Страница 13 из 81
- И - что? - прервал затянувшееся молчание Дворянчик.
- Да ничего, - пожал я плечами, - разбирались долго... Капитана того, за то, что поступил бесчестно, в гарнизон какой-то отправили. А меня, за то, что руку на офицера и дворянина поднял, сюда. Границу охранять...
- Да, дела... - протянул один из сидевших в кругу возчиков, - так оно в жизни и бывает. Сто раз простой человек прав будет, а супротив господ не попрёшь...
- Да от женщин всегда одни беды, - махнул рукой Грызун и насмешливо покосился на Цыгана, - верно я говорю, Цыган?
- Может и верно, - пожал тот плечами, перебирая струны гитары, - мне почём знать?
- Да ладно! Не зря же говорят, что тебя из-за бабы из табора выгнали!
- Кстати, Цыган, - поднял я на него глаза, - мне вот тоже интересно, чего это тебя в армию понесло? Ведь вы, цыгане, народ вольный. Живёте сами по себе, к порядку и дисциплине не приучены... Как же ты в полку оказался?
- Ай, сержант, - воскликнул Цыган, - верно ты говоришь! Мы, цыгане, народ вольный! Сами по себе живём. Свои законы, свои обычаи соблюдаем. Вот из-за них-то я и оказался из табора изгнан. Хотя, по правде сказать, и сам тоже виноват...
- Это как? - полюбопытствовал Одуванчик.
- Давай уж, Цыган, рассказывай, - прогудел Степняк, - всё одно - уже начал...
- А что? И расскажу, - Цыган уселся поудобнее, положил руки на гитару и, глядя в огонь, начал свой рассказ:
- Была у нас в таборе цыганочка одна... Ой, красивая! Молодая! Стройная! Весёлая!
Перебирая пальцами струны, Цыган вдруг запел высоким красивым голосом:-
Ой нанэ-нанэ-э, Черноглазая!
Быстроглазая, Длиннокосая...
Ой, цыганочка, дрожь сердечная...
И любовь ты чья-то навечная...
Резко оборвав мотив, он замолчал. Обвёл всех весёлым взглядом и продолжил:
- Вот какая была красивая!
- Любил ты её, наверное, - с завистью произнёс Зелёный, - а она тебя?
- Ну, как - любил, - пожал плечами Цыган, - нравилась она мне очень. Аж до дрожи нравилась. Да и я ей, похоже, тоже по сердцу пришёлся. Только вот не судьба была нам вместе быть. Обещал её отец барону нашему в жёны отдать?
- Какому барону? - не понял Полоз, - самому господину барону, что ли?
- Нет, - усмехаясь, помотал головой Цыган, - не тому барону, что в замке сидит. А тому, что с нами в кибитках ездит. Нашему таборному голове. Он ведь у нас тоже бароном называется.
- А! Понятно, - покивал Полоз.
- Ну, так вот... До свадьбы ихней месяц оставался. Повстречал я её как-то в поле за табором. Побродили мы с ней по полю, поговорили. И сами не заметили, как вместе в стоге сена оказались. Да там и заночевали...
- Здорово! - прищёлкнул языком Грызун, - цыганочки, говорят, девки горячие. И до любви страстные.
- Да, - нехотя согласился Цыган. Видно, не особо хотелось ему обсуждать достоинства своей подружки с остальными.
- Ну, а дальше-то что было? - полюбопытствовал Хорёк.
- Да всё было бы хорошо. Если б не заметила нас той ночью карга одна старая. Пока мы в стогу миловались, она к барону-то и кинулась. В общем, взяли нас в том стогу барон с его слугами и приспешниками. Да и отец её там же оказался. Меня связали. Её - отцу кинули на вразумление. Барон меня прямо там прирезать хотел. Да на моё счастье там же был и кто-то из стариков таборных. Сказал, что меня сперва судить надобно. А уж потом, как круг решит, так и наказывать. Одним словом, жизнь он мне тогда спас. С тех пор я и хожу у него в должниках...
- И что же круг присудил? - поинтересовался сержант.
- А ничего, - пожал Цыган плечами.
- Как так?
- А так. Не успел. Сбежал я... Меня в яму посадили и караульного поставили. А только под самое утро слышу, наверху вроде как шум какой-то. Потом мне на голову верёвка падает. Подёргал - привязана. Вылез. Вокруг - никого. Рядом с ямой караульщик без сознания валяется. Ну, я верёвку-то смотал, с караульщика нож да плащ снял, ноги в руки и - ходу! По пути в баронский табун наведался. Лучшего коня увёл! - не преминул похвастаться Цыган, - он и сейчас у меня под седлом ходить.
