Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 72



За несколько лет партия «худородных выдвиженцев» была разбита и полностью оттеснена от власти. Как уже говорилось, в первые же месяцы после кончины Ивана IV из Москвы были высланы Нагие и Вельский. Нагие могли представлять опасность для всех, поскольку их роду принадлежал последний сын Ивана Грозного — малолетний царевич Дмитрий. При отсутствии у Федора Ивановича наследников он автоматически становился главным претендентом на престол. Для Дмитрия был в качестве удела определен Углич, и оттуда семейство Нагих не переставало интриговать до самой смерти царевича в 1591 году. Вельский, крупный политик, богатый и склонный к интригам человек, мог стать той фигурой, которая способна была объединить «партию» и организовать ее для общего дисциплинированного противодействия служилым аристократам. Однако его удаление из столицы оставило бывших «дворовых» без потенциального вождя.

И.П.Татищев и Д.И. Черемисинов первое время как будто оказались среди сторонников Бориса Годунова, войдя в «партию» невенчанного правителя. И первый из них на протяжении всего царствования Федора Ивановича благоденствовал. И. П.Татищеву доверяли серьезную дипломатическую работу, а в начале царствования Бориса Федоровича он возвысился до чина казначея. Черемисинов же чем-то вызвал недовольство Годунова и во второй половине 1580-х претерпел понижение в чинах.

Сильнейшими фигурами были Михаил Андреевич Безнин и его родич Роман Васильевич Алферьев, принадлежавшие к семейству Нащокиных (из тверского боярства). Деятельные политики, полководцы, честолюбивые карьеристы, они могли бы иметь серьезное влияние при дворе Федора Ивановича, особенно учитывая тот факт, что Безнин когда-то был его «дядькой». Трудно понять, что их подвело. Возможно, желание играть собственную независимую роль. А возможно, связи с Нагими (на дочери Р.В. Алферьева был женат М.А. Нагой). Свои люди при дворе, да еще на высоких должностях… Этого Нагим позволить не могли. Безнин продержался до первых месяцев 1586 года. Он еще успел выиграть крупное местническое дело с князем М. Щербатым (1586){43}, он еще ходил в походы (и даже одержал победу над татарами), он еще получал дипломатические поручения, но его политическую компетенцию постарались сузить до уровня статиста, в то время как раньше ему доверяли серьезнейшие государственные дела. Не видя выхода, он постригся во иноки и стал строителем[19] Иосифо-Волоцкого монастыря. Там Михаил Андреевич написал летописец, где подчеркивалась выдающаяся роль, сыгранная им на протяжении первых двух лет царствования Федора Ивановича. Таким способом он восстановил справедливость в глазах современников и потомков, но восстановить высокое положение при дворе уже не мог. Р.В. Алферьев потерпел несколько унизительных поражений от служилой знати в местнических тяжбах и отправился на дальнее воеводство. Он боролся, но его раздавили. Р.М. Пивов продолжал служить, однако особого влияния при дворе у него не было. А вот В.Г. Зюзин лишился, как тогда говорили, «именных служеб»[20], то есть оказался не у дел. Е.В. Воейкова, после блестящей службы в Москве, ждала ссылка: он уже не думный дворянин, а рядовой голова — сначала в Пронске на Рязанщине, а потом в далеком Санчурском остроге.

Итог: за два-три года многолюдная, сильная «партия выдвиженцев» перестала существовать.

Некоторых «убрал» с доски большой политики Борис Федорович Годунов, других же он позволил сокрушить служилой знати. Так, страшный местнический разгром уничтожил карьеру Р.В. Алферьева.

Затем настал черед и самых родовитых противников Годунова. Их подвело отсутствие единства. Мстиславские, Шуйские и Романовы-Захарьины-Юрьевы не пытались выстроить единую группировку. Они полагались на собственные «партии», включавшие представителей самого семейства, ближних и дальних родственников, свойственников, верных людей. Каждая из этих «партий» имела огромный «вес»: никто из «худородных» ни в богатстве, ни во влиянии, ни в чинах не мог соперничать со «сливками» русской аристократии. Но всё же, по отдельности, придворные группировки, выступавшие против Годунова, оказались слабее его собственной «партии» — более многолюдной и, самое главное, использовавшей колоссальное влияние Бориса Федоровича на царя. Так что и они продержались недолго. От нескольких месяцев до нескольких лет.

