Помни войну

Пока колеса пассажирского поезда «наматывали» тысячи верст пути, с Тихого океана, из Маньчжурии шли в Рос сию безрадостные телеграфные строки. Флот японского императора-микадо блокировал порт-артурскую крепость со стороны моря.

Больше всего вице-адмирала Макарова обеспокоило сообщение о том, что японская армия (одна из четырех!) высаживается в Корее и идет на север к китайской границе по суше. В походном штабе командующего флотом состоялся на сей счет разговор:

— Степан Осипович, что вы думаете о таком стратегическом ходе японцев? По суше пустили на войну только одну армию.

— Маршал Ояма и адмирал Того поступают совершенно правильно. Лучше, чем морем, им три другие армии в Маньчжурию не перебросить.

— Но при наличии в Порт-Артуре броненосной эскадры и отрядов миноносцев им это будет сделать нелегко. Не так ли?

— Все это так. Дело теперь в командовании нашей эскадрой. Вопрос в том, будет ли оно искать противника в море?

— А если наши в Порт-Артуре активность не проявят? Тогда что?

— Тогда мы даем японцам прекрасный шанс избежать потерь при десантировании трех армий на китайский берег. И они им непременно воспользуются. Будьте в этом уверены.

— Степан Осипович. Можно ли этому воспрепятствовать?

— Можно. Инициативу в войне на море неприятелю отдавать никак нельзя...

Макарова больше всего огорчала в поступающих в Россию с театра войны телеграфных сообщениях одно-единственное. Флот Тихого океана, мощная броненосная порт-артурская эскадра продолжали бездействовать. Причем не японцы закрывали для русских броненосцев и крейсеров «море на замок», а собственное флотское начальство.

22 февраля Макаров прибывает после четырнадцати дней пути в город Мукден. Там находилась резиденция царского наместника на Дальнем Востоке адмирала Алексеева. Про исходит символичная встреча бездарного в делах военных и морских царедворца, оставившего грустный след в истории

Русско-японской войны, и поистине боевого флотоводца, способного (и желавшего того) повернуть в пользу России ходвоенных событий на морях Желтом и Японском.

Сын боцмана имел на вице-адмиральских погонах по два шитых золотом гербовых орла. Признанный сын импе-ратора Александра II — три таких орла. На этом сходство двух государственных деятелей, которые определяли с российской стороны ход дальневосточной войны на море, пожалуй, и ограничивалось.

Степан Осипович знал об адмирале Алексееве несравненно больше, чем тот о нем. Генерал-адъютанту шел 61 год. В тринадцатилетнем возрасте был определен в Морской кадетский корпус, откуда был выпущен гардемарином. Имел богатую практику морских походов. В водах Средиземного моря и Атлантики проплавал почти беспрерывно девять лет: на клиперах «Яхонт» и «Жемчуг», фрегатах «Князь Пожарский» и «Светлана», шхунах «Соук-Су», «Псезуапе» и «Келасуры», корветах «Аскольд» и «Богатырь», пароходах «Цимбрия» и «Джазо». В 35 лет получил в командование крейсер «Африка». Затем занял капитанский мостик крейсера «Адмирал Корнилов».

Карьера давалась императорскому сыну «легко». В звании контр-адмирала он — помощник начальника Главного морского штаба и начальник эскадры Тихого океана. С получением звания вице-адмирала становится старшим флагманом Черноморской флотской дивизии.

Утверждение России на Дальнем Востоке и в Маньчжурии, события в Китае вызвали к появлению на свет должности царского наместника. В августе 1899 года Алексеев назначается главным начальником и командующим войсками Квантунской области и морскими силами в Тихом океане.

С именем адмирала Евгения Ивановича Алексеева были связаны успешные действия русских экспедиционных войск, составной части интернациональных войск, при подавлении в Китае восстания ихэтуаней (в Европе оно было больше известно как «боксерское», поскольку на знаменах повстанцев красовался сжатый кулак). Алексеев руководил боевыми действиями против форта Таку и при взятии бортового города Тяньцзиня. На его долю пришлась «подготовка к походу на Пекин».

Алексеев, не любивший людей талантливых, подобных Макарову, принял, однако, нового флотского командующего весьма любезно. На то была действительно веская причина: начало боевых действий откровенно обескураживало. Требовался кто-то, могущий «даровать» Романовым и всей Российской империи желанную победу.

