Страница 30 из 118
Чрезвычайно интересно описанное Преториусом (XVII в.) чествование огня овина или риги, совершавшееся еще в его время пруссами, по окончании молотьбы. Резали черного или совершенно белого петуха, при чем произносили: «Габиаугия[299], будь весел и милостив к нам!» Затем хозяин, по удалении всех женщин[300], варил петуха и, положив его на покрытую белым платком получетвериковую меру, созывал сыновей и работников своих к трапезе; при этом он обращал к богу Габиаугия молитву следующего содержания: «Благодарим тебя, боже Габиаугия, за то, что мы ныне можем выделать твои благие дары». Его благодарили за то, что он милостиво оградил молящихся от пожара, и просили об еще более обильном урожае в будущем, после чего уже следовало произнесение христианских молитв. Вслед за сим, в честь богини земли Земинелы, выливали на землю пиво и затем уже приступали к жертвенному пиршеству, к которому допускались и женщины. За этим пиром каждый, кроме сваренной вместе с жертвенным петухом свинины и говядины, которых мог есть сколько желал, получал по кусочку мяса этого петуха. Все оставшееся от трапезы мясо и кости или отдавались на съедение собаке, или же зарывались в навозе. В заключение торжества хозяин, взяв в руки чашу пива, произносил: «Любезный боже Габиаугия! Мы прекрасно справили праздник, будь милостив, наш боженька, и благослови нас, наших детей и домочадцев, наш дом и двор, наш скот, хлеба и т.д.»[301]. Описание этого праздника может служить живой иллюстрацией коротких и отрывочных известий о существовании в древней Руси обряда поклонения огню под овином, обряда резания кур (или петухов)[302] под овином (ср. выше стр. 40, 58-59). Такое чествование в древней Руси овинного огня, вероятно, тождественно с упоминаемым Снегиревым празднованием «именин овина»[303], – торжеством, очевидно, в свою очередь, тождественным с описанным обрядом пруссов: «Габиаугаис» – торжество в честь бога Габиаугия, по словам Преториуса, «есть как бы праздник овинов» (der Jaugien)[304]. Огонь вообще играл немалую роль в религиозных обрядах литовских народов. Невеста у судинов, курляндцев, жмуди и литвы, во время свадебного торжества, трижды обводилась кругом огня[305]. Покидая родительский дом, она со слезами обращалась к огню очага, со следующим причитанием: «О мой любезный, святой огонечек! Кто будет носить тебе дровец, кто будет стеречь тебя?»[306] Во время жертвенного обряда, совершавшегося у пруссов, по желанию частного лица, с целью излечения человека или скотины от болезни, или избавления от других невзгод, прежде всего разводился большой огонь, к которому хозяин должен был принести все обещанное богам. Если обещанную жертву составлял козел, то он должен был привести его и держать морду животного близко к огню. В то время вайделот вынимал из огня горящую головню и, держа ее в руках, произносил молитву богам, в которой, указывая на предлагаемое им угощение, просил, чтобы они исполнили желание жертвователя. Во все время молитвы хозяин держал голову козла близ огня. Затем, по отсечении головы козла, мясо туловища и внутренности варились и съедались, голова же полагалась к огню[307]. В этом обычае нельзя не видеть выражения высокого почитания огня, которое было распространено между всеми древнеарийскими народами (ср. ниже ст.: «Огонь»), и участия его во всяком жертвоприношении. Наконец, по съедении священного козлиного мяса, прежде чем приступить к питию пива, опять совершался обряд, относившийся к огню: вайделот брал обеими руками из огня горящий уголь, кидал его себе на открытую глову, с головы сбрасывал его опять в руки, а из рук бросал его обратно в огонь, потом касался рукой земли, произнося: «Лабба, лабба!» (т.е. хорошо, хорошо!) Примеру его должен был следовать каждый, вкусивший священной козлятины[308].