- Да, конь знатный, - улыбаясь, не удержался я от похвалы.
- А как нас гнали! - воскликнул Цыган, - какая погоня была! Да если б не конь, не сидел бы я тут с вами сейчас, не рассказывал бы свою историю, да не играл бы на гитаре! Я и песню про него придумал.
Цыган вновь тронул пальцами струны и запел:
-
Ай, ты, коник, ты мой коник,
Ты неси, неси меня!
А уйдём мы от погони,
Не забуду я тебя!
Будешь есть ты лишь пшеницу,
Сладкий клевер молодой,
Пить прохладную водицу
Купаный речной водой!
- Любишь ты своего коня, - отметил Степняк.
- А ты бы не любил того, кто жизнь тебе спас?
- Пожалуй, что и так.
- Ну, как из табора ушёл, понятно, - продолжил я допрос, - а вот чего тебя в армию понесло? Почему в другой табор не пошёл?
- В какой другой? - невесело усмехнулся Цыган, - кто меня, изгоя, примет. Кто захочет себе лишнего врага наживать? И недели не прошло, как уже все цыгане в округе знали, что меня барон наш убить поклялся! Кто ж захочет с бароном ссориться? Вот и пришлось мне одному побродить. Да подальше от тех мест, где наш табор кочует.
Цыган помолчал, глядя в огонь и беззвучно перебирая струны. Потом продолжил:
- А почему в армию пошёл?.. Понимаешь, сержант, я ведь цыган. С детства в таборе жить привык. Не могу один! А тут шёл мимо полка, посмотрел через забор. И подумал: "Вот живут люди. Вместе живут. Один хлеб едят, в одном месте спят, одно дело делают. Чем не табор?" Так я в полк и пришёл, сержант...
- Понятно... Ну, давайте-ка заканчивать разговоры, - я поднялся на ноги, - пора укладываться. Завтра с рассветом встаём. Зелёный, Полоз - вымыть всю посуду. Ночью в карауле поочерёдно: Дворянчик, Одуванчик, Грызун и Хорёк. Хорёк, утром перед подъёмом повесь котёл над костром. Воду для чая вскипяти. Всех поднимать с рассветом. Вопросы есть? Вопросов нет... Всё, через полчаса всем - спать. Цыган! С горном - ко мне!
Тяжело вздохнув, Цыган вытащил из седельной сумки на свет божий инструмент и уныло побрёл в мою сторону. Подойдя, встал по стойке смирно и глубоко трагичным голосом доложился:
- Господин сержант! Рядовой Цыган по вашему приказанию прибыл.
- Значит, слушай меня внимательно, парень. Сейчас мы с тобой разучим два сигнала, очень важных в нашей армейской жизни. Это "отбой" и "подъём". Усвоил?
Цыган вяло кивнул.
- Сначала - "подъём". Попробуй пропеть на трубе: "Вставай, вставай! Службу начинай!"
- Как это? - не понял мой будущий сигналист.
- Ну... Та-та-а, та-та-а! Та-та та-та-та-аа! - попытался я ему напеть.
Тяжело вздохнув, Цыган приложил мундштук к губам, и выдал столь визгливую и громкую какофонию звуков, что даже лошади, всхрапнув, шарахнулись в сторону.
Весь десяток покатился со смеху, отпуская в адрес Цыгана самые скабрезные шуточки.
- Говорил же, что не умею я! - с отчаянием в голосе воскликнул он.
- Ничего, всё нормально, - постарался я утешить его, едва сдерживая ухмылку, - для первого раза даже неплохо. Давай ещё раз.
После второй попытки подал голос Грызун:
- Господин сержант! Давайте, лучше я его прирежу! Вам же спокойнее будет. А то от его трубы у нас все лошади разбегутся. Дальше пешком идти придётся...
- Помалкивай, - оборвал я его и повернулся к Цыгану, - продолжай.
Короче говоря, все полчаса, выделенные мной на подготовку ко сну, наш будущий маэстро армейского горна нещадно терзал и свой инструмент, и наши уши совершенно дикими звуками и переливами. Но понемногу у него начало получаться что-то более-менее сносное. Видимо, поняв, что я от него всё равно не отстану, Цыган начал стараться, с каждой пробой всё более и более приближаясь к требуемому звучанию. Наконец, когда у него относительно сносно получились оба разучиваемых сигнала, я удовлетворённо кивнул и сказал: