Страница 28 из 118
И в других песнях литвинов солнце постоянно сохраняет характер божества женского рода и нередко противопоставляется месяцу – божеству мужского рода: «Солнце-матушка приданое готовила», или: «Сидит моя матушка, как на небе солнце… сидит мой батюшка, как на небе месяц», «светит месяц на небе – плачет обо мне мой батюшка, светит солнце на небе – плачет обо мне моя матушка»[271] и т.п. К солнцу, шествующему по небу, а потому все видящему и все ведающему, литвины обращаются и с вопросами о том, что происходит в далеких местах, напр.:
С высоты неба, поведай,
солнце
,
Оттуда ты видишь границы света,
Побеждает ли муж мой поганых,
Слышишь ли там его громкие приказания?
С высоты неба, поведай,
солнце
,
Не скосила ли смерть моего сана,
Обогряет ли он мечь свой в крови поганых,
И грабит ли добычу и гонит пленников?..
[272]
Богиня солнца, по представлению литвы, ездила над землею в колеснице, запряженной тремя конями: серебряным, золотым и алмазным[273].
У пруссов бог неба назывался Окопирнос (Okopirnos), но образ его, очевидно, побледнел и стушевался перед могучей тройственной группой богов, перед «Трибогом» прусского Олимпа, если можно так выразиться. Ромов (Romove) называлось то место в Надровии, где стоял знаменитый священный дуб, в котором обитали упомянутые три бога: Перкунос, Потримпос (Potrimpos) и Поклус или Пиколлос (Poclus, Picollos)[274]. Этот тройственный союз главнейших богов прусских, неразрывно соединенных в одном святилище, в Ромове, представлял собою олицетворение в трех самостоятельных божественных образах той идеи, которая у древних народов нередко выражалась в лице одного тройственного божества, властвующего над тремя областями мира: вспомним трехокого Зевса (по объяснению Павсания, вероятно, впрочем, неверному, см. ниже ст.: «Ветры» – Стрибог), трехглавую Гекату, трехвидную Диану, наконец, неназванного по имени, высшего владыку над тремя царствами мира (triplicis mundi Summus) древних италийцев. Названные три прусские бога служили: Перкун, как бог грома и молнии, снега и града, – представителем неба, Поклус, как бог всеразрушающего вихря и в то же время бог пекла, – представителем смерти и подземного мира или преисподней[275], и Потримпос, как бог реки и всех проточных вод, – представителем земных вод, но вместе с тем богом земного плодородия. Перкуну в Ромове приписывали грозное, пылающее лицо с черными, курчавыми волосами и бородой. В честь его пылал неугасающий огонь из дубового дерева, по свидетельству Стрыйковского, называвшийся Знич (Znic). Слыша гром, пруссы произносили: «Боже Перкун, пощади нас!»[276] При отправлении весеннего праздника, жрец (вуршкайт), держа в руке чашу, наполненную пивом – обычным жертвенным напитком литовских народов – говорил следующую молитву: «О милостивый боже, Перкун! Молимся тебе, чтобы ты явился в должное время и даровал милостивого дождя, чтобы древесная зелень, трава и хлеба хорошо росли и преуспевали; не причиняй нам вреда безвременной бурей, градом, молнией и громом; изгони также, всемогущий боже, и порази Пойколлоса (т.е. Поклуса) с его слугами и подданными, дабы они не могли вредить ни нам, ни растениям!» В этих молитвах ярко охарактеризована природа Перкуна: он – владыка гроз, бурь и града, но в то же время – податель «милостивого дождя», способствующего преуспеянию растительности; он же победитель злых, вредящих человеку воздушных и подземных демонов, с Поклусом во главе[277]. По имени Перкуна в Пруссии и Литве названы разные местности, напр. Perkun-Lauken, т.е. Перкуновы Луки, Регkujken, т.е. Перкуново село, Перкунишки и др. – Поклус, по свидетельству Геннеберга, имел длинную седую бороду, лицо его обращено было вверх, голову его обхватывала белая повязка. Эмблемами этого «бога пекла, туч, затмения и летающих духов и дьяволов», как характеризует его Стрыйковский, служили мертвые головы человека, быка и коня.
