Очищение

— С удовольствием, — ответил Клавдий с улыбкой.

Но когда он сделал шаг в сторону, чтобы дать Цицерону пройти, я был потрясен тем, насколько он изменился по сравнению с тем мальчиком, который приходил к нам недавно. Он не просто казался физически больше и сильнее: в его глазах появилась решимость, которой в них раньше не было. Я понял, что он растет на дрожжах своей дурной славы, подпитываясь энергетикой толпы.

— Жена Цезаря была одной из лучших из всех, что у меня были, — тихо сказал Клавдий, когда Цицерон проходил мимо него. — Почти так же хороша, как Клодия. — Он схватил его за локоть и громко произнес: — Я хотел быть твоим другом. Ты должен был стать моим.

— Клавдии друзья ненадежные… — ответил Цицерон, освобождая руку.

— Это да, но зато мы очень надежные враги.

Он доказал, что умеет держать слово. С того самого дня, когда бы Клавдий ни выступал на Форуме, он всегда указывал на дом Цицерона, расположившийся на склоне Палатинского холма высоко над головами толпы, как на идеальный символ диктатуры:

— Посмотрите, как тиран, который убивает граждан без суда и следствия, смог на этом нажиться. Неудивительно, что он опять жаждет крови.

Цицерон не оставался в долгу. Взаимные оскорбления становились все более и более резкими. Иногда мы с Цицероном стояли на террасе и наблюдали за действиями этого начинающего демагога, и хотя мы были слишком далеко, чтобы слышать, что он говорил, аплодисменты толпы были отлично слышны, и я хорошо видел, что происходит: монстр, которого Цицерон однажды уничтожил, возвращался к жизни.

XIV

Где-то в середине марта к Цицерону пришел Гортензий. За ним следовал Катулл, и когда тот вошел, он, как никогда, был похож на старую черепаху, лишенную панциря. Ему недавно удалили последние зубы, и физическая травма от этой операции, долгие месяцы агонии до нее и почти полное изменение контуров его рта после привели к тому, что он выглядел старше своих шестидесяти. Изо рта у него постоянно текла слюна, и в руках он держал влажный платок, испачканный чем-то желтым. Кого-то он мне напоминал. Сначала я не мог вспомнить кого, а потом вспомнил — Рабирия. Цицерон вскочил, чтобы помочь ему сесть, но Катулл отмахнулся от помощи, прошамкав, что с ним все в порядке.

— Эта идиотская ситуация с Клавдием не может продолжаться вечно, — начал Гортензий.

— Полностью с тобой согласен, — сказал Цицерон, который, как я знал, начинал уже жалеть о том, что ввязался в эту разрушительную словесную битву. — Правительство совсем не работает. Наши враги смеются над нами.

— Суд должен начаться как можно скорее. Предлагаю отказаться от требования, чтобы присяжные назначались городским претором.

— А как, в этом случае, будут отбираться присяжные?

— Как всегда, жребием.

— А не получится так, что в число присяжных попадут сомнительные личности? Мы же не хотим, чтобы негодяя оправдали? Это будет катастрофой.

— Оправдание исключается. Когда любой суд увидит улики, собранные против него, обвинительный приговор гарантирован. Ведь нам нужно простое большинство. Думаю, что нам надо больше доверять здравомыслию римлян.

— Он будет раздавлен свидетельскими показаниями, — вставил Катулл, прижимая запятнанный платок ко рту, — и чем скорее, тем лучше.

— А Фуфий согласится отозвать вето, если мы откажемся от пункта о выборе присяжных?

— Он обещал мне, при условии, что мы также заменим приговор с казни на изгнание.

— А что говорит Лукулл?

— Ему нужен суд на любых условиях. Ты же знаешь, он годы готовился к этому дню. У него целая когорта свидетелей, готовых под присягой заявить о развратности Клавдия — даже рабыни, которые в Мицениуме меняли простыни после того, как он трахал своих сестер.

— О, боги! А надо ли сообщать толпе такие подробности?

— Я никогда не слышал о таком отвратительном поведении, — пробормотал Катулл. — Пора вычистить эти авгиевы конюшни, иначе мы все захлебнемся в навозе.

— Но даже в этом случае… — Цицерон скривился и не закончил фразу. Я видел, что они его не убедили, и я думаю, что в тот момент хозяин впервые почувствовал себя в опасности. Он не мог точно сказать, что это было, просто что-то было не так.

