Страница 8 из 10
Я поначалу тоже задремал на почве нервного напряжения последних часов. Хотя полноценно спать при постоянном режущем свисте движков я так и не научился. Мы в последнее время всё-таки летаем весьма нечасто. Это у пилотяг или той же вэдэвэшной десантуры должно быть полное привыкание к подобным некомфортным условиям. Мне показалось, что подремал я вроде бы недолго. Но посмотрел на часы – оказывается, почти три часа прошло. И тем не менее было ещё лететь и лететь.
Пока что «ил» набирал высоту, уже практически войдя в экваториальную зону (её отдельные наши шутники ещё звали «Мёртвая Зона», по Стивену Кингу) – проклятый памятник раздолбайству заокеанских идиотов. Ведь, если подумать, наверное, можно было обойтись и без всего этого. Так нет, надо было сначала поссориться с Россией и Китаем, потом усугубить всеобщий кризис и проморгать правые перевороты по всей Европе, спровоцировавшие масштабное исламское восстание. Ну а потом – Иранская кампания, Корея, ядерные удары, Долгая Зима и всё прочее. И оно им надо было? Засрали радиацией и прочей дрянью обширные территории, ухайдакали кучу народа, а толку-то? Зато до сих пор про себя думают, что они кругом правы. А это их коронная болезнь, которая, увы, не лечится…
Так и представляется, как мы сейчас летим, а где-то там, внизу, среди шлаковых пустошей, руин и радиоактивных песков стоит и смотрит на тонкий инверсионный след нашего «ила» какой-нибудь тамошний «татуинец» – «песчаный человек», замотанный в тряпьё дикарь (ну или личность, стремительно превращающаяся в этого самого дикаря) с ржавой заточкой в руках. Интересно, что он при этом думает, и очень хорошо, что нет у него под рукой никаких зенитных средств, а то он бы нам, чего доброго, показал кузькину мать…
Поразмышляв таким образом, я от нечего делать достал из кармана затрёпанную тонкую книжку в мягкой обложке и начал читать, что впотьмах, при очень условном желтоватом кабинном освещении, было занятием не из самых приятных.
Какое-то время внимание это моё занятие не привлекало. Часть личного состава всё-таки дрыхла. Например, Симонов и Пижамкина спали вполне себе безмятежно. А потом из-за грузовых тюков ко мне поближе почти одновременно полезли сразу две фигуры – Машка Тупикова и Рустик. Ну вот как тут не поверить, что читающий человек сейчас подсознательно вызывает смутные подозрения у окружающих? Дескать, «тиллигент, шляпу надел»…
– А чё вы читаете, тарищ майор? – поинтересовалась Машка, усаживаясь рядом.
– Старая юмористическая книжка, ещё с 1990-х. У нас в Краснобельске написали два доморощенных юмориста, причём мужики были совсем не писатели – один историк, второй авиационный инженер. Ходила эта вещь по рукам, и то, что я сейчас читаю, это, в общем-то, то самое, что некогда именовалось словом «самиздат», поскольку история эта всем нравилась, а вот печатать её официальные издательства отказывались, так как считали это опошлением истории Гражданской войны. Хотя куда уж эту историю дальше-то опошлять…
– Так про чё книжка-то? – спросила Машка.
– Вполне остроумная пародия на сюжет известного фильма «Чапаев» 1938 года, режиссёры Васильевы, которых почему-то считали братьями. Видела такое кино?
– Не-а.
– Я видел, товарищ майор, – подал голос подсевший ко мне с другой стороны Рустик. Машка посмотрела на него с заметным уважением.
– Ну тогда хоть тебе должно быть понятно, про что это. Сюжет фильма книжка, в общем, повторяет, а если точнее – там про то, как бывший поручик Ржевский в чапаевской дивизии во время Гражданской войны военспецом служил. Ну и плюс к этому там герои из других фильмов присутствуют – Сухов и Верещагин из «Белого солнца пустыни», англичанин с танком из детского сериала «Макар-следопыт» и другие…
– Это какой Ржевский? – поинтересовалась Машка. – Из анекдотов?
– Ну, типа того. Вообще-то поручик Ржевский появился не в анекдотах…
– В «Гусарской балладе», – добавил Рустик.
