Страница 13 из 43
На распродаже надо все видеть, все слышать, все замечать и держать сумку под боком, кошелек— под сердцем, а ключи — на шее на веревочке. Потому что это у нас сезон распродаж, а для кого-то в разгаре сезон охоты на зевак. От этого время от времени только что бодро рывшие по сусекам барышни хлопаются в обмороки перед кассами: «Ах, где мой кошелек?», «Ах, где же мои кредитки?», «Ах, меня обокрали!». Еще бы, да на вас только ленивый не покусится — лежите на краю коробки, вся голова в распродажных трусах, хвост снаружи, а в хвосте все карманы оттопырены, а в карманах деньги и ключи. Вот и все, подходи и бери.
Я распродажи люблю; когда меня грабят— ненавижу, поэтому хожу не одна, а с подругой. Она человек собранный и спокойный и в отличие от меня всегда, в любой ситуации знает, что в каком кармане у нас лежит и сколько осталось денег. Поэтому, когда мы стоим у кассы, я не отбиваю чечетку по всему телу, а уверенно под ее руководством достаю купюры. А когда я «желаю купить вон ту люстру на оставшиеся», подруга всегда находит пару резонов, чтобы под локоток вывести распоясавшуюся транжиру из помещения.
Ну и кроме того, пока мой нос лежит в корзине со всяким распродажным барахлом, мой хвост находится под надежным присмотром подруги, и я знаю, что она к нему никого не подпустит. Да, мы с ней из-за наших повышенных мер безопасное- ти выглядим как два разведчика на задании, но нам все равно. Оставаться с дыркой в сумке и портить себе удовольствие мы не намерены. Кстати, ходить с подругой и ходить с подружками — совсем не одно и то же. Если вас двое — вы команда, если трое — рассеянная масса, то есть легкая добыча.
А когда вы, слегка запыхавшись от радости, доберетесь до дома, настает время осмотреть приобретенное и посчитать потраченное. Вот с этого момента ничего хорошего не обещаю. Да, той пронырливой брюнетке не досталась эта гипюровая кофта, но вы-то куда смотрели? Неужели вы придумали событие в своей жизни, которому подойдет этот кусок оборок с кружевами неопределенного розового цвета? Не думаю. Брюнетке повезло, она не потратила деньги на эту ерунду, хотя совершенно определенно расфукала их на еще большие глупости. На пятнадцать маленьких глупостей…
ИЗ ЛЮБВИ К ИСКУССТВУ
С точки зрения мужчины, распродажа— явление вопиющее, поскольку женщина выпадает из привычной жизни и целыми днями где-то носится с подружками, червяком ползает по коробкам и корзинам с уцененным барахлом, отыскивает там «нужное», мятое и жеваное и подскоками несется прочь под завистливыми взглядами других червяков.
Нет, есть, конечно, отряд мужчин, которые гордятся своими подругами, выносящими из неприступных магазинов зонтики от Кензо за полцены и носовые платки от Версаче за копейки.
Но в целом большинство из них все равно не понимают, что и за сколько мы носим, но придерживаются принципа: хорошо, если дорого. Поэтому для них шарф с распродажи — это шарф с помойки. И даже шарф от Москино с распродажи — все равно с помойки. От этого иногда случаются перегибы, и жены и подруги таких товарищей часто одеты в прекрасные и очень дорогие вещи, совершенно на них неуместные. Но не только мужчины бывают столь недальновидны. Мы сами тоже часто не знаем, зачем нам то, чего мы сейчас так пламенно хотим.
Я видела немок и француженок с многокаратными камнями в золотых кольцах, которые вполне профессионально рылись в куче распродажного тряпья. Потом все нарытые шляпки и тряпки они загружали в «мерседесы» последних моделей, и от этого несоответствия у меня становилось немного легче на душе. Оказывается, распродажа и достаток — вещи прекрасно совместимые. Звезды Голливуда, доходы которых просто не умещаются в сознании, тоже экономят. Более того, радуются как дети, купив по случаю на какой-нибудь распродаже ящик жвачки по дешевке.