Потримпу приписывалось веселое, улыбающееся лицо, зелень на голове; атрибутами его служили: горшок с хлебными зернами и посвященная ему змея, которую кормили молоком и которая помещалась в горшке, покрытом колосьями. Важность этого бога доказывается тем, что вайделот (жрец), когда наступало время приносить Потримпу жертву, предварительно три дня постился, распростертый на голой земле, чтобы быть достойно приготовленным к совершению жертвоприношения. В честь этого бога даже закапались младенцы[278]. Подтверждением тому, что Потримп был представителем земного плодородия, могут служить как свидетельство Луки Давида, который называет Потримпа богом хлебов (des Getreides Gott), а равно и вообще богом всякого благополучия[279], так и слова Преториуса (пастора в Небудзене близ Инстербурга, в 1667-1685 г.): «Ныне, – пишет он, – как в Надровии (ще находилось Ромовское святилище), так и в соседней Жмудской земле, сколько мне известно, не почитают более Потримпа (Padrympus), но место его, кажется, занял, кроме Земинелы или Земилукиса (богини или бога земли), – Вайсгаутис, т.е. бог плодородия, которого одинаково почитают и мужчины и женщины, в честь которого убивают барашка или петуха и совершают еще некоторые другие церемонии»[280].
Из трех богов ромовских Перкун (Перкунс) есть главное божество в латышской (и собственно литовской) мифологии, и имя его, как мы видели выше, до сих пор живет в песнях, поговорках и заговорах латышей (и латвинов). Поклус, как представитель злого начала, встречается у латышей ныне только в словах «пеклэ» (ад) и «пикис» (нечистая сила, черт)[281]. О мифологическом значении Потримпа мы находим только намек в остатках латышской старины, именно в одном латышском заговоре против «завистника» встречаем следующее выражение: «Пусть Тримпус (= Потримпус) отвернется от твоих полей, от твоей скотины, от твоих лугов, садов и пастбищ»[282]. Из этих слов, которые, очевидно, могут быть отнесены только к Потримпу (а никак не к Атримпу – специальному представителю моря) видно, что у латышей, как у пруссов, Потримп имел значение бога плодородия.
Из обширного списка богов литовских народов, упоминаемых летописцами, прежде всего выделяются, как наиболее важные, именно те из богов, которые призывались народом во время главнейших праздников: весеннего, отправлявшегося в марте или апреле, и жатвенного – в августе. В обоих случаях народ молился преимущественно четырем богам, а именно, кроме Перкуна, небесного бога, главного представителя Ромовского святилища, еще Свайкстиксу, богу солнечного света, Пергрубию, богу растительности и именно весеннего плодородия, и Пильвиту, богу, даровавшему богатство и наполнявшему гумна. Перкун, Пергрубий и Пильвит почитались не только пруссами, но и литвой, жмудью и латышами. Свайкстикс у пруссов очевидно соответствовал «солнышку-божей дочке» или «матушке-солнцу» (Saulyte, Saulematula), других соплеменных пруссам народов. К числу наиболее почитавшихся литовскими народами богов принадлежали еще: бог или богиня земли – Земинела или Земилукис пруссов, Земина и Земенник литвы и жмуди, Земме латышей (ср. выше: Земня, богиня земли у поляков, по Прокошу) и некоторые другие божества меньшей важности, о которых отчасти будет речь впоследствии, при рассматривании соответствующих богов славянских. Главнейшими божествами были, следовательно, боги неба, солнца и небесной влаги, боги весеннего и земного плодородия вообще, бог богатства и божества земли. Важную роль играли еще божества лесные, полевые, подорожные, также домовые божества, жившие под очагом или вообще над избою, покровительствовавшие дому и двору, а равно и всяким домашним занятиям. В ближайшей связи с домовыми божествами находится огонь (очага, овина), высоко почитавшийся народами литовского племени, или под собственным его именем, или под названиями: Gabie (бог огня), Polengabie (божество огня очага); Matergabie (мать огня) – у жмуди, Gabjangia (бог овинного и рижного огня) – у пруссов[283].