Завтрашний ветер

ственную кровь, подбирая другого, более покладис-

того «вождя». Этот фильм был запрещен телевизи-

онными боссами Би-би-си, по заказу которых был

написан сценарий, — он перешагнул границы их пу-

ританизма. Надо запретить действительность, отра-

женную в фильме, а не сам фильм. Было бы спра-

ведливей. Такова странная мозаика сегодняшней анг-

лийской действительности — смесь из пуританизма

и неприкрытой вседозволенности. С одной стороны,

секешопы, а с другой — лицемерный вой, поднятый

блюстителями нравственности вокруг якобы преступ-

ной любви женатого сельского священника-старика

к одной из его прихожанок, тоже уже перешагнув-

шей за пятьдесят. Рекламирование выдуманного на-

силия в фильмах ужасов, и с другой стороны — за-

стенчивое сокрытие реального насилия на голубом

экране. С одной стороны — попытки превратить ис-

кусство в продажное тело, с другой стороны — му-

жество искусства в отстаивании права на душу. Но

искусство может быть небездушно только тогда,

когда народ не превращен в стадо тел. С частью

населения это произошло. Но население и народ —

разные понятия. Разве блестящие писатели Уильям

Голдинг, Грэм Грин, Чарльз Сноу, Айрис Мердок,

Маргарет Драббл, Алан Силитоу, Джон Уэйн, Том

Стоппард, Гарольд Пинтер, Тед Хьюз, Филипп Лар-

кин, или великий скульптор Генри Мур, или удиви-

тельные актеры Джон Гилгуд, Роберт Ричардсон,

Лоуренс Оливье, Алек Гиннес, Джон Вуд, Иан Мак-

келен не есть выражение души английского народа,

то есть лучшей части его населения? Но это знаме-

нитости. Трудно, а может, и бессмысленно вывести

усредненный тип человека какой-либо национальнос-

ти. Но попытаемся исключить две крайности сразу —

подонков и гениев. Тогда, возможно, мы подойдем

хотя бы относительно близко к искомому типу. Луч-

пи- всего это можно понять в Лондоне, как, навер-

ное, и в любом другом большом городе, в часы

«пик», когда автобусы всасывают в себя толпы лю-

дей, не знаменитых ни своими преступлениями, ни

политической деятельностью, ни великими произве-

дениями искусства. У этих людей нет времени на

телоразвлекательство — их тела слишком устают

01 работы. Но усталость не отменяет души. Эти лю-

ди, как правило, приветливы и с большой охотой

объясняют тебе, как куда-то пройти или проехать.

Глядя на их лица, понимаешь, что здоровая, нор-

мальная жизнь продолжается и продолжаются труд,

любовь, семья, доброта человека к человеку. Трудо-

вая Англия — это огромный мир, скрытый для по-

верхностных туристских глаз огнями Пикадилли. Но

если бы не было трудовой Англии, кто бы зажег

эти огни? Без электромонтеров не обойдешься. Не

случайно самая главная сила в Англии — это проф-

союзы. Именно они добились когда-то редкой для

капиталистических стран всеобщей бесплатной ме-

дицины. С профсоюзами заигрывают все политиче-

ские партии. Пытаются морально или прямым обра-

зом подкупить их лидеров. Порой это удается, но

не'всегда. Если идет в ход великое оружие рабочего

класса — забастовка, чувствуешь еще не до конца

осознаваемую этим классом его мощь. Когда весной

около месяца шла забастовка лондонских мусорщи-

ков, центр киноразвлечений Лейстерсквер был бук-

вально погребен под горной грядой отбросов. Духов-

ный мусор, конечно, не победить нагромождениями

мусора как такового. Тело реальности тоскует по

душе. Но когда есть духовный вакуум, есть и опас-

ность его заполнения подделкой духовности. В лю-

бой империи есть обреченность. Даже в расцвете

империй есть запашок их будущего распада. Анг-

лия, бывшая когда-то частью Римской, распавшейся

затем империи, не усвоила этого урока, захотела

стать империей сама. Но историческая неизбежность

заставила втиснуться в маленький изначальный ост-

ровок имперскую протоплазму, растекшуюся по все-

му земному шару. Киплинговские времена прошли,

и Англии оставалось с ревностью следить за гигант-

скими шагами своей блудной дочери — Америки,

задыхаясь без привычных, завоеванных, казалось, на-

гсегда просторов. Англии стало тесно самой в себе.