А я до сих пор где-то храню свитер, который хитростью вырвала из рук холеной австриячки. Дело было так. Мы уже все быстрее и быстрее перебирали трикотаж в не самом плохом венском магазине, уже почти хватали друг друга за руки под грудой одежды, как вдруг обе заметили единственно ценную здесь вещь. У обеих встали торчком ушки, и я поняла, что дело плохо. Я резко посмотрела куда-то вверх и на каком-то удивительном языке пискнула что-то вроде «Ой, птичка полетела!». Секундной растерянности врага было достаточно, чтобы рвануть добычу на себя. Австриячка только клювом щелкнула, а я тот свитер потом долго носила.
И вообще мне кажется, что в этом есть что-то невероятно обаятельное — хоть несколько раз в год проявлять расчет, смекалку и рачительность вместо привычной расточительности. И с чувством глубокого удовлетворения убирать в шкаф горжетку, которую вы прихватили за пять долларов, тогда когда в мирной жизни она стоит все сто пять. И пусть ваша моль подавится этой горжеткой, а вы ее ни разу не наденете — вы все равно будете помнить, как вы тогда словчили и выгадали.
Нет, есть, конечно, безумцы, для которых вещь не вещь, если за нее не отдана половина всей наличности, но мы-то понимаем, что самые заветные ягодки растут на полях под названием «Распродажа!».
Однажды в бане
Я вообще-то никогда не мылась в бане. Никто меня особенно и не соблазнял на это дело. Максимум, на что отваживались мы с подружками, — экспресс-потение, в маленькой сауне-парилке при каком-нибудь пижонском бассейне, но чтобы отправиться в общественную парную, людное место… Никто даже и не думал. А зря.
Одним погожим весенним вечерком я оказалась перед входом в баню совершенно одна. Ну, так получилось. Те, кто соблазняли меня на это дело, смылись, а соблазнить самой мне никого в тот вечер не удалось. В общем, плюнув на тех и на других, я пошла в баню. И сразу в мужскую. А что — прямо на углу дома красовалось резное крылечко, так все хорошо выглядело. «И я прекрасно выгляжу, вон как все мужчины на меня радостно смотрят», — думала я, забираясь на крыльцо. Подошла к служителю и браво так спрашиваю: «Здрасьте, дорогой товарищ! Куда пройти попариться?»
Надо сказать, что на лице служителя нарисовались следы мучительной борьбы, и не без победы над собой он объяснил мне, что если я хочу попариться в женском обществе, то мне надо отсюда, к сожалению, выйти и войти в здание совсем с другого входа. «А, ну да… ну да…» — «как ни в чем не бывало» отозвалась я и под разочарованное мужское сопение удалилась.
На входе в женское отделение было все примерно так же, только не было мужчин, а зато голые женщины начались практически сразу.
ШОК
Уже за второй дверью (первой была входная с улицы) на скамеечке сидели дамы с полотенцами на бедрах и курили длинные сигареты. Я что-то пробормотала про пар, который костей не ломит, на меня посмотрели, как на сумасшедшую, и я потопала в палаты.
Там стоял большой письменный стол с лампой, за которым сидела строгая дама в деловом костюме. Ситуацию несколько скрашивала или, наоборот, украшала, другая дама, которая в совершенно голом виде и тапочках стояла справа. В глубине же просто сияли жемчужным светом обнаженные женские тела, расположившиеся в живописных позах на темных диванах. В общем, я, еще одетая и со спортивной сумкой наперевес, растерялась и отметилась еще одним выдающимся вопросом: «Что мне теперь делать?» Женщина-секретарь, не говоря ни слова, взяла меня под локоток, отвела к диванам, ткнула пальцем в воздух и удалилась.
Я осталась одна. Напротив меня сидели две опять же голые женщины с масками зеленого цвета на лицах. Одна из них, как будто этого было недостаточно, читала Овидия. Я поежилась. Женщины, однако, не проявили никакого интереса ко мне, чисто по-нашему не улыбнулись, я как-то бочком разделась и, чувствуя себя полным идиотом, направилась собственно в баню.