Страница 10 из 11
Да, таких фотографий своего премьер-министра Россия еще не видела. И не увидит. Для этого Турецкий и был поднят среди ночи.
Загорелый шестидесятилетний мужчина на водном мотоцикле. Вот он упал в воду... А вот он вытряхивает песок из сандалет... А вот он обнимает за плечи загорелую темноволосую девушку в купальнике. А вот они вместе строят из песка замок... Вот они в постели. Рядом с его полным, стареющим телом особенно бесстыдно смотрелась обнаженная фигура девушки.
Кадры идут один за другим. Эту пленку отщелкали за один день, распечатали снимки и в хронологическом порядке рассовали фотографии по целлофановым ячейкам. Пальмы и белоснежный пляж. Лазурь... Облака неизъяснимой белизны, по форме напоминающие взбитые сливки... Мозаичный бассейн, деревянные шезлонги, коктейль в кокосе с соломинкой.
И рядом с премьером Полина Лебедева – девушка двадцати пяти лет, одиноко живущая в апартаментах на одиннадцатом этаже дома класса «люкс»... Прямые темные волосы, полные губы, огромные глаза, изящное тело фотомодели.
Кто делал эти снимки? Она снимала Разумовского, а он снимал Полину?.. А на тех кадрах, где они вдвоем, камеру передавали телохранителю?
Вот Полина и Разумовский, сидя на краю мраморного бассейна, кормят золотых рыбок. Его рука лежит на ее загорелом колене.
Полина и Разумовский спускаются по каменным плитам горной тропинки в саду, позади – с высоты птичьего полета – тонкой белой извилистой линией едва просматривается полоска пляжа. Море синее, небо синее, воздух густ от жары. Она держит его за руку. Вид у них усталый и счастливый. Некоторые снимки были настолько откровенными, что, попади они в прессу, о скандале с прокурором Скуратовым можно было бы забыть, как о невинной детской шалости.
Турецкий захлопнул альбом.
– Там еще много таких, – словно угадав его мысли, сказал следователь.
В гостиной повисло молчание.
– Я могу идти? – робко напомнил о себе следователь.
– Да, конечно, идите. Надеюсь, нет нужды напоминать вам, что огласка недопустима?
Глаза молодого следователя испуганно округлились.
– Я все понимаю, – поспешно кивнул он.
Турецкий пожал ему на прощание руку. Следователь заалел от гордости, как новобрачная.
Оставшись в одиночестве в гостиной, «важняк» подошел к окну и посмотрел вниз. Перед ним простерся последний путь девушки с прямыми темными волосами и по-детски удивленно распахнутыми глазами. Одиннадцать этажей. Ветви ясеня замедлили падение, но не спасли. Полина Лебедева...
Почему? Он знал, что живым уже никогда не ответить на этот вопрос, даже если факт самоубийства подтвердится на сто процентов. Живым не понять логики мертвых, даже если вскрыть все мотивы и предпосылки. Просто одни совершают это, а другие не совершают, вот и все. Вот и вся логика.
Глава 5
Утро было тихим и ясным. Надо же, подумалось Гордееву, кажется, что машины стали меньше гудеть. Странно. А может быть, просто настроение такое. Отошли на задний план ненужные волнения, прошел азарт первого дня работы над делом. Теперь адвокат Гордеев был спокоен, как черепаха.
Он рано встал, аккуратно побрился, надел новый костюм, к костюму выбрал строгий галстук. Короче, когда чуть не первым посетителем явился в здание Прокуратуры Центрального округа города Москвы, его могли бы, пожалуй, принять за иностранного дипломата. Но не приняли. Во-первых, нечего иностранному дипломату делать в окружной прокуратуре. А во-вторых, не совсем был прав Валентин Константинович Петров, руководитель НИИ в Дубне, когда говорил, что Юрий Гордеев – фигура незаметная. Ну, разумеется, на улицах не узнают (хотя, пару раз бывало – узнавали), ну, женщины при первой же встрече на шею не бросаются (хотя и в подружках Гордеев никогда недостатка не испытывал). Что ж с того? В окружных прокуратурах он бывал не раз – в прокуратурах его знают, факт.