Произошел обратный, исторически мстительный

процесс: если раньше англичане стремились в свои

колонии на поиски денег, то теперь дети ее бывших

колоний стремятся в Англию за тем же самым. Да-

же при первом взгляде на Лондон замечаешь, как

он заметно почернел. Прилив, еле сдерживаемый им-

миграционными властями, дешевой рабочей силы с

Востока и из Африки сбил оплату труда, невольно

стал одной из причин безработицы. Обыватели пе-

реполошились. Возникли профашистски настроенные

расистские группировки под откровенным лозунгом

«Британия — для британцев». Но многие иммигран-

ты уже стали британскими гражданами, и у них ро-

дятся дети, более многочисленные, чем в английских

семействах. Вот что скрывается под сверканием ог-

ней Пикадилли. Англия, как и все человечество, нуж-

дается в философском осмыслении нового этапа ис-

тории. Только на базе этого философского осмыс-

ления могут происходить конструктивные сдвиги.

Только душа может подсказать телу единственные

решения. Неучастие в грязи уже само по себе борь-

ба за улучшение жизни. Правда, иногда только сво-

ей. В таких случаях изначально хорошая душа, не-

заметно для самой себя, покидает тело. Лишенная

духовности, так называемая нормальная жизнь пре-

вращается в конвейер труда и быта, а любой кон-

вейер анормален, ибо подавляет личность. Только

если у жизни есть сверхзадача, она по-настоящему

нормальна. Сохранение души само по себе сверхза-

дача. Но душа может сохраняться лишь при усло-

вии наполненности. Англичане — это японцы Евро-

пы. Трудно с первого взгляда разгадать, чем напол-

нены их души — содержание душ надежно прикрыто

самообороной вежливости. Англичане не склонны

к быстрым дружбам, но зато постоянны в долгих.

Не надо думать про англичан, что они холодны. То,

что кажется холодностью, иногда просто застенчи-

вость, боязнь показаться слишком патетичным: у

англичан врожденное недоверие к патетике. Приня-

то считать, что англичане скуповаты. Есть маленько,

как говорят в Сибири. Но здесь традиционно счи-

тается плохим вкусом швырять деньги на ветер. Не

забудьте, что англичанам часто и нечего швырять.

Какой-нибудь арабский шейх, на лице которого мас-

линятся темные отблески принадлежащей ему неф-

ти, проезжающий со своими чадами и домочадцами

сразу в трех или четырех «роллс-ройсах», из окон

которых развеваются бурнусы; шоферы-англичане в

безукоризненно белых перчатках, развозящие своих

новых хозяев по самым дорогим магазинам, — это

типичная картина современного Лондона. Все боль-

ше и больше старинных особняков Лондона пере-

ходит в руки, пахнущие нефтью. Англичане после

стольких банкротств и взвинчивания налогов боят-

ся коммерческого риска, предпочитают сидеть на

банковских сбережениях, сбегают на безналоговый

островок Гандзи — это убежище британских рантье.

Но деньги любят двигаться и сами уходят, не воз-

вращаясь к тем, кто боится употребить их в дело.

К бережливости приводит и болезненный страх чер-

ного дня, или, как его называют сами англичане,

«дождливого дня». Есть одна чисто английская теле-

фоноболезнь. В Англии при оплате за телефонные

разговоры электронной системой учитывается каж-

дый звонок. Гости, прежде чем позвонить, спраши-