Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 169

В целом итальянский поход принес Наполеону огромную популярность. Армия и генералитет вообще начинали играть в республике новую роль. В 1792–1794 гг. французская армия, подлинно демократическая, крестьянская в основном по своему составу, вела справедливую, оборонительную войну против феодальной коалиции. Весь характер войны потребовал коренного обновления командного состава. Во главе армии стали новые генералы, часто выходцы из самых демократических слоев народа, связавшие свою судьбу с делом революции. Они беспрекословно подчинялись якобинскому конвенту.

Но в эпоху Директории войны начинали менять свой характер. Они были еще прогрессивными, но велись уже не на французской территории. Французские армии содействовали ломке феодализма в странах, которые они занимали, — и в этом смысле они продолжали оставаться носителями прогресса. Но они облагали население контрибуциями и реквизициями. В условиях полной дискредитации бумажных денег Директория остро нуждалась в золоте, в звонкой монете, в других материальных ресурсах. Их могли доставить прежде всего победившие генералы. Так Директория начала попадать в зависимость от них. «Гражданский дух начинал постепенно отступать перед духом завоевания. За солдатами революции все чаще обозначались кондотьеры» [123].

Директория пыталась противодействовать этим процессам посылкой комиссаров в армии. Но они чаще всего оказывались бессильными. К тому же внутреннее положение в стране не позволяло Директории вступать в конфликт с армией и ее руководителями. Как раз в 1797 г. только армия могла оказать ей решающую поддержку в борьбе против усилившейся монархической опасности.

Расправа с бабувистами, Вандомский процесс вызвали поворот всей политики Директории вправо. Это содействовало оживлению деятельности монархистов. В столице существовало действовавшее по поручению Бурбонов «агентство», возглавлявшееся аббатом Бротье; оно субсидировалось англичанами. Целый ряд видных деятелей, в том числе и генерал Пишегрю, командовавший армией, завоевавшей Голландию, имели связи с эмиграцией. Выборы в жерминале V года (весной 1797 г.) принесли большой успех реакции. В советах пятисот и старейшин большинство принадлежало противникам Директории. Председателем Совета пятисот был избран скрытый монархист генерал Пишегрю.

Окрыленные результатами выборов, противники республики усилили свое наступление. Закон 3 брюмера IV года был отменен. Все амнистированные «террористы» лишались права занимать общественные должности. Законодательство 1792–1793 гг. против «неприсягнувших священников» было приостановлено. Началось их массовое возвращение из эмиграции — к лету 1797 г. в страну вернулось около 12 тыс. ранее изгнанных священников. Началось также возвращение эмигрантов-дворян. Против приобретателей национальных имуществ начался форменный террор. На их полях устраивались потравы, поджигался урожаи; вернувшиеся священники подвергали их проклятиям, лишали права на церковные обряды «до возвращения имуществ».

Столкновение между Директорией и большинством в советах пятисот и старейшин становилось неизбежным. Его задерживали только разногласия среди самих монархистов, между крайне правым их крылом, отстаивавшим восстановление старой неограниченной монархии (на их стороне были и сами принцы-претенденты), и конституционалистами. Тем не менее подготовка к выступлению против Директории шла достаточно интенсивно. На место выбывшего — в порядке ежегодного обновления, по жребию — Летурнера избран был явный монархист Бартелеми. Советы рассчитывали также на поддержку Карно, вдохновителя разгрома бабувистов. Предполагалось вынести Директории вотум недоверия и обновить весь ее состав.

Большинство Директории, «триумвират» (Ларевельер-Лепо, Рёбель, Баррас), встревоженное этими приготовлениями, готовилось дать отпор. Но оно боялось искать поддержки демократических элементов. В этих условиях оставалось только опереться на армию.

Несмотря на запрещение вводить в Париж войска без разрешения законодательных органов, Директория договорилась с одним из популярнейших республиканских генералов, Лазаром Гошем, командовавшим рейнской армией, о переброске войск к столице. Одновременно Директория получила поддержку Бонапарта, на которого яростно нападали в советах пятисот и старейшин за условия, на которых был заключен Кампоформийский договор. Бонапарт прислал в столицу одного из своих генералов, Ожеро, назначенного командующим парижским гарнизоном. Бонапарт добыл для Директории важный документ (захваченный им у французского эмигранта графа д’Антрега, арестованного в Венеции), уличавший Пишегрю в связи с контрреволюционной эмиграцией.

Оппозиция собиралась перейти к решительным действиям, но «триумвират» ее опередил. В ночь на 18 фруктидора V года (4 сентября 1797 г.) был произведен переворот. По улицам были расклеены афиши, в которых приводился «документ д’Антрега» как доказательство предательства Пишегрю, председателя Совета пятисот, и его единомышленников, связанных с «англо-эмигрантским заговором». Под руководством Ожеро были произведены аресты лидеров советов пятисот и старейшин, которые подлежали высылке на каторгу вместе с двумя членами Директории, Бартелеми и Карно. Карно удалось скрыться, а арестованный Пишегрю бежал в пути. 177 депутатов были лишены полномочий. Среди высланных и отстраненных депутатов были видные деятели — Буасси д’Англа, Порталис, Дефермон, Дюмолар, Бурдон из Уазы, Пасторе, Саладен, Симеон, Воблан, Барбе-Марбуа, Матье Дюма и др. — некоторые из них сыграли значительную роль в наполеоновскую эпоху. Все эти мероприятия были санкционированы оставшимися членами обоих советов. В состав Директории взамен Карно и Бартелеми введены были бывший якобинец Мерлен (из Дуэ) и Франсуа Невшато. Был обновлен весь состав министров — министром иностранных дел был назначен Талейран, бывший епископ Отенский, один из лидеров Учредительного собрания, находившийся в годы якобинской диктатуры в Соединенных Штатах, умный и расчетливый человек, ставший воплощением беспринципности, угодничества и продажности.





Переворот 18 фруктидора отодвинул на время монархическую угрозу. Закрыты были 42 газеты, враждебные Директории. Вновь введено было в действие законодательство против контрреволюционного духовенства. Эмигрантам, вернувшимся самовольно, предложено было в двухнедельный срок покинуть Францию. Даже Сиейес, при всей умеренности его взглядов, выступил с предложением об изгнании всех лиц, занимавших какие-либо посты при старом порядке.

Но переворот, представлявший собой грубое нарушение конституции, впервые превративший армию в активную и отчасти даже решающую силу в политической жизни, не укрепил надолго Директорию. В ней и кругах, ее поддерживавших, видели представителей все той же группы термидорианцев, упорно цеплявшихся за власть, не гнушавшихся никакими средствами. Моральный авторитет Директории продолжал падать. Этому особенно содействовала ее тесная связь и зависимость от новой, хищнической буржуазии.

По словам Маркса, как раз после подавления движения Бабефа представители термидорианской буржуазии «накинулись, как бешеные волки, на имущества эмигрантов. Другой удачный поворот для них: победы итальянской армии. Бонапарт! Монтенотте, Мондови, Лоди! Грабители восхваляли Бонапарта как своего протектора… И каким выгодным для них делом оказались поставки на армию… Члены Директории, депутаты, генералы, все чиновники тонули, гибли в этом обществе банкиров, военных поставщиков, продажных женщин, подчинивших их своему господству…»

Лишившись возможности выпуска бумажных денег, Директория, испытывавшая острую финансовую нужду, часто вынуждена была прибегать к услугам банкиров для получения займов на самые неотложные нужды. Но взамен она должна была идти на все большие уступки. Так появилась система «делегаций»: взамен денежных авансов Директория передавала своим кредиторам[124] на «откуп» право рубки в государственных лесах, взимания налогов в том или ином департаменте, распродажу конфискованных английских товаров и т. д. В этой обстановке сделок, спекуляции, взаимных услуг, характерных для «буржуазной оргии Директории», подавляющее большинство ее деятелей во главе с Баррасом оказывалось охваченным той же страстью обогащения. Недаром Талейран при своем назначении министром воскликнул: «Нужно составить состояние, огромное состояние»!

123

H. Calvet. Napoleon. Paris, 1943, р. 34.

124

ЦПА ИМЛ, ф. 1, оп. 1, ед. хр. 3920, стр. 21.