Адмиральский разговор двух малознакомых людей был откровенен. Ведь в войне, в которой нет успехов, о дипломатии, даже тайной, приходилось на время забывать. Не до того им было в зимний маньчжурский день: моросил дождик, а промозглый ветер заставлял часовых солдат прятать застывшие руки поглубже в рукава шинелей.

— Степан Осипович, рад приветствовать вас в Маньчжурии, в рядах действующей императорской армии.

— Благодарю за такую торжественную встречу, ваше превосходительство.

— Вы, по всей видимости, уже знакомы с положением дел на море и в Порт-Артуре.

— Да, Евгений Иванович. Начальники станций в пути оказывали мне как командующему флотом любезность и знакомили с телеграфными сообщениями.

— Каково же ваше мнение о положении дел?

— Честно говоря, меня оно не радует. Флот бездействует. Японцы готовятся высаживать свои остальные армии морем на берег Маньчжурии.

— Вы думаете, что маршал Ояма и адмирал Того на такой шаг решатся?

— Обязательно решатся, ваше превосходительство. Если уже не решились.

— Но разве наша порт-артурская эскадра своим присутствием не будет им помехой?

— Если она будет стоять во внутренней гавани, то адмирал Того ее может не опасаться.

— Степан Осипович, не надо сгущать краски. Наши броненосцы ничем не хуже японских.

— Согласен, Евгений Иванович. Только в море господствуют не наши броненосцы, а неприятельские. Инициатива в Желтом море и в Корейских проливах, к сожалению, не у нас.

— Но порт-артурское командование можно понять. После той ночной торпедной атаки они не хотят рисковать. Гибель любого корабля больно отзовется в сердце России. Потеря эскадренного броненосца или крейсера — это не потеря на поле боя пехотного батальона.

— Согласен с вами. Пехотный батальон собрать и обучить можно во много раз быстрее, чем построить броненосец. Но не рисковать на войне нельзя.

— Степан Осипович, риск должен быть разумен. Особенно здесь, в Маньчжурии, куда еще не все назначенные войска прибыли из сибирских губерний.

— Однако без риска, Евгений Иванович, мы не сможем ни найти японские десанты в море, ни атаковать их.

— Тогда как вы видите свои действия на посту командующего флотом?

— Прежде всего, на мой взгляд, надо поднять боевой дух корабельных экипажей, командиров кораблей.

— Каким образом, извольте узнать?

— Только боевой работой. Выходами в море на поиск неприятельских сил. И корабельных, и десантных.

— Но в случае таких рискованных предприятий, Степан Осипович, вся ответственность за неудачи и боевые потери падет только на вас. Об этом я не могу вас не предупредить лично.

— Ваше превосходительство, на то я и командующий флотом, чтобы отвечать за его успехи и неудачи. Но за инициативу в войне на море надо бороться каждодневно, рискуя во всем.

— Что ж, Степан Осипович. Рад был познакомиться с вами лично. Желаю вам в Порт-Артуре только побед.

— Благодарю за пожелание, Евгений Иванович. Надеюсь, что геройский дух «Варяга» и «Корейца» послужит Отечеству еще не раз.

— Я тоже надеюсь на молодецкий дух наших моряков-героев. Но и очень надеюсь, что судьбу «Варяга» и «Корейца» ни один наш корабль больше не испытает.

— О чем вы, Степан Осипович?

— О том, что Отечеству нужны не погибшие корабли-ге-рои, вечная слава которым уже дана, а те суда, что славу добудут в победном морском бою...

Адмирал Алексеев провожал командующего флотом Тихого океана на мукденском вокзале лично в окружении блестящей свиты флигель-адъютантов. Два моряка обнялась, крепко пожали друг другу руку и расстались, чтобы никогда больше не встретиться.

Первая и последняя встреча, откровенный разговор не положили «мостик» между двумя личностями, поступки и решения которых во многом предопределяли действия России в начальном периоде войны. И Макаров, и Алексеев имели немало случаев высказывать неудовольствие распоряжениями другого. Вице-адмирал вел войну в Порт-Ар туре по своим правилам, полный адмирал не желал воевать на море указаниями из мукденской штаб-квартиры.