– Правильно. В фильме Э. Рязанова 1962 года, а одноимённую пьесу написали ещё в 1940-м. Поставили впервые в конце 1941-го, в Театре Красной армии. При этом анекдоты типа тех, что рассказывали о поручике Ржевском в России, появились ещё в начале ХХ века, только фигурировал в них тогда не поручик Ржевский, а румынский офицер…
– Почему румынский? – искренне удивилась Машка.
– Потому что в те времена не было в Европе большего цирка шапито, чем румынская армия, и больших раздолбаев, чем румынские офицеры. Вкурила?
– Ага. Только, может, вы, тарищ майор, вслух прочтёте, а то я всё-таки совсем не въезжаю…
– Да легко.
И я, открыв затрёпанную книжку наугад, зачитал:
«…Петька застал Анку за её любимым делом – разборкой очередного, одиннадцатого по счёту, пулемёта системы «Максим». Разбирать пулемёт она, как барышня городская и грамотная, более-менее научилась, а вот с обратной операцией дело было плохо: всё время оставались лишние детали. Но что самое неприятное, после Анкиной сборки пулемёты отказывались стрелять, и их приходилось попросту выбрасывать, поскольку сменять у местных поселян на харчи и самогон удалось только три штуки. Петька же, хотя и считался лучшим в дивизии пулемётчиком, помочь ей ничем не мог, поскольку умел только устранять перекос патронной ленты, а в более тонкие подробности устройства автоматического оружия никогда не лез. Он вообще подозревал, что тут не обходится без домовых, леших и прочей нечистой силы. Анке же, которая утверждала, что пулемёт целиком железный и пуляет безо всякой диавольской или божьей помощи, в доказательство чего она даже демонстрировала некоторые его детали, Петька не верил. Баба, считал он, слабый пол, ни хрена в жизни не смыслит…
Он подкрался к Анке с тылу и ущипнул её за задницу. Анка взвизгнула и рассыпала по полу детали пулемёта.
– Тебе бы всё только шшупать, – возмущённо заявила она. – Чего припёрси?
– Чапай в разведку послал…
– Опять за «языком», што ли? – зевнула Анка. – Катись, там твой беляк на речке второй час с удочкой сидит. Винтовку-то не бери, ишшо утопишь… Лучше захвати половик, на забор-то повесь, обратно пойдёшь – сымешь.
Петька вздохнул и вышел из избы.
Анка его не обманула: бородатый казак с удочкой сидел на прежнем месте, а его винтовка стояла, как обычно, прислонённой к дереву.
– Привет, дядя, – сказал Петька, подбирая винтовку и закидывая её себе на плечо. – Это я забираю в виде вещественного доказательства.
Казак даже не обернулся.
– Ну, ты, это, дядя, приходи вечером в штаб, как обычно… Придёшь?
– И чего это твоему Митьке опять приспичило? – поинтересовался Петька.
– Вустриц, – ответил казак.
– Ага, – почесал Петька в затылке. – Ну лови, лови, а только, пока поймаешь, он и впрямь помереть может. От старости.
Исаев повернулся и пошёл обратно в Кукуево, соображая по дороге, что же это за вустрицы такие?
Вечерело. В сгущающихся сумерках на окраине Кукуева спорили между собой двое дозорных. Разговор шёл в основном о том, чего Чапай могёт, а чего не могёт. После длительных препирательств красноармейцы пришли в основном к закономерному выводу, что Чапай могёт много, но очень много и не могёт, особливо ежели закуска не та. А если б ему ещё заграничные языки знать…
В кустах зашуршало. Один из дозорных развернул пулемёт, передёрнул рычаг затвора и, злорадно ухмыляясь, разрядил по кустам чуть не половину патронной ленты. Через минуту из кустов, отряхивая с себя посечённую пулями листву и щепки, выбрался Фурманов.
– Что ж ты опять промазал, – констатировал он. – Учишь вас, учишь… Уж не брался бы, раз бог таланту не дал…
Боец густо покраснел. В кустах снова зашуршало.
– Опять, штолича, Петькин беляк лезет? – вздохнул второй дозорный. – А ну, выходи!
Из кустов вылез здоровенный бородатый казак при полной белогвардейской форме. Правый глаз у него был подбит. При виде комиссара и красноармейцев физиономию его исказила довольная обезьянья ухмылка.