Помни войну

Причина крылась в следующем. Вражеские шпионы донесли своим о результатах двух дней бомбардировки внутренней гавани Порт-Артура. Их результаты не шли ни в какое сравнение с тем уроном, который получил эскадренный броненосец «Фуджи» от разрыва одного-единственно-го русского крупнокалиберного снаряда...

Новый командующий был опытнейшим специалистом артиллерийского дела. Он сразу же обратил внимание на русские боеприпасы к корабельным орудиям, сравнив их с японскими снарядами. Сравнение оказалось не в нашу пользу.

Японский флот использовал фугасные снаряды, начиненные взрывчатым веществом под названием «шимоза». Как ее тогда называли в Европе — «лиддит», или пикриновая кислота. Артиллерийские же снаряды русского флота были снаряжены сильно увлажненным пироксилином, то есть бездымным порохом.

Японский снаряд имел тонкие стенки из высококачественного металла, большой боевой заряд и простой взрыватель мгновенного действия, срабатывавший даже при ударе о воду. Эти снаряды имели очень сильное фугасное действие» высочайшую температуру взрыва, огромное количество осколков.

Русские же снаряды одного и того же калибра имели больший вес металла по сравнению с японскими (и английскими). А на боевой заряд пироксилина приходилось всего при с половиной процента от общей массы снаряда. К тому же до 30 процентов от веса заряда составляла вода.

В результате русские снаряды имели слабое фугасное действие. Из-за крайне неудачной конструкции двухкап-сюльного взрывателя замедленного действия генерала Бринка, применявшегося в большинстве снарядов морской артиллерии России, они или не взрывались, попадая в небронированные части вражеского корабля, либо взрывались, пробив уже оба корабельных борта. Лучшим примером тому стало Цусимское морское сражение.

Однако под Порт-Артуром дело до артиллерийского боя тяжелых броненосных кораблей пока не доходило. Если флотоводец Макаров искал встречи с неприятельским флотом, то об адмирале Хейхатиро Того такое сказать было трудно. Он стал искать морского сражения главных сил только после того, как Соединенный флот микадо получил явное преимущество над противником.

Весть о том, что японскому флоту после стрельбы русских броненосцев из внутренней гавани пришлось спешно уйти за горизонт, дала новое признание защитников крепости Макарову. Шутка ли, нескольких залпов главным калибром хватило для того, чтобы заставить ретироваться всю вражескую броненосную армаду.

— Значит, не боится наш Дедушка японской армады. Хорошо придумал вести огонь через гору.

— Теперь японцы с их адмиралом познали силу огня наших пушек.

— Пальба остается пальбой. Вот бы Бороде сойтись с Того в открытом море. Что тогда будет?

— Что будет? Ясно одно — наши не отступят, будут драться геройски...

Озабоченность командующего флотом эффективностью артиллерийской стрельбы была не случайной. Обстрелы крепости с моря, явный перевес Соединенного флота над порт-артурской эскадрой в огневой мощи корабельной артиллерии заставляли искать выход из такой ситуации. Вице-адмирал Макаров, зная, что броненосных кораблей у него в обозримом будущем не прибавится (владивостокский отряд крейсеров имел задачу обороны Приморья), ре шил позаботиться о качестве орудийной стрельбы.

Решение вопроса виделось в следующем. Степан Осипович еще на Балтике, в Кронштадте, понял, как многое в артиллерийском бое зависит от его обеспечения в мелочах, от выучки комендоров и их непосредственных начальников. Так, стрельба из корабельных орудий во многом зависела от пристрелки к морской цели, от того, насколько верно будут распознаны координаты всплесков воды от падающих снарядов. Только в таком случае можно было удачно произвести корректировку стрельбы.

Макаров собрал на флагманском броненосце «Петропавловск» артиллерийских офицеров. Были приглашены и командиры береговых батарей крепости. Разговор шел о том, как поднять эффективность артиллерийских дуэлей с неприятелем:

— Прошу доложить старшего артиллерийского офицера броненосца «Цесаревич» об особенностях огневого противоборства с флотом противника.