Земному богу, Пушкайту, представителю священных деревьев и рощ, обитавшему под бузиновым кустом (см. выше стр. 114), предлагались жертвы таким образом: под бузиновый куст приносили хлеба, пива и других яств, и молили бога, между прочим, о том, чтобы он послал подвластных ему малорослых Парстуков в житницы, с тем, чтобы они умножали там хлеб и сохраняли его в целости. В честь же Парстуков приносили в житницы на ночь стол, на который ставили пиво, хлеб, сыр, масло и другие вареные и жареные яства, как угощение божкам; затем запирали двери и уходили, и на другой день с большим вниманием наблюдали, съедено ли что-либо из предложенного угощения, и, в случае замеченной убыли, очень радовались, видя в этом для себя залог будущего благополучия[309]. Круг приводит из французского перевода какой-то Visitatio Uvonicar. eccles. facta an. 1613, отрывок следующего содержания, относящийся к латышам, сохранявшим еще языческие обычаи: «Они (латыши) почитают некоторые священные деревья, около которых собираются в известные времена. Там они приносят в жертву черного быка, черного петуха, делают возлияния пивом; по совершении жертвоприношения, они едят, пьют и пляшут в честь своих богов»[310]. Вероятно, жертвы эти приносились Пушкайту, представителю деревьев, обитавшему под кустом, т.е. в земле, так как (на это было обращено мною внимание уже раньше) животные черной масти обыкновенно у языческих народов посвящались божествам земным или подземным.
К наиболее торжественным богослужебным обрядам литовских народов принадлежали, разумеется, совершавшиеся в главнейшие общественные годовые праздники. Таков был прежде всего весенний праздник. «В день св. Георгия (т.е. 23 апреля), – пишет Менеций (XVI в.), – они (пруссы, литва, жмудь и пр.) имеют обыкновение приносить жертву Пергрубиосу, которого признают богом цветов и растений (по словам Луки Давида, празднество это отправлялось при начале пахоты). Жертвоприношение происходит следующим образом: жрец (sacrificulus), называемый вуршкайт, держит в правой руке чашу, наполненную пивом, и, призывая имя бога, поет хвалу его: “Ты (Пергрубий), – возглашает он, – прогоняешь зиму, ты возвращаешь рощи и леса!” Пропевши эти слова (nae cantilena finita), он схватывает зубами чашу и, не прикасаясь к ней руками, выпивает пиво, пустую же чашу бросает назад через голову. (Такой своеобразный способ пития чаши, вероятно, вызван был обязательством осушать чашу до дна в один прием. Ср. выше, стр. 53, описание обряда служения Святовиту Арконскому, при котором жрец осушал рог в честь идола “за один раз”). Чашу поднимают, вновь наливают пивом, и из нее пьют все присутствующие, воспевая при том гимн в честь Пергрубия. Затем пируют целый день и водят хороводы (choreas ducunt)»[311].
Стрыйковский, в качестве очевидца, еще несколько подробнее описывает этот праздник. По его словам, весною, когда сойдет снег, когда наступает пора пахать и начинает показываться трава, поселяне сходятся в какой-нибудь просторный дом, гце вуршкайт берет чашу пива и, подняв ее вверх, молит бога Пергрубия: «О всемогущий боже наш Пергрубий! Ты прогоняешь неприятную зиму и размножаешь растения, цветы и травы: мы просим тебя, умножай хлеб наш засеянный и который мы еще будем сеять, чтобы он рос колосисто, а весь куколь вытопчи!» Выпив пиво описанным у Меиеция способом, жрец, по словам Стрыйковского, обращался к другим богам: к Перкуну с молитвою о том, чтобы он отвратил от полей вредное действие грома, града, молнии, дождя, бурь и туч; к Свайкстиксу, богу света, прося его светить милостиво и ясно на хлеба, луга, цветы и на скот; к Пильвиту – с мольбой, чтобы он дал хорошо сжать и убрать в гумно весь хлеб. При этом он выпивал в честь каждого из призываемых богов, «которых у них было пятнадцать» (вероятно, этой цифрой ограничивалось число призывавшихся в данном случае богов), по чаше пива, держа чашу в зубах, что делали, следуя его примеру, и все присутствовавшие, а затем пели, «как будто выли волки», песню во хвалу богов[312]. (Ср. у древних славян возлияния и питие чаш в честь богов.)