Царь Федор Иванович

Отец и мать царевича Федора любили друг друга. К тому времени они прожили десять лет, деля горе и радости. Ни к одной из жен после Анастасии Захарьиной-Юрьевой царь Иван IV не относился столь бережно. Красавица из старинного боярского рода стала для мужа «лозой много плодной», рожая ему дочерей и сыновей, один из которых впоследствии унаследует престол. Давным-давно венценосные супруги пережили страшные годы, когда умирали их первые дети — царевна Анна и царевич Дмитрий. У новорожденного царевича Федора был брат Иван, на три года старше, — здоровый мальчик, счастливо переживший все хвори малолетства. Они станут наперсниками по детским играм. Иными словами, царевичу предстояло жить в счастливой семье.

Его родитель, государь Иван Васильевич, с мальчишеских лет знал горечь полного сиротства. Он только-только преодолел рубеж восьмилетия, а уже и мать, и отец его лежали в гробу. Всё отрочество Ивана Васильевича, да и юность прошли в обстоятельствах, когда он лишь именовался державным властелином, а правили государством совсем другие люди. Повзрослев (ему в год рождения сына Федора исполнилось двадцать семь), государь стал претендовать на большую власть, чем та, которой он пользовался в прежние годы. У кормила правления стояла титулованная знать — великородные «княжата» Вельские, Шуйские, Мстиславские, Голицыны, Глинские, Ростовские и т. д. Рядом с ними, взяв на себя значительную часть державных дел, обреталась аристократия нетитулованная — многочисленные потомки старинных московских боярских родов. С середины 1530-х годов первые были почти всевластны: предел их политической воле полагало лишь отсутствие единства. Различные «дворовые» (придворные) «партии» боролись друг с другом, не останавливаясь перед физическим уничтожением неприятельских вождей. Но превратиться в монолитную грозную силу, объединившись, они не могли. В 1547 году Иван Васильевич венчался на царство — впервые в русской истории. Его женой стала представительница могучего, влиятельного рода. Его поддерживал митрополит Макарий. Вокруг царя постепенно рос круг союзников: кто-то честно служил Богом данному правителю, кто-то рассчитывал возвыситься, когда юноша вырастет и сможет подобающим образом вознаградить верных слуг своих, а кто-то видел в молодом человеке идеальную живую ширму, из-за которой можно осуществлять собственную волю в делах «дворовых» и государственных. Зная по историческим сочинениям и со слов высшего духовенства, чем были православные государи Византии, юный царь мечтал играть такую же роль, мечтал сделаться самодержцем. Постепенно, входя в возраст зрелости, он прибирал к рукам инструменты власти, коими до того владела служилая знать, — прежде всего «княжата». Их первенство в России сделалось для него предметом постоянных атак. Их неверность и амбиции да основанное на древних, дружинных еще обычаях стремление «отъехать», то есть пойти на службу к новому государю, когда прежний стал не столь тих и послушен, были в его глазах преступлением. Поэтому в конце 1550-х — начале 1560-х годов постепенно нарастает напряжение между царем и величайшими аристократическими родами России. Иван Васильевич жаждал полного, ничем не ограниченного единодержавия, а служилая знать стремилась сохранить контроль над важнейшими сферами управления, над армией и дипломатией. На протяжении нескольких лет противоборство будет усиливаться, и в конечном итоге военные неудачи приведут его к самым крайним формам — учреждению опричнины.

Но… пока идет 1557 год. Последний год безмятежности для Московской державы. Те труды, которые кажутся русским государственным людям бременем тяжким, несколько лет спустя будут выглядеть как сущий пустяк. Лишь в следующем году начнется страшная, разорительная, кровопролитная война за земли в Ливонии. Она продлится четверть века, и именно она окончательно рассорит Ивана IV с «княжатами». Но ее еще нет… Еще государь и влиятельнейшая родовая знать балансируют, деля меж собою власть над страной, еще не пришло время большой крови. Еще стоит над Россией щедрое солнце покоя. Идет 1557 год, последний год безмятежности.

Младенец, огласивший своим криком царицыну опочивальню, а затем принявший крещение в московском Чудове монастыре[1], знать не знает, что для страны, где он родился, пока всё идет хорошо, пока тянутся счастливые времена. И никто не видит свинцовых облаков ближайшего будущего на горизонте.

Однако темень уже рядом.

В 1558 году грянет Ливонская война, иссушившая Россию. Бесконечные ее тяготы будут сопровождать всё детство, отрочество и молодость Федора Ивановича. Он вырастет под разговоры о битвах с немцами, поляками, шведами и литовцами. Он женится под гром сражений на литовско-ливонском фронте. Душа его незадолго до вступления на престол получит изрядную порцию яда: страна потерпит поражение. Страшное, унизительное поражение. Будут отданы все прежние завоевания, да еще к ним в придачу неприятель заберет земли и города, издревле бывшие частью Новгородчины. Сильные полки русские будут побиты, десятки военачальников пострадают во вражеском плену, страна не найдет ни сил, ни желания продолжать борьбу. При всей кротости характера Федора Ивановича — а об этой черте его ниже будет сказано многое — он все-таки являлся сыном своего отца. И он сумеет вытравить яд поражения лишь после того, как потери родителя хотя бы отчасти удастся вернуть вооруженной рукой.

Итак, для понимания судьбы Федора Ивановича очень важно не забывать: он — дитя великой войны. Ливонская война стала той колыбелью, из которой он вырос; реляции воевод соперничали со сказками на ночь, а глаза царевича на протяжении двух десятилетий видели, как бесконечные колонны русских бойцов шагают по деревянным мостовым столицы на запад. И многие ли вернутся обратно? Спины ратников удаляются по змеистым московским улицам и переулкам, а губы мальчика сами собою, привычно, начинают шептать молитву об одолении на враги, о милосердии Божьем к православному воинству… Ему пять лет, а он, сжимая руку старшего брата, наблюдает за отцом, едущим на коне во главе блестящей свиты — бить литву. Вернется ли он?.. И даже когда громыхнет опричнина, когда крови на тех же мостовых окажется не меньше, чем на театре военных действий, всё это будет выглядеть как эпизод громадной, всепоглощающей войны.

Федор Иванович родился на исходе райского времени. Он этого рая — пусть не рая даже, а просто доброго покоя и процветания — не знал. Ему досталась эпоха великая и тяжелая.

Царевич претерпел многие беды из-за неустройства в его собственной семье.

Он знал материнскую любовь совсем недолго. Анастасия Захарьина-Юрьева умерла летом 1560 года. Ее сыну незадолго до того исполнилось три годика. С этого момента и до восшествия Федора Ивановича на престол о нем известно немногое. Отцу заниматься младшим сыном было некогда: Иван IV очень много ездил, часто бывал в походах и дальних богомольях. Брать с собой в длительные богомольные путешествия младшего сына он стал не раньше, чем мальчику исполнилось восемь лет. К тому же царь быстро обзавелся новой женой — Марией (Кученей) Темрюковной Черкасской из северокавказского рода. Новая царица крестилась перед замужеством и с азов постигала христианскую веру. Скорее всего, она не знала русского языка и русских обычаев — как минимум в первые годы замужества — и не имела никакого резона с душевной теплотой относиться к детям царя от другой женщины, иначе говоря, наследникам, которые, в перспективе, могли стать преградой к трону для ее собственных детей. А когда в 1569 году Мария Темрюковна умрет, на ее месте скоро появится Марфа Собакина, затем Анна Колтовская и т. д., вплоть до Марии Нагой — последней (и явно незаконной — по каноническим правилам Русской церкви) супруги Ивана Грозного. Какое им всем было дело до мальчиков, лишившихся матери — царицы Анастасии?

Но всё же отец по-своему заботился о младшем сыне. Так, составляя в 1572 году «духовную грамоту» (завещание), он повелевал дать Федору после своей смерти огромные владения — Суздаль, Ярославль, Кострому, Волок Ламский и множество других городов[2].

1

Существует предание, согласно которому царевич Федор родился неподалеку от города Переяславля-Залесского. «В 1557 году, — писал протоиерей Александр Свирелин, — царь Иоанн Васильевич с супругою своею Анастасией Романовной и главой Русской Церкви митрополитом Афанасием был на освящении соборного храма в Переславском Никитском монастыре, а возвращаясь обратно в Москву, царица, отъехав семь верст от города, в деревне Собилово благополучно разрешилась сыном, названным во Святом Крещении Феодором». Обрадованный царь велел построить каменную церковь во имя святого Феодора Стратилата, небесного покровителя новорожденного царевича, а на месте его рождения поставить высокий каменный столп или часовню.

Часть фактов, попавших в это предание, могут считаться достоверными, прочие же должны быть поставлены под сомнение.

Федоровский храм действительно был воздвигнут (он станет соборным в переяславском Федоровском монастыре), и его датируют 1557 г. Дошла до наших дней и некая часовня-крест, расположенная в трех километрах от монастыря. Она сохранила формы XVII в.: то ли ее возвели именно в XVII в., а не в XVI столетии, то ли сильно перестроили. В XIX в. за ветхостью ее разобрали, но вскоре восстановили на прежнем месте и в прежнем виде.

Для XVI в. связь между строительством храма и рождением царского сына — вещь обыкновенная. Государь вполне мог отдать приказание возвести эту церковь как благодарение Богу за сына. В Спасо-Преображенском соборе Соловецкого монастыря (1558— 1566) также появился придел во имя Феодора Стратилата. Соловецкие иноки с почтением относились и к государю, давшему на строительство немалые деньги, и к царской семье. Такие же обстоятельства весьма возможны и для Федоровского монастыря. Но вряд ли царевич Федор был рожден неподалеку от Переяславля-Залесского. Во-первых, царская летопись дает подробные отчеты обо всех сколько-нибудь значительных поездках государя Ивана Васильевича на богомолье, и по ее свидетельству выходит: Иван IV посетил Никитский монастырь в сентябре 1556 г. (при митрополите Макарии), а затем — в мае 1564 г. (на этот раз уже с митрополитом Афанасием), но никак не в мае 1557-го (Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей (далее: ПСРЛ). Т. 29. С. 250; Продолжение Александро-Невской летописи // ПСРЛ. Т. 29. С. 334). Во-вторых, крестил младенца сам митрополит Макарий уже в Москве и, по всей видимости, 8 июня (день поминовения святого Феодора Стратилата). Выходит, роженицу и малыша заставили быстро оставить ложе и нестись к столице, дабы успеть за полторы сотни километров к крещению. Что помешало царице Анастасии остаться в Переяславле-Залесском и крестить в одном из многочисленных тамошних храмов своего ребенка — понять невозможно. Что заставило царя рисковать женой, находящейся на последнем месяце беременности, отправившись с нею на богомолье за тридевять земель, — также понять весьма трудно. В итоге версия, согласно которой царевич Федор появился на свет в деревне Собилово, выглядит неправдоподобно. Скорее всего, он издал первый крик в Москве, в кремлевских палатах молодой царицы.

2

Это завещание не пригодилось: Иван IV умер двенадцатью годами позже, и многое в политической реальности России уже никак не соответствовало содержанию этого документа.