Страница 55 из 91
‹…›
Я думал, что мне придется остаться, как и за Бородино, без всякой награды: такая, видно, моя участь. Нежданно-негаданно явился вестовой Московского полка, спросил меня и сказал, чтобы я пожаловал к полковому командиру. Я пошел. Командир сидел у огня со своими офицерами, которых всего-навсего осталось восемь человек, да солдат сотни две с небольшим. Приказал он адъютанту читать бумагу, где, как оказалось, было представление меня к награде, и очень хорошей. Когда адъютант прочитал, то командир спросил меня: «Довольны ли вы?» Мне оставалось только поблагодарить его.
‹…›
По представлению полкового командира и так как дело происходило в виду самого дивизионного командира, генерала Капцевича, я, не имея еще ничего за отличие, получил прямо Владимира с бантом. Поручик и штабс-капитан тоже получили Владимира, последний уже имел его за Турецкую кампанию. Таким образом, наша рота получила три Владимирских креста, а нижним чинам дали несколько Георгиевских.
И. Радожицкий
Походные записки артиллериста, с 1812 по 1816 год
Здесь получили мы от фельдмаршала приказ, возвестивший нам блистательную победу генерала Платова, разбившего неприятельский корпус, шедший от Дорогобужа к Духовщине. Между прочим, сказано было в том приказе: «После чрезвычайных успехов, одерживаемых нами ежедневно и повсюду над неприятелем, остается только быстро его преследовать; тогда, может быть, земля Русская, которую мечтал он поработить, усеется костьми его. И так мы будем преследовать неутомимо. Настают зима, вьюга и морозы; но вам ли бояться их, дети Севера! Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов; она есть надежная стена Отечества, о которую все сокрушается. Пусть всякой вспомянет Суворова: он научал сносить голод и холод, когда дело шло о победе, о славе русского народа. Идем вперед! С нами Бог! Перед нами разбитый неприятель! Да будет за нами тишина и спокойствие!»
Этот приказ имел свое действие. Офицеры и солдаты повторяли весело: «Мы дети Севера! У нас железные груди и каменные кулаки! Нам ли бояться морозов! Пойдем вперед доколачивать французов!» Из этого видно, как полководцу необходимо иметь при себе военно-красноречивого оратора; а еще лучше, ежели он сам может излить свои геройские чувства в сильных выражениях! Слова его, как небесная манна, подкрепляют бодрость духа воинов, ослабевающих от изнурения, и, оживляя их мужеством военачальника, производят чудеса, непостижимые для обыкновенных людей.
Все деяния князя Кутузова показывали его мудрость, глубокое знание военного искусства, предусмотрительность; все это подтверждалось многократными успехами; а потому никто не станет обвинять его, почему он, имея равные с неприятелем силы и превосходство оружия, не нанес ему решительного удара, окружив его под Красным. Могло статься, что фельдмаршал наш не почитал армии Наполеона в таком ужасном расстройстве, в каком она действительно находилась при выступлении из Смоленска, о чем мы после узнали. Напротив того, в первых сшибках под Красным французы оказали еще упорное сопротивление и отчаянное мужество, которое на краю гибели их, без надежды спасения, могло бы усилиться до высочайшей степени, и тогда, умирая с оружием в руках, они пролили бы довольно крови русских воинов, которая была в тогдашнее время драгоценна тем более, что взгляд на будущее представлял еще много усилий для совершенного окончания с успехом начатого. Фельдмаршал, конечно, не хотел вверять судьбу Отечества случайности генерального сражения. Наши войска так же были не в завидном положении; они так же терпели нужду, хотя без сравнения в меньшей степени против неприятеля; имели так же значительную убыль от усталых и заболевших среди военных трудов и от скудной пищи.
Только любовь к Отечеству и торжество изгнания врага-разорителя подкрепляли бодрость и веселье духа русских воинов. Избежав генерального сражения под Красным, наша армия не имела значительной потери, через что сохранила грозную и важную осанку, с которой потом вступила в недра Германии и увлекла политику европейских кабинетов в пользу России. Соображая обстоятельства будущего, фельдмаршал, по-видимому, не намерен был делать важных усилий для окончательного истребления Наполеоновой армии открытой силой; из любви к России он, может быть, пренебрег этой славой. Великое дело было и то, с каким искусством он умел дотоле ужасную для всей Европы армию великого завоевателя довести до последней крайности. Должно заметить, что все военные действия фельдмаршала князя Кутузова, от Москвы и до Красного, отличались высшим искусством в стратегических соображениях, против всех военных действий, нашими армиями до того производимых.