Самыми серьезными противниками Годуновых являлись князья Шуйские. По образному выражению историка Г.В. Абрамовича, они играли при дворе московских государей роль «принцев крови». Будучи, как и династия московских Даниловичей, потомками великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича, они должны были считаться «персонами, имеющими право на великокняжеский престол в случае вымирания Московского рода»{44}. Это право в будущем приведет на трон князя Василия Ивановича Шуйского. Именно в них, а не в Годуновых, должна была видеть московская знать да и все русские люди, сколько-нибудь сведущие в вопросах престолонаследия, самых вероятных преемников царя Федора Ивановича, который к 1584 году оставался бездетным. Был, конечно, царевич Дмитрий Углицкий. Но, во-первых, всякое может произойти с младенцем… собственно, в конечном итоге и произошло. Во-вторых, считать царевича законным сыном, при таком количестве браков, каким прославился Иван Грозный, не получалось[21]. Шуйские считались на порядок знатнее Годуновых. Кроме того, при Федоре Ивановиче их род располагал талантливыми, крупными деятелями, в том числе полководцем Иваном Петровичем Шуйским (отстоявшим Псков, осажденный в 1581 году Стефаном Баторием), а также мастером интриги Василием Ивановичем Шуйским, будущим царем. Иначе говоря, Шуйским было кого выдвигать в Боярскую думу, на высшие посты в армии, а при необходимости — и на престол московский.

Первое время это семейство благоденствовало.

Иван Петрович получил в кормление Псков и Кинешму.

Князь Василий Федорович Скопин-Шуйский — Каргополь.

Василий Иванович встал во главе Московской судной палаты.

Все они имели боярский чин (причем Василий Иванович получил его в первые месяцы правления царя Федора Ивановича), и с тем же чином к ним присоединился в Боярской думе князь Андрей Иванович Шуйский, удачливый полководец.

Князь Дмитрий Иванович Шуйский, занимавший «дворовый» пост кравчего, получил доходы с Гороховца, а в 1586 году также сделался боярином.

Шуйские, ссылаясь на родство с князем А.Б. Горбатым, казненным еще в 1565 году, присоединили его земли к владениям семейства.



Как пишет А.П. Павлов, «Шуйские имели поддержку среди церковных иерархов (их сторонниками были глава Русской церкви митрополит Дионисий и владыка Крутицкий епископ Варлаам Пушкин), московского купечества и, вероятно, части уездного дворянства»{45}.

Наконец, Шуйские постоянно получали высшие и просто высокие посты в действующей армии, воеводствовали в крупнейших городах.

Сторонником Шуйских был старый военачальник князь Иван Федорович Мстиславский. Первый среди бояр в Думе, он считался знатнейшим аристократом России. Как Гедиминович, он нес в своих артериях и венах кровь монархов — великих князей литовских, а потому при отсутствии сильных претендентов среди Рюриковичей мог сам оказаться видным кандидатом в русские государи. К этой же «партии» примыкали Шереметевы, Головины, Колычевы, а также князья Воротынские и Куракины. До поры до времени они удачно продвигались по службе.

А вот Романовы-Захарьины-Юрьевы поддержали другой стан, но об этом — ниже.

Итак, Шуйские собрали могучую силу. Они были богаты, знатны, имели широкий опыт вооруженной борьбы, понаторели в придворных интригах. Пользуясь собственным высоким положением и, не менее того, поддержкой многочисленных сторонников, также имевших немалый вес[22], они могли оказывать серьезное влияние на важнейшие государственные дела.

19

Строитель — второе лицо после игумена в монастырской иерархии.

20

Именная служба — поручение, при котором имя исполнителя фиксируется в специальном служебном документе — разряде. В перспективе разрядная запись может служить доказательством высокого положения рода, к которому относится исполнитель.

21

Царевич Дмитрий был сыном царицы Марии Нагой, последней в ряду жен Ивана IV, то есть шестой по одному счету и седьмой по другому. Между тем Церковь считала законными первые три брака, на четвертый выдала монарху особое решение — подданным «не во образец»; прочие же никак не соответствовали церковным канонам.

22

Один из Головиных был, например, казначеем.