Страница 62 из 119
— На сегодня все, ребята, — предупреждающе поднял он руки. — Деньги кончились, приходите завтра.
— С утра? — выдохнул кто-то.
— Часикам к десяти, к одиннадцати. Но цена может измениться. Сами понимаете, мы зависим от котировок на РТСБ.
— А по какой принимал? — поднялся я на цыпочки.
— По тридцать штук, — разворачиваясь, толкнул меня локтем в бок Серж Длинный. — Погнали обратно. Если Монте Кристо сказал, так оно и будет. Опоздал… твою сестру через дивизию.
Так, размышлял я, волочась по улицам родного города, коммерческие банки приняли у ребят по двадцать пять тысяч. Значит, наметился прогресс? Скрипка сегодня с пяти часов сорвал семьдесят пять штук. Он старый аферист, чутье как у гончей. Интересно, успел ли слиться Аркаша, у него пятьдесят чеков по сорок тысяч каждый. Или решил держаться до последнего? С такими мыслями я дотащился до базара. Скрипка радостно суетился, Аркаша нервно покусывал губы. В семейном подряде тоже наметилось оживление. Без расспросов стало ясно, что они уже в курсе и чеки придержали. Кроме Скрипки, конечно. На лицах ребят из команды Сержа отражалась явная досада. Понятно, кому понравится потерять с каждого чека по пятнадцать штук. Я снова нацепил табличку, занял законное место.
— Не хочешь приобрести серебряную «веревку»? Девятисотая проба, — вяло спросил занятый своими мыслями Аркаша.
— Монетная, на заказ, — догадался я. — За сколько?
— Не знаю, спроси у Ланы. У нее еще браслет мужской, с чешуйками.
— Она ж по серебру не работает.
— На купонах за счастье крутиться, а ты по серебру, — покосился в мою сторону коллега. — У тебя много налички?
— Ваучеров на шестьдесят, если брать как Скрипка, по пятнадцать. Может, попробовать разбавить? Все сумма влета будет меньше.
— А если завтра он вообще никому не станет нужен?
— Тогда один выход — вложить в какое-нибудь акционерное общество, чтобы деньги не превратились в дым. Елки-палки, никогда не везло, ни в одном прибыльном мероприятии. Ни с обменом денег, ни с подъемом чеков с долларами.
— Не квасил бы — повезло.
В следующие три дня ваучер упал до неприемлемой для такой ценной бумаги цены. На ростовской бирже стоимость его скатилась ниже московской. Как и положено. Я поставил окончательный крест на утерянных миллионах, на надеждах обменять свою квартиру на центр города, на покупку хотя бы подержанного автомобиля. Ко всему в одну из предыдущих пьянок исчезли шоферские права. Сколько раз мог приобрести машину, даже в застойные времена, и столько же раз оказывался на нуле. Ни одной умной бабы не попалось, чтобы удержала от дурных поступков. Все чудные, ленивые, разбалованные советской властью, падшие до уровня инфузорий, но почему-то мнившие себя туфельками. Ни приличной обстановки в квартире не хотели, ни «Жигулей», ни, тем более, поездок за границу. Только пожрать, поспать, посрать, поработать спустя рукава. Снова пожрать, посрать, поспать… До прихода последнего дня. И все-таки надежда на выгодную пристройку пакета ваучеров меня не покидала. Я давно пришел к мысли, что все главные события в родной безалаберной стране происходят после. Поэтому на советы искренне переживавших за меня ребят избавиться от чеков пока они что-то стоят, отвечал отказом. Кажется, на всем базаре я остался один. Даже Аркаша не выдержал, слил ваучеры первому подвернувшемуся «грачу», правда, по тридцать тысяч. Я продолжал стоять до последнего. Прошел еще один сумасшедший день, в течение которого чек скакнул в сторону небольшого повышения. Но и это послабление дало возможность многим ваучеристам на разнице цен в покупке и продаже за одни только сутки вернуть почти половину утерянного. Сожаление по отношению ко мне перешло в откровенные насмешки, правда, с некоторой долей уважения.
— Наш писатель дворянин, — кивал в мою сторону Сникерс. — А дворяне тупые как пробки. Просрали Россию. Теперь писатель просирает свои бабки, мало показалось, что обчистили до последнего половника.
