Набат-2

— Почему непонятно? — поспешил Судских с разъяснениями. — В те времена Кострома была столицей княжества Дмитрия Донского, откуда он начинал поход на Куликовскую битву, а Куликово поле было на месте нынешней Москвы.

Несколько секунд Воливач выдержал паузу.

— Я эту версию слышал, — заговорил он. — Только согласиться с ней не могу. Выходит, тогда и татаро-монгольского ига не существовало? Не было и двухсот лет рабства?

— Придется согласиться. Не было рабства. Его навязали русским позже в служебном порядке. Суть в том, что раньше, до пятого-шестого веков, все пространство нынешней Украины, России и Белоруссии — от причерноморских степей и псковских болот до Байкала, до устья Ангары — принадлежало империи ариев. С возникновением Киевской Руси начался период обособления отдельных княжеств, хотя номинально они оставались данниками прежней империи. Обособились западные и южные русичи, возвеличился Новгород, отмежевался Псков, и только за нынешней Волгой оставалась часть прежней империи, которая именовалась Ордой. Ближние к ней княжества исправно платили ей дань, как говорится, за «крышу» и даже поставляли в Орду воинов, многие князья-русичи, отпрыски известных фамилий, проходили в Орде своеобразную стажировку. Дальние княжества платить дань перестали, и в конце концов Чингисхан решил исправить оплошность «ближних», а следом внук его Батый исправил вольность «дальних». Эти события получили в дальнейшем освещении истории Руси название, «татаро-монгольское иго», хотя на самом деле татаро-монголов в природе не водилось, а было государство казаков-ариев.

— Как не водилось? — привстал Воливач с кресла. — Я, по-твоему, потомок татарина?

— Так и не водилось, — спокойно отвечал Судских. — И вы не татарин, и все мы — потомки ариев. Клянусь, я сам всего месяц назад узнал это от Смольникова, он убедил меня на фактах. И Москвы не водилось до Куликовской битвы. Лишь после стояния на Угре Дмитрий Донской приступил к закладке каменного Кремля году эдак в 1385-м.

— Так все же, ты хочешь сказать, что все мы от татаро-монголов? — настаивал Воливач как истый хохол, не терпящий посягательства на весь род с оселедцами.

— Я-то по этому поводу не переживаю, — усмехнулся Судских. — Были еще и скифы, от которых также прослеживаются наши корни, и мы не родились в галстуках и с водительскими правами. Были когда-то и мы дикарями Монголия — крайний восточный остаток некогда великой казацкой империи Мегалион, великий то есть. Так сказано в архивных записях, не наших, подредактированных, а зарубежных, которые оказались более правдивыми и беспристрастными. Единственно справедливый вопрос: кому надо было переиначивать российскую историю? Романовы. Чтобы трехсотлетнюю предыдущую историю объявить чужеземным игом, а себя — освободителями, божьими помазанниками на веки вечные.

— Это скабрезное утверждение, — серьезно сказал Воливач. — От него шибко попахивает панславизмом.

— Термин, введенный русофобами, — парировал Судских. — Когда мы пытаемся говорить о нашем былом величии, это вызывает раздражение тех, кому приятней видеть нас по сию пору в лаптях. И согласитесь, Виктор Вилорович, духовность дает народу не сказочка о новых листочках на нашем засыхающем древе истории, а корпи этого древа.

— Тогда почему были великими, а стали нищими? Почему так отстали от глупых, но богатых? Ни гордости, ни денег. Почему? — настаивал Воливач.

— От широты собственной души, оставшейся в наследство. Едем быстро, запрягаем медленно. Всего вдоволь, богатства немерено, баранов несчитано.

— Тут ты прав, — поддержал Воливач. — Тут я согласен без оговорок. Сосали богатства из немереных недр, а как пригляделись конкретно, давно уже двадцать первый палец сосем. Ладно, разговор длинный, пусть твой Смольников и меня убедит. Я бы хотел изменить свои взгляды, тоже хочу быть гордым и богатым…

Судских интуитивно почувствовал, что Воливач хотел с ним поделиться какими-то сокровенными тайнами, от которых многое могло измениться в корне, но Воливач не пустил его к корням своей души и вернулся к линии прежнего разговора:

— Скажем, в пятничку к вечеру пусть подъедет с выкладками и подлинными фактами. А сейчас вернемся к Костроме. Определенно книги обнаружились в Москве в 1387 году и оставались после принадлежностью великих князей московских. Кроме, — уточнил Воливач, — пяти древнейших. А после ухода Ивана Грозного с трона в 1553 году исчезли совсем.