Не очень удивило Гордеева и то, что служители Немезиды уже были в курсе, по какому вопросу явился адвокат. Встретили во всеоружии. Нет следователя Волочаева? Ах, какая жалость! А не подскажете, когда он появится? Вы не знаете? В таком случае вы нарушаете должностные инструкции, ибо обязаны знать, где в данный конкретный момент находится ваш сотрудник и когда он явится на работу. К обеду придет? Прекрасно. Мне необходимо с ним побеседовать по делу Владимира Коробкова. Семья Коробковых наняла меня в качестве юридического представителя вышеназванного подследственного. А кстати... Ну и так далее, и так далее. Чем раздраженнее с ним разговаривали, тем любезнее и спокойнее становился Гордеев.
И еще до прихода следователя Василия Волочаева (наверное, действительно мальчишка, никто его в прокуратуре по отчеству не зовет) адвокату было ясно, что отвертеться никто не сможет – суд придется отложить. Кто бы там дело ни торопил – закон есть закон. Скандала никто не хочет. А все знают: несмотря на безукоризненную вежливость в разговоре, адвокат Юрий Петрович Гордеев дело свое знает. И если посчитает нужным, скандал будет что надо: икнется очень и очень многим.
Пробыв в прокуратуре несколько часов, Гордеев, памятуя о вчерашней ошибке, отправился в кафе – переждать время до появления следователя и подкрепиться. Салат, жареная рыба, бокал белого вина... Научились же сервису! А может, правда – просто настроение хорошее? Все как по маслу идет. Стоп! Не сглазить. Теперь главное – встреча со следователем. А там посмотрим...
...Следователь Василий Волочаев с детства привык считать себя неудачником. И, увы, в его случае такое определение было вполне справедливо. Не помог бы (и, кстати сказать, в свое время, когда нужная книжка попала Волочаеву в руки, не помог) и Дейл Карнеги со товарищи. Если справедливо утверждение, что нет такого человека, профессия которого не родилась бы вместе с ним, то профессия Волочаева – следователь прокуратуры – очевидно, очень удивилась, когда узнала, кто будет ее хозяином.
В школьные годы Вася Волочаев был заурядным отличником (бывает и такое!). Не курил, не дерзил преподавателям, со средним успехом занимался спортом: восточными единоборствами (во времена его детства они как раз вошли в моду). Не выдвигал на уроках сомнительных теорий, не читал ничего сверх программы. Зато саму программу, часами просиживая над учебниками, знал назубок. Его сдержанно хвалили—и только. Ставили заслуженные пятерки. А между тем Волочаев умудрился просидеть два года в третьем и в шестом классах.
В третьем – из-за болезни: воспаления желез (каких именно – сам Волочаев в точности не помнил, а может быть, и не знал). В шестом дали о себе знать скрытые комплексы. Ясным зимним днем Вася отправился с несколькими одноклассниками кататься на лыжах. Друзей у него не было, зимних видов спорта он не любил, но слишком отрываться от коллектива было невыгодно: могли посчитать задавалой и при случае побить. Все шло хорошо, пока компания каталась по относительно ровной поверхности: Василий плелся по лыжне позади всех, в разговоры не вмешивался; когда к нему обращались с вопросами, благодушно поддакивал. Но когда стали кататься с горы, Волочаев отошел в сторону. Горка – это серьезно. У него дрожали колени при одной мысли о том, как больно падать на крутом спуске. Через час остальным лыжникам спуск показался недостаточно крутым. Решили соорудить импровизированный трамплин. Соорудить соорудили, а вот прыгнуть с этого трамплина не решался никто. Минут двадцать продолжались шутки, отнекивания, обвинения друг друга в трусости, но дело так и не двигалось.
И тогда вперед вышел тихий Вася Волочаев. Он решил, что пришел его час удивить мир. А заодно (не менее честолюбивое и понятное желание) приобрести вес в глазах школьных товарищей. Заняв исходную позицию, он оттолкнулся палками и покатился к страшному трамплину. Выпрямив ноги и зажмурив глаза. Ни того ни другого не следовало делать ни в коем случае...
Волочаев сломал ногу и несколько месяцев провел в гипсе, предаваясь невеселым мыслям о тяжести человеческой судьбы. Кость срасталась плохо, врачи утверждали, что случай уникальный: такой неудачный перелом бывает раз в сто лет.