До тринадцатого июня оставалось три дня. С утра я пришел на работу как обычно. От бессонных ночей кружилась голова, от нервного перенапряжения тянуло левую сторону. До этого упруго отталкивающаяся от асфальта ступня левой ноги начала по нему пришлепывать. Пальцы левой руки тоже утратили силу, они превратились в вялые придатки ладони.
— Смотри, парализует, — с опаской оглядывал меня Аркаша. — У самого грыжа разыгралась, да и печень что-то… Боюсь, как бы не последствия от Чернобыля. Дернули черти согласиться, мог бы и отмазаться. Врач знакомый.
Я молчал, не переставая приподниматься и опускаться на носке левой ноги. Страшновато, конечно, но такие симптомы были не новостью. Мышцы ступни слабели и раньше, особенно после долгих запоев. Потом все проходило. Собутыльники объясняли это тем, что резко бросать пить не следует. Не только ноги откажут, но и «белка» может накрыть. Я давно уже не пил, значит, последствия прошлых попоек. А нервные перегрузки у меня в течение всей жизни.
Наконец появился Пиджак, прямиком направился ко мне.
— У тебя сто шестьдесят восемь ваучеров? — отведя в сторонку, тихо спросил он.
— Да. Но я не собираюсь отдавать их по двадцать тысяч.
— По тридцать, забираю все. Но — молчок.
Я быстро глянул в его хитрую мордочку, одновременно в который раз прикидывая сумму влета. Она была большой, но все равно намного меньше, нежели сдал бы ваучеры другим купцам, набавлявшим за крупный пакет копейки. Даже москвичи не дали бы больше. Пиджак быстро вильнул глазами в сторону. Это насторожило. Значит, он надыбал слив на несколько тысяч выше, иначе не стал бы связываться.
— По тридцать пять, — сказал я. — Поверь, даже при такой цене я навариваю копейки.
— По тридцать и ни копья больше, — отпарировал Пиджак. — Выше меня никто не дает, а завтра ты можешь потерять все.
Я заколебался, пошарил было рукой по сумке. Внутри поднялась волна протеста. По предложенному сейчас потолку можно было сдать чеки еще несколько дней назад. Столько дней держаться, истрепать нервы и все равно остаться в дураках, чем вызвать новые насмешки ребят. Лучше, как обещал, вложить их в один из фондов.
— По тридцать пять, — твердо сказал я.
— Ищи, — усмехнулся Пиджак. — Желаю удачи.
Он ушел. Нервно походив из стороны в сторону, я сорвал табличку и бросился к трамвайной остановке под недоумевающими взглядами ребят. Скорее на ростовскую биржу. Монте Кристо хорошо знает меня, не раз вместе с друзьями работали только на него. Неужели он не поднимет потолок, если ваучер в Москве полез вверх. Этот высокий лысый молодой мужчина с черными усами был в курсе всех событий. Под рукой у него прямые телефоны аж до мыса Доброй Надежды. Выскочив из битком набитого вагона на Ворошиловском проспекте, я мигом доскакал до угла Большой Садовой, забыв и про ногу, и про руку. К счастью, Монте Кристо оказался в своей маленькой каморке с сейфами, паковал пакеты ваучеров. На крохотном столике возвышались аккуратненькие стопки долларов и национальных денежных знаков, преимущественно полтинников. Переведя дух, я переступил порог:
— Кристо, у меня сто шестьдесят восемь чеков. Я брал их по сорок с лишним тысяч.
— Знаю, — усмехнулся тот в усы. — Не по сорок, конечно, подешевле, я имею в виду в общем, но все равно. Так что ты хотел?
— Сдать.
— Тридцать две пятьсот. Это потолок. И то ради старого знакомства. Через два часа отправляем последний самолет, и больше брать, наверное, не будем.
— А в Москве? — решился я на дерзость.
— Поезжай и спроси у них, — Кристо жестко посмотрел мне в глаза. — Если мы будем раздавать информацию направо и налево, то на следующий день вылетим в трубу. Коммерция, дорогой писатель, время свободного рынка. Тем более, на сегодня чеки мы уже не принимаем. Успеть бы на РТСБ до конца торгов.
— Хорошо, согласен на твою цену.
Вытащив пакет, я протянул его Кристо. Тот быстро, как счетная машина, перелопатил ваучеры, записал количество в приходную книгу. С сочувствием посмотрев на меня, спросил: