Соборная площадь

— Разве в городе нет знакомых? — с сочувствием поинтересовался я. — Не может быть.

— Были, у подруги. Но она в этот раз не поехала, а мне самой напрашиваться на ночлег стыдно. Да и пьют там.

— Проблема, — я нарочно растянул паузу подольше. — Если хочешь, поедем ко мне. Лишний диван имеется.

Женщина чуть приоткрыла пухлые губы. Плутоватая улыбка тенью мелькнула на приятном лице. Она прекрасно поняла, что отдыхать ей на диване придется не одной. Я видел, как борется она с противоречивыми чувствами. Дома, на Украине, муж, голодные дети. Купон обесценился до такой степени, что им за позор обклеивать стены туалета — обои из простой бумаги стоят дороже.

— Сейчас так поступают многие из ваших, — ненавязчиво намекнул я. — И квартира с удобствами, с телевизором, и чаек горячий, и товар в целости — сохранности. Утречком с ясной головкой, без всяких проблем, прямо на рынок.

— А вы далеко живете?

О, эта дистанция через вежливое «вы». Конечно, ей двадцать с небольшим, мне почти полтинник. Но, пардон, я стремлюсь компенсировать возраст чисто городским воспитанием, дам вам больше, потому что вращался в элитарных обществах. А что, простите, дать можете мне вы, сударыня, кроме своего молодого тела? Бесконечные разговоры о ценах на колбасу и картошку? На выходки пьяного мужа и непослушного ребенка?

— Вторая остановка от площади Ленина по проспекту Октября. Пятнадцать минут езды на общественном транспорте, — чувствуя, что имя великого вождя пролетариата по прежнему внушает доверия больше остальных аргументов, намеренно включил я его в список ориентиров. — Остановка автобусов за твоей спиной, трамваев — троллейбусов тоже.

— Не знаю, — она все еще боролась с внутренними чувствами. Наконец понизила голос. До этого вела себя раскованно, теперь была связан интимной тайной. — Ты долго здесь будешь стоять?

— Как обычно, до вечерних сумерек.

— Только не подходи ко мне, потому что несколько женщин — колбасниц из нашего поселка. Я приду сама.

— Я тоже не хочу, чтобы дома у тебя были неприятности, — согласился я. — Буду ждать на этом месте.

— Тогда поторгую подольше. Вчера, представляешь, пришлось отдать пару палок колбасы контролерам, а сегодня омоновцы потрясли одну из наших, — она уже полностью доверилась мне. — Стоять невозможно, один за другим.

— А вы работайте на пару. Одна в сторонке с товаром, вторая торгует.

— Бесполезно. Если не имеешь влиятельного любовника или не даешь взяток, все равно вычислят. Теперь каждый отвечает за себя.

Молодая женщина ушла. Таким как она, стремившимся сохранить достоинство и верность до конца, больше всего и не везет. Если отдадутся, то бесплатно. Недаром на Западе женщина, получившая за постель деньги, автоматически заносится в разряд проституток. Обходящиеся без подарков и покровительства, считаются порядочными. Вертихвостки с Украины давно без страха носят на шее по нескольку золотых цепочек, потому что сумели предоставить свое тепленькое гнездышко какому-нибудь члену из правоохранительных органов. Одна бывшая замухрышка располнела, озолотилась. Забыла, когда прятала доллары под юбку. А дома за двумя малыми детьми смотрит муж. И в то же время, как еще выскочить из грязи, заработать на кусок хлеба. Нашему правительству наоборот открыть бы границы, пусть тащат, снабжают более дешевой колбасой население тоже полуголодной России. Нет, надо платить. Хоть телом, хоть деньгами заимевшим власть на местах тупорылым. Зато для вывоза янтаря из Калининградской области, для воровства ценных металлов и нефтепродуктов из других районов России границы открыты настежь. Грабьте, дорогие недавние сограждане вкупе с жадными иностранцами, но к нам ничего дешевого, необходимого не завозите. Сами с усами…

День прошел буднично, если не считать бурной дискуссии ваучеристов вокруг старинной иконы. Ее приволокли два подозрительных типа, утверждавших, что «доска» шестнадцатого века. Скрипка тщательно обнюхал ее со все сторон, соскреб с угла слой краски.

— Рублев, о чем говорить, — издевался над ним Сникерс. — Или Феофан Грек.

— Но икона старинная, — мычал про себя Скрипка. — Мореный дуб.

— Да подделка это. Хороший реставратор за месяц десяток наштампует. Мореный дуб… Сам ты дуб дубом.

— Вообще что-то есть, — предположил со стороны Аркаша. — Краска в несколько слоев, не масляная. Дерево звенит.

— У тебя в башке, — не сдавался Сникерс. — Обычная сосна с деревообрабатывающего комбината. Полежала в специальном растворе и готово.

— А краска?