— Ага! — воскликнул Судских. — Так вы согласны, что Василий Блаженный и царь Иван Грозный одно и то же лицо?

— А зачем тут спорить? В нашем архиве от Берии сохранились прелюбопытные бумажки в особом отделе в папках с грифом «Вранье во благо». Сейчас многого не упомню, но кое-что осело в памяти. В честь какого события Иван Грозный отстроил храм? В честь взятия Казани. Зодчих Барму и Постника ослепил, чтобы нигде больше не возвели храма такой красоты. Тогда почему храм назвали в честь юродивого? Был такой знаменитый на всю Русь. Не жирно ли, понимаешь, для самого речистого полусумасшедшего? А истина в том, что Иван Грозный попал под сильнейшее влияние священника Сильвестра с семнадцати лет. В 1553 году молодой царь Иван сильно захворал, и Сильвестр сказал ему: покайся, уверуй в прежних богов, уйди из мирской тщеты, тогда быть тебе здорову. Грозный так и поступил, после чего появился на Москве юродивый-правдолюбец по кличке Блаженный. С гирями на шее босиком по снегу ходил, от чугунного креста на груди гнулся, власть бояр и воевод обличал гневно. Мощи его хоронили при огромном стечении народа. Понимаешь?

Судских закивал часто, а про себя подумал: «Ведомо сие, Виктор Вилорович, славно, что и ты взялся за тайны подмен российской истории, где кроется наше возрождение. Вот тут мы вместе с тобой».

— А почему его Василием называли? — спросил, изображая интерес, Судских.

— Василевсами, базилевсами в Византии царей величали. Понял, да? — с удовольствием просвещал Судских Воливач, и тот искренне слушал.

— И обнаружились книги эти в доме воеводы Скопина-Шуйского.

— Кого? — не поверил своим ушам Судских.

— Скопина-Шуйского, — молвил Воливач, удивленный бурной реакцией Судских. — Воевода был такой. К слову, сказать, его на трон прочили. Жена Шуйского отравила, родственница Захарьиных-Романовых. Эти дорожку в царские палаты давно торили, а Шуйскйе у них кусочничали, и молодой смелый воевода был у них бельмом на глазу, его в народе шибко любили.

— А за это огромное спасибо, Виктор Вилорович! — с подъемом поблагодарил Судских, и Воливач воззрился на него с недоумением: с чего вдруг расщедрился Судских?

«Бойся красавиц, княже», — опять всплыли слова Тишки-ангела.

Воливач и Судских поднялись со своих мест одновременно.

— Так действуй, Игорь Петрович, — напутствовал Воливач. — Я распоряжусь перевезти пассажира с «ауди» к тебе.

— Может, я сам повезу его? — спросил Судских.

— Не стоит рисковать, — ответил Воливач. — Давай все делать по инструкции.

По дороге в Ясенево Судских перебирал в памяти дела давно минувших дней, хотел даже закрыть глаза и нырнуть в те времена, но крепко держали дела настоящего, сбивая мысли в колею обыденного, из которой выбраться трудно.

Резкий тормоз заставил его забыть и прошлое, и настоящее. Сиюминутным чуть не оказался наезд на пешехода.

— Раззява! — ругнулся водитель.

— А ты? — понял ситуацию Судских: «Волга» тронулась на зеленый от пешеходной дорожки, а спешащий пешеход чуть не угодил под колеса. Водитель выскочил из машины, охранник оглянулся вопросительно на Судских.

Пешеходом оказалась девушка. Водитель отряхивал ей легкое пальто, попутно выговаривая за неосмотрительность. Судских вышел из машины.

— Как же вы так неаккуратно? — подхватил он девушку за локоть с другой стороны.

— А у вас глаз нет? — разозленно отвечала она. — Совсем разъездились…

Водитель се не задел, она, испугавшись, споткнулась на пешеходной «зебре». Модное весеннее пальто цвета беж испачкалось, Зеваки собрались быстро, уже поплыли слухи, обрастая досужими подробностями, будто бы коммерческий босс даванул телку, и она теперь непременно получит с него стоящий сармак, тыщ пять зеленого — это уж непременно… За что? — спорили другие. Он ее даже не задел, машина в метре тормознула, на помаду давать не стоит. За что? — возмущались первые. Пусть не катается где ни попадя, морда буржуйская! А еще за то, что у него бабки водятся, а он телке охоту испортил на старых козлов!