Страница 64 из 119
— Еще обрадуются, — поддержал Меченого Фофа, здоровый, кровь с молоком, туповатый потомок тамбовских крестьян, еще во времена Петровских походов на Азов угнездившихся на Дону. — Или награди купцов. Им один хрен, какими бумажками расплачиваться за чеки.
— Я еще не знаю, будем ли мы сегодня брать или нет, — задумался Кристо. — Никаких вестей. Телефонные линии забиты, прорваться невозможно. Вавилонское столпотворение, — елки-моталки.
— А ты через областную администрацию, — хитро сощурил поросячьи глазки Фофа. — Вертушка, надеюсь, у них никогда не занята.
— При чем здесь администрация, — возразил Кристо. — Она к нам как к манде рукав. Своих проблем достаточно.
— «Капусту» брать не буду, — уперся Меченый. — Мы с тобой с самого начала договаривались на баксы.
— Хорошо, — согласился Кристо. — Но на три сотни дороже от биржевого курса.
— Идет.
Я пощупал сумку. Так и есть, вторую забыл захватить. Если Кристо приправит тысячными, то выйдет пятьдесят пять пачек. Как-никак пять с половиной лимонов. А что с ними делать потом, даже если их рассовать вплоть до пазухи. В магазинах кассирши брали за размен на крупные купюры по две тысячи со ста штук. Потеря составит сто десять тысяч рублей. То есть, не только жиденького навара, еще в накладе оказываюсь. Чеки принимать биржа, кажется, не собирается. Значит, скупать их не имеет смысла. Снова накладка, взял бы и тысячными, хер бы с ними, да рассчитываться не с кем. Я завертел головой по сторонам, словно кто-то мог подсказать выход из положения. Обрадовавший поначалу вид мешков с деньгами, теперь удручал. Странное существо человек, никогда не угодишь. Крутые ваучеристы получили расчет баксами и отвалили. Подошла моя очередь. Но взглянув в мою сторону, Кристо неожиданно выудил из стоящей рядом торбы пачку пятидесятитысячных купюр, доложил из другой несколько пачек десятитысячными и ухмыльнулся:
— Хотел нагрузить тебя, писатель, штуками, да пожалел. Забирай, ха-ха, состояние. Если хочешь поработать еще, позванивай. Я пока не в курсе, по какой цене будем брать. И будем ли вообще.
— Спасибо, — растроганный внимательностью, засуетился я. — Щедрости, сударь, не забудем.
— О, слыхали, я уже сударь. — вскинув руками, обратился Кристо к помощникам. — Не то, что вы, то-ва-ри-щи. — И снова приветливо улыбнулся мне. — Чеков вчера набрал?
— Тридцать штук.
— Давай, по вчерашней цене. Сколько там, — он быстро пробежался тонкими пальцами по кнопкам калькулятора, отсчитал положенное. — Будешь писать, не забудь про благодетеля. Это тебе, так сказать, вроде начальной спонсорской помощи. Возникнут проблемы, заходи, не стесняйся.
— Ты же не знаешь, как я пишу, — изумился я. — Может, я графоман.
— Твою книжку о приемном пункте стеклопосуды знает даже базарная собака. Наизусть.
Вот и сон в руку, выскакивая с Семашко на улицу Станиславского, радостно размышлял я. Все как по-писанному. Теперь отбиться бы от друзей алкашей, не сорваться бы, иначе могут и штанину оторвать.
— Поздноватенько, — подскочил Скрипка, когда, поздоровавшись с ваучеристами, я влился в их ряды… — Где задержался?
— Бабки получал за вчерашние чеки.
— Сдал все-таки? Молодец, поздравляю. По сколько?
— По тридцать две пятьсот.
Скрипка аж присел, закусил губу. Долго разглядывал мое лицо, выискивая на нем обман. Затем негромко спросил:
— Под расписку сдавал?
— Там работают под честное слово, — усмехнулся я. — Ты отдавал на комиссию без расписки?
— Правильно, десять, максимум, пятьдесят чеков. А здесь под двести. И цена не прежняя. Целое состояние, почти шесть лимонов.
— И по сто на комиссию сдавали, и по двести. Всегда так было, — вмешался Аркаша. — Волновались, конечно, но шли на это, чтобы побольше заработать. Ты, Скрипач, вспомни получше. И никто никого кидать не думал. За все время один случай был, когда баба ваучериста с центра базара обула. Кстати, знакомая. Да не на рынке, а в какой-то гостинице. Помнишь, черным ходом от него ушла? Но, сколько не скрывалась, поймали, половые органы чуть наружу не вывернули. Хором драли в течение нескольких дней. А здесь коммерческая биржа. О каких расписках ты говоришь, когда весь Запад, вся Америка со времен Колумба под честное слово работает.
— Россия до революции тоже держалась на честном слове, — дополнил я энергичный Аркашин рассказ. — Только в Советское время никому веры не стало, потому что к власти пришли неимущие холопы, жадные до чужого добра.
— Понятно, своя рубашка ближе к телу, — с намеком на мое происхождение, пробурчал Скрипка.
— Что с тобой разговаривать, — махнул я рукой. — Лучше, если, конечно, умеешь читать, возьми в библиотеке Марка Твена. Он логически доказал, что принц никогда не будет нищим, а нищий — королем. Не дано, понимаешь! Все мы при встрече делаем друг другу «ку», как инопланетяне из кинофильма «Кин-дза-дза». Не смотрел?
— Смотрел. И на что ты намекаешь? — насторожился Скрипка.
Переглянувшись с Аркашей, мы разошлись в разные стороны. Тратить драгоценное время на пустые разговоры не имело смысла. Количество желающих продать ваучеры катастрофически увеличивалось. Ближе к обеду по базару наконец-то засновали потные купцы, сгребающие чеки по двадцать тысяч. Рейсы на Москву были ими прочно забронированы. Видимо, за предыдущие безработные дни они все-таки надыбали лазейки под неприступной крепостью РТСБ. Или возможность подсуетиться им предоставили московские дельцы. Ростовская биржа на бесконечные звонки пока отмалчивалась. Вскоре купцы просто заняли место немного в стороне и, заметив, что кто-то из ваучеристов сорвал сразу больше десятка чеков или набил небольшой пакет, бросались к нему. Вмешиваться в поле нашей деятельности они не имели права, даже если на их глазах клиент сдавал ваучеры на пять тысяч дешевле. Перебивать сделку считалось западло. Иной раз ребята подводили женщину или мужчину с большим количеством чеков прямо к ним. Разницу те отсчитывали на месте, не смущаясь любопытных и жадных взглядов граждан. Если же кто-то из купцов случайно влезал не в свое дело, вспыхивала тягучая разборка с оправданиями, отборным матом и угрозами. Кстати, не лишенных основания, потому что у каждого из противных сторон мгновенно объявлялись товарищи с крутыми кулаками, высвечивались связи с уголовными авторитетами. В конце концов в громких криках уяснить кто прав, а кто виноват оказывалось практически невозможно. Даже в самом начале конфликта находившиеся рядом вскоре забывали зачинщика. Если сделка была мелкой, ссора исчерпывалась через несколько минут, а если же фигурировала крупная сумма, конфликт разрастался, подключая в разборку все новых и новых действующих лиц, пока точку не ставило веское слово одного из базарных авторитетов или более крепкий кулак, противостоять которому представлялось не под силу. С незнакомыми гражданами, иногда тоже пытавшимися скупать ваучеры у населения, не разговаривали и не разбирались вообще, а сразу набивали морду.
Такие суровые законы в среде ваучеристов царили с самого начала работы на рынке. Их было много, но особый вес они возымели в конце приватизации, когда все поняли, что лафа кончается. Я редко ввязывался в разборки, разве что на заре чекового бизнеса, считая их не стоящими выеденного яйца. Подумаешь, товарищ пожаднее перехватил под носом пару — тройку ваучеров, пачку купонов или полтинник баксов. Заработает на противоправной сделке лишнюю копейку, но всего загрести при всем желании ему не удастся. Так что, пусть пользуется моей уступчивостью, может ему действительно в этот момент больше надо. Но сейчас фигурировало абсолютно другое мнение. Заметив направляющегося ко мне клиента, я оттолкнул локтем, сорвавшегося было навстречу Скрипку, еще кого-то, расчищая дорогу впереди себя. С удивлением покосившись — такого раньше за мной не замечалось — ребята разошлись в разные стороны.
— Я к вам с вопросом, — останавливаясь напротив, начал интеллигентного вида мужчина с лысым черепом, в канареечного цвета сорочке. — Как вы считаете, выгоднее продать ваучеры или все же вложить их в какое-нибудь АО?