Ф. Глинка
Письма русского офицера
25 октября
Город Вязьма
Вскоре после Тарутинского дела, 6 октября, князь светлейший получил известие, что Наполеон, оставляя Москву, намерен прорваться в Малороссию. Генерал Дохтуров с корпусом своим отряжен был к Боровску. Вслед за ним и вся армия фланговым маршем передвинулась на Старую Калужскую дорогу, заслонила собой ворота Малороссии и была свидетельницей жаркого боя между нашим 6-м и 4-м французским корпусами при Малом Ярославце.
Генерал Милорадович, сделав в этот день с кавалерией 50 верст, не дал отрезать себя неприятелю и поспешил к самому тому времени, когда сражение пылало и присутствие его с войсками было необходимо. Фельдмаршал, удивленный такой быстротой, обнимал его и называл крылатым. В наших глазах сгорел и разрушился Малый Ярославец. На рассвете генерал Дохтуров с храбрыми войсками своего корпуса присоединился к армии, которая двинулась еще левее и стала твердой ногой на выгоднейших высотах.
Генерал Милорадович оставлен был с войсками своими на том самом месте, где ночь прекратила сражение. Весь следующий день проведен в небольшой только пушечной и ружейной перестрелке. В сей день жизнь генерала была в явной опасности, и провидение явно оказало ему покровительство свое. Отличаясь от всех шляпой с длинным султаном и сопровождаемый своими офицерами, заехал он очень далеко вперед и тотчас обратил на себя внимание неприятеля. Множество стрелков, засев в кустах, начали метить в него. Едва успел выговорить адъютант его Паскевич: «В вас целят, ваше превосходительство!» – и пули засвистали у нас мимо ушей. Подивись, что ни одна никого не зацепила. Генерал, хладнокровно простояв там еще несколько времени, спокойно поворотил лошадь и тихо поехал к своим колоннам, сопровождаемый пулями. После этого генерал Ермолов, прославившийся и сам необычайной храбростью, очень справедливо сказал в письме Милорадовичу: «Надобно иметь запасную жизнь, чтоб быть везде с вашим превосходительством!»
Через два дня бегство неприятеля стало очевидно, и наш арьергард, сделавшись уже авангардом, устремился преследовать его. Темные, дремучие ночи, скользкие проселочные дороги, бессонье, голод и труды – вот что преодолели мы во время искуснейшего флангового марша, предпринятого генералом Милорадовичем от Егорьевска прямо к Вязьме. Главное достоинство этого марша было то, что он был совершенно утаен от неприятеля, который тогда только узнал, что сильное войско у него во фланге, когда мы вступили с ним в бой, ибо до того времени один генерал Платов теснил его летучими своими отрядами.
Вчера началось сражение, с первым лучом дня, в 12 верстах от Вязьмы. У нас было 30 тысяч, а вице-король Итальянский и маршалы Даву и Ней наставили против нас более 50 тысяч. Неприятель занимал попеременно шесть выгоднейших позиций, но всякий раз с великим уроном сбиваем был с каждой победоносными нашими войсками. Превосходство в силах и отчаянное сопротивление неприятеля продлили сражение на целый день. Он хотел было непременно, дабы дать время уйти обозам, держаться еще целую ночь в Вязьме и весь город превратить в пепел. Так уверяли пленные; и слова их подтвердились тем, что все почти печи в домах наполнены были порохом и горючими веществами. Но генерал Милорадович, послав Паскевича и Чоглокова с пехотой, которые тотчас и ворвались со штыками в улицы, сам с бывшими при нем генералами, устроя всю кавалерию, повел в объятый пламенем и неприятелем наполненный еще город. Рота конной артиллерии, идя впереди, очищала улицы выстрелами; кругом горели и с сильным треском распадались дома; бомбы и гранаты, до которых достигало пламя, с громом разряжались; неприятель стрелял из развалин и садов; пули свистели по улицам… Но, видя необоримую решимость наших войск и свою гибель, оставил он город и бежал, бросая повсюду за собой зажигательные вещества. На дымящемся горизонте угасало солнце. Помедли оно еще час – и поражение было бы совершеннее; но мрачная осенняя ночь приняла бегущие толпы неприятеля под свой покров.