— Господин адмирал, господа офицеры. Характер происшедших артиллерийских стрельб заставляет говорить о том, что на эскадре плохо обстоят дела с прицеливанием к морским целям. Тогда как в скорострельности мы ничем японцам не уступаем.

— Что, на ваш взгляд, можно предложить для устранения недостатка?

— Надо увеличить в бою число сигнальщиков, наблюдающих за падением своих снарядов.

— Но в бою весь экипаж расписан по боевым постам. Лишних людей для исполнения обязанностей сигнальщиков нет. Где можно взять людей?

— Надо думать, ваше превосходительство.

— Тогда я предлагаю на ваше обсуждение свое предложение. Во время учебных стрельб на Балтике, когда я командовал броненосным фрегатом «Князь Пожарский»» обязанности дополнительных сигнальщиков исполняли сами комендоры.

— Как это?

— Было организовано наблюдение за падением снарядов для каждой пушки отдельно.

— Господин адмирал, в стреляющем орудийном расчете люди задействованы все?

— Да, все до единого. Поэтому обязанности наблюдателя у бортовой артиллерии, где переход с борта на борт был удобен, поручалось одному из комендоров орудийного расчета противоположного борта.

— А у башен на броненосных судах?

— У башен для этой цели следует назначать особого человека, который находится в бою сбоку башни.

— В башнях команда большая. А как быть, если огонь ведется мелкой артиллерией? Особенно на миноносцах?

— В таком случае наблюдатель-сигнальщик для артиллерии малого калибра должен назначаться по усмотрению начальства. На этот пост в бою можно ставить любого члена команды. Еще вопросы есть?

— Нет.

— Тогда на днях на суда поступит мой приказ об организации наблюдения за падением снарядов в артиллерийском бою. Все делать в строгом соответствии с ним.

Такой приказ вице-адмиралом Макаровым был действительно издан через несколько дней. На том совещании артиллерийских офицеров эскадры решилась и еще одна проблема ведения огневого боя с японскими кораблями.

— Качество артиллерийской стрельбы, прежде всего её прицельность, зависит во многом от верности курса. Но в бою идет маневрирование, и пристрелку приходится постоянно повторять. Приходилось вам с этим сталкиваться?

— Да, приходилось.

— Выход из положения вижу в следующем. Чтобы избежать невыгодных условий для успешной наводки орудий, командирам судов следует строго следить за действиями рулевого.

— Это ясно. А что предпринимать командиру, когда стреляющий корабль начинает перекатываться с заданного курса?

— Тогда командир должен без промедлений приказать рулевому: сдайся еще на полрумба или на румб. И судно вновь встанет на удобный для артиллерийского боя курс...

Наблюдая за перекидной стрельбой за Ляотешань, Макаров обратил внимание, что порох в заряженных орудиях перед выстрелом подмачивался. Причина крылась в том, что погода стояла дождливая, с ветром. Моросящий дождь и становился бедой для комендоров: мелкие капли воды за летали в орудийные стволы.

Опасность состояла в том, что при задержке залпа в орудийные стволы могло попасть столько дождевых капель, что от этого могла пострадать немалая часть заложенного в ствол порохового заряда. Но такое могло случиться при постоянных моросящих над Квантуном дождях. А если артиллерийский бой придется вести в ливень, да еще при штормовом ветре?

В итоге на эскадре был объявлен очередной приказ командующего, который удивлял простотой и оригинальностью решения достаточно серьезной проблемы для корабельной артиллерии:

«Для того, чтобы не подмачивало дождем и брызгами порох в заряженных орудиях, заготовить пробки из досок, толщиною в 1 дюйм, обшитых по бортам войлоком или резиной. Пробки эти перед выстрелом не вынимаются, а потому должны быть как можно легче, чтобы в случае, если снаряд, на лету догнав эту пробку, ударит ее, не последовал бы его разрыв.