Еще какое-то время Отец Отечества продолжал выдвигать возражения: «Не лучше ли отказаться от указа полностью? Разве мы уже не сказали всего, что хотели? Не превратим ли мы этого молодого идиота в знамя оппозиции?» — пока, наконец, нехотя не согласился с Гортензием.

— Думаю, мы должны поступить, как ты считаешь нужным. Ты с самого начала руководил этим делом. Однако хочу, чтобы вы все понимали — я к этому не имею никакого отношения.

Я с облегчением услышал, как он произнес эти слова: мне показалось, что это было первое вменяемое решение, которое Цицерон принял после своего консульства. Гортензий выглядел расстроенным, так как, очевидно, надеялся, что Цицерон выступит на стороне обвинения, но спорить не стал и отправился договариваться с Фуфием. Таким образом, указ был принят, и жители Рима, облизываясь, стали готовиться к тому, что обещало стать самым скандальным судебным разбирательством за всю историю Республики.

Правительство начало свою деятельность. И начало оно ее с выбора преторами провинций, в которых им предстояло губернаторствовать. За несколько дней до этой церемонии Цицерон отправился в Альбанские холмы для встречи с Помпеем. Он хотел просить его не настаивать на отзыве Гибриды.

— Но этот человек — позор нашей империи, — возразил Помпей. — Я еще никогда не слышал о таком воровстве и некомпетентности.

— Уверен, что он не так уж плох.

— Ты что, сомневаешься в моих словах?

— Нет. Но буду благодарен, если ты сделаешь мне такое одолжение. Я дал ему слово, что поддержу его.

— И, я полагаю, ты с этого что-то имеешь? — подмигнул Помпей, сделав характерный жест пальцами.

— Конечно, нет. Просто считаю вопросом чести помочь ему за то, что он сделал для спасения Республики.

Это не убедило Помпея. Но он вдруг улыбнулся и похлопал Цицерона по плечу. В конце концов, что такое Македония? Овощная грядка для Повелителя Земли и Воды.

— Ну хорошо, пусть останется еще на год. Но я надеюсь, что ты приложишь все силы, чтобы мои три закона благополучно прошли через Сенат.

Цицерон согласился. Поэтому, когда стали тянуть жребий, Македонии, самого главного приза, в списках не было. Вместо нее были пять обычных провинций, которые надо было разделить между восемью преторами. Участники сидели в ряд на передней скамье. Цезарь сидел на краю, дальнем от Квинта. Если я правильно помню, Вергилий тащил первым и вытащил, по-моему, Сицилию. Затем пришел черед Цезаря испытать удачу. Для него это был важный момент. Из-за развода он был вынужден вернуть Помпее ее приданое, и, кроме того, ростовщики преследовали его по пятам: ходили даже слухи о его неплатежеспособности и о том, что ему придется покинуть Сенат. Он сунул руку в урну и передал жребий консулу. Когда был оглашен результат — Цезарь получил Дальнюю Испанию, — он скривился. К несчастью для него, в этой отдаленной провинции не ожидалось никакой войны; ему бы больше подошли Азия или Африка, где деньги было сделать куда легче. Цицерону удалось спрятать триумфальную улыбку, однако уже в следующий момент он был на ногах и сиял, первым поздравляя своего брата. Квинту досталась Азия, и Цицерон не смог сдержать счастливых слез. У Квинта были все шансы стать консулом, вернувшись оттуда. Зарождалась консульская династия, и в тот вечер меня тоже пригласили на веселое празднование. Цицерон и Цезарь находились на разных концах колеса Фортуны: Цицерон — на самом верху, а Цезарь — в самом низу. Обычно новые губернаторы немедленно отправлялись в свои провинции: в принципе, это должно было произойти еще несколько месяцев назад. Но сейчас Сенат запретил им покидать город до окончания суда на тот случай, если они понадобятся для поддержания порядка.

Суд начался в мае, и обвинение было представлено тремя молодыми членами семьи Корнелия Лентула — Крусом, Марцелином и Нигером; последний был верховным жрецом Марса. Они были давними врагами клана Клавдиев, которые соблазнили нескольких их родственниц. Своим главным защитником Клавдий выбрал бывшего консула Скрибония Куриона, который был отцом одного из его ближайших друзей. Курион сделал деньги на Востоке, сражаясь под знаменами Суллы, и был довольно заторможенным, с плохой памятью. Как оратора, его знали под прозвищем Мухобойка из-за его привычки размахивать руками во время выступлений.