— Если надо, я тебе любой намешаю. Хоть на яйцах, хоть на цветочной пыльце, были бы знания и желание. Короче, кто хочет, тот пусть покупает. Настоящая икона шестнадцатого века стоит целое состояние, а ребятки просят за нее всего три лимона.

— Но мы же не знаем настоящей цены, — заартачился было один из парней. — Бабки нужны, вот и принесли.

— Слушай, брат, если бы ты был похож на дурака, я бы тебе поверил, — обернулся к нему Сникерс. — Но вы оба не те люди, чтобы не разбираться.

Этот аргумент оказался решающим. Ребята разошлись. Завернув икону в тряпку, типы потащили ее в центр базара. Спор вокруг необычной «доски» продолжался еще долго. Если бы Серж работал вместе с нами, а не ушел на квартирный рынок, то и разговоров не было бы. Он разбирался в иконах котом в сметане.

Как всегда, вечер подкрался незаметно. Коммерческие ларьки быстренько задраивали уставленные разноцветными бутылками и пакетами зарешеченные витрины толстыми деревянными, обитыми железом, щитами, в окнах домов напротив зажегся свет. Площадь перед базаром заметно опустела. Только на другой стороне трамвайных линий, где банковали колбасники, рыбаки и овощеводы, по прежнему толпился народ. Лана рассчитала последнего клиента с баксами, задернула замок на кожаной сумочке и навострила лыжи к стоянке автомобилей. Закончив курсы водителей, она вместе с матерью совсем недавно смоталась в объединенную Германию к отчиму. Тот перебрался туда года три назад. До сих пор не устроившись, жил на пособие по безработице.

— Представляете, — удивленно всплескивала она руками. — Угощаю сводного брата мороженым, а он отказывается. Так привыкли на всем экономить, что даже подарки боялись брать, словно потом за них придется расплачиваться. Но квартира обставлена, машина подержанная есть.

— Значит, у нас живут побогаче, — усмехнулся Аркаша. — Наверное, ты вообще показалась им дочерью миллионера.

— Естественно. Мы взяли с собой четырнадцать тысяч марок. На эти деньги можно неплохо устроиться. Но все равно их оттуда палкой не выгонишь. В первую очередь культура поведения. Везде чистенько, уютненько, никаких пьяных и уголовных рож, не говоря о забитых полках и возможностях. Если найти работу, то будешь жить как у Христа за пазухой.

— Почему не осталась? Нашла бы себе кого.

— Для этого нужно время, — нервно вздернула подбородком Лана. — Мне и здесь неплохо. Квартира есть, машину сама пригнала через три границы. Я не собираюсь отказывать себе даже в мороженом.

Похолодало. Сняв табличку, я прошелся взад-вперед по нашему участку. Ребята разошлись, а моя новая знакомая все не появлялась. В лучах прожекторов тусклым светом светились золотые главы собора, изредка позванивали пустые трамваи. Наконец, из поредевшего строя колбасников на другой стороне трамвайных путей выскочила молодая женщина, торопливо зашагала в мою сторону. Фигурка ровная, сбитая, обтянутая потертыми джинсами. Короткие темные волосы заправлены под спортивную шапочку.

— Заждался? — запыхавшись, спросила новая знакомая.

— Нет, только что снял табличку, — ответил я. — Распродалась?

— Ну. Завтра на вокзал пораньше. В камере хранения у меня еще одна сумка с колбасой.

— Давай сейчас сгоняем?

— Зачем ее туда-сюда таскать. Тяжелая.

— Тоже правильно. А как тебя зовут?

Она назвалась. Взяв у нее пустую сумку, я направился к автобусной остановке. Сколько в жизни было встреч с незнакомыми женщинами, казалось бы пора уж вести себя раскованно, но до сих пор в глубине души возникает чувство неловкости, заставляющее говорить отрывистыми фразами, избегать прямого взгляда. Даже в автобусе, стараясь не показаться назойливым, незаметно отодвигался в сторону вопреки желанию уставшей подруги. Она совершенно не знала города и после площади Ленина с огромным памятником вождю в электрическом свете не раз вопросительно посматривала в мою сторону. Я успокаивающе улыбался, вспоминая, что осталось в холодильнике из продуктов. По всему выходило, кроме чая с печеньем моей гостье рассчитывать не на что. Разве что телевизор уймет бурчание в животе. Не подавать же, в самом деле, на стол пакетный суп с куском хлеба и зубцом чеснока. Впрочем, недолго сварганить яичницу с луком. Яйца я, кажется, недавно покупал. Она при ее молодости переживет, а мне за долгие годы существования бобылем не привыкать. В крайнем случае, в комке на остановке можно купить ну очень большую плитку шоколада. Ничего, прорвемся, еще крепка коммунистическая привычка чпокать баб на дурнячка. Будем надеяться, что моя случайная пассия еще не успела поменять взглядов на жизнь.