пушек.
И неприятель не выдержал… «В исходе часа увидели мы: от нашей с эскадрою сильной пальбы с неприятельских судов люди бросалися в воду с великой торопливостью, иные съезжали на берег, а по ним еще более от нас пальба происходила…», – вспоминал очевидец этой баталии.
Рубя якорные канаты, турецкие суда спешили уйти под самый берег, чтобы там хоть как-то укрыться от смертоносного дождя ядер. Когда турки отошли, Коняев поднял сигнал о прекращении сражения с турецкой флотилией и переносе огня на береговые батареи. До самой темноты гремели русские пушки, и к ночи с берега уже не раздавалось ни одного выстрела.
А с рассветом снова принялись за неприятельские суда. Скоро вся турецкая флотилия пылала единым огромным костром. Это был уже погром!
По распоряжению Коняева вперед прочих вышла шебека «Забияка», самая верткая и маневренная из русских судов. Ей была поставлена задача особая – захватить оставшиеся целыми турецкие суда.
Шебека прикрывала две шлюпки. На шлюпках – известные храбрецы констапель Сукин и лейтенант Макензи. Перед отплытием наставлял их самолично Коняев. Приказ был краток:
– Что можно вывести из огня – выводить, а что нельзя – сжигать карказами!
Сукин с Макензи действовали отчаянно. Под турецкими пулями они приставали к неприятельским судам и фрегатам, поджигали их и хладнокровно следовали дальше.
Когда Макензи подпаливал уже третье судно, на нем вспыхнул камзол. Лейтенанта спасла находчивость. Не растерявшись, он выпрыгнул за борт.
К четырем пополудни все было закончено. Дульциниотской флотилии – главной надежды султана на реванш в эгейских водах – более не существовало. Сожжено и пущено на дно было 7 фрегатов и 8 шебек. Бежать удалось лишь одному-единственному судну – новому 30-пушечному фрегату. Прячась за горящими собратьями, он вырвался из гибельной круговерти. Но повреждения, полученные им от русских пушек, оказались, увы, смертельны. Часы беглеца были сочтены. Фрегат едва успел втянуться в Лепантский залив – и затонул.
Поздним вечером Коняев собрал сведения о собственных потерях. – Один убитый и шестеро раненых! – доложили ему. – Кто убит? – Лейтенант Козмин!
– Прими, Господи, его душу! – перекрестился Коняев. – Погребать будем по морскому обычаю. Письмо ж его матушке я отпишу сам!
Так завершилось сражение, вошедшее в историю под названием Патрасского.
Угроза русским позициям в Архипелаге с севера, из Патраса, была устранена. А едва граф Алексей Орлов получил это радостное известие, как последовало новое, не менее приятное: отряд греческого волонтера лейтенанта Алексиано отличился в южной части Эгейского моря у Дамиетты, где сжег еще одну флотилию турок, захватив при том изрядный трофей: сто двадцать пленных, семь знамен, три литавры, два флага да четыре серебряных наградных турецких пера…
О славной победе Михаила Коняева при Патрасе, как и о не менее славной победе Алексиано при Дамиете, императрица Екатерина II узнала лишь в феврале следующего 1773 года. «Граф Алексей Григорьевич, – писала она Орлову в ответном послании, – с великим удовольствием усмотрела из ваших последних реляций о новых, вами полученных по истечении второго перемирия победах над вероломным неприятелем…»
Что еще мы знаем о Михаиле Тимофеевиче Коняеве? Знаем, что служить он начал в 1743 году, в самое тяжелое для русского флота время – время забвения и всеобщей неустроенности. Известно нам, что неоднократно водил он фрегаты и линейные корабли из Архангельска в Кронштадт, что поручалось морякам наиболее опытным. Известно, что за Патрасскую победу был он удостоен Георгиевского креста третьего класса.
21-22 октября 1772 года отряд из двух судов под началом лейтенанта П. Алексиано у крепости Дамиета сжег одно судно и взял в плен два; затем, усиленный шестью шебеками, совершил нападение на крепость Сур и после двухдневного обстрела захватил ее.
31 июля 1773 года отряд в семь вымпелов под флагом контр-адмирала А.Елманова взял крепость Будрум и захватил две галеры и фелюку.
Боевые действия меж тем в Архипелаге продолжались. Стремясь полностью оголодить турецкую столицу, Орлов со Спиридовым образовали несколько «летучих» эскадр, состоявших из легких быстроходных судов. Одну из таких эскадр в семь вымпелов возглавил Михаил Кожухов. Теперь он сторожил дарданелльские теснины, гонялся за турецкими торговыми судами. Захваченных купцов отводили в порт Аузу, где адмирал Спиридов базировал главные силы русского флота. Чего только не перехватывали суда Кожухова: бенгальский шелк и суражскую пряжу, бахройнский жемчуг и багдадский табак, кашмирские ткани и индийский муслин… Русский флот на Средиземноморье содержался за счет захваченных неприятельских судов. Петербургу хватало забот и без него! Поэтому товары не пропадали. Суда отводили в ближайшие порты, где их содержимое распродавалось. Вырученные деньги поступали, однако, не в казну турецкую, а в казну российскую…
На исходе мая 1773 года «летучая» эскадра Кожухова привела в Аузу очередное неприятельское судно, груженное продовольственными припасами. Командир эскадры уже готовился выйти в море, когда его вызвали к адмиралу. Спиридов был весьма озабочен.