Страница 11 из 12
За это зелье в свое время пришлось отдать колдуну десять полновесных динаров!
Расин выдернул пробку и, не обращая внимания на болотную вонь из горлышка, опрокинул сосуд. По горлу прокатилось нечто горячее, обжигающее, но в желудок ухнул уже ледяной твердый комок.
Баньши завопил вновь, по телу прошла волна дрожи, и мир вокруг изменился.
Мчавшиеся над пустыней полотнища из серого и желтого песка замедлили полет, смерч убавил скорость. Фигура внутри него обозначилась куда отчетливее – похожая на яйцо голова, зубастый рот во всю ее ширину, выпученные глаза цвета обсидиана, тонкие длинные ноги и руки, в одной зажат топор на короткой рукояти, лезвие из светлого металла заляпано черным.
Сложность с баньши не в том, что они неуязвимы для простого оружия, а в том, что по ним трудно попасть.
Расин с помощью ускоряющего зелья эту проблему решил.
Повесив мешок на место, он вытащил из ножен два ножа и двинулся навстречу смерчу. Баньши, обнаруживший, что потенциальная жертва сравнилась с ним в скорости, распахнул пасть.
Топор взлетел и ударил туда, где только что стоял человек.
Но Расина там уже не было, он ускользнул вбок и сделал собственный выпад. Выброшенную вперед кисть резануло болью, когда угодил в кокон смерча, но остро заточенный нож достиг цели.
Лезвие встретило сопротивление, а баньши истошно завопил.
Хадаганец прыгнул вбок, затем назад, разрывая дистанцию, топор прошел рядом с головой, едва не зацепил плечо. Пригнулся, пропуская тяжелое оружие над собой, и вновь атаковал, и опять удачно, на этот раз резанул баньши по лодыжке, очень похожей на человеческую.
Вот только из раны потекла не кровь, а зеленая слизь.
Пустынная тварь остановилась, вихрь из песка, крутившийся вокруг нее, осыпался с мягким шорохом.
– Задуш-ш-шу-у-у… – прошипел баньши, показывая, что владеет человеческой речью. – Х-хто бы ты ни был!
Расин на подобных созданий не охотился исключительно потому, что взять с них нечего. Эта плоть выглядит твердой, пока пустынный дух жив, но стоит его убить, как она рассеется дурно пахнущим дымом.
Выпад, еще один, и топор все же цепляет рукав куртки, ткань расходится с противным треском.
– Ах-х-х-хр-р-р! – в голосе баньши прозвучало торжество. – Я тебхя-а…
– А вот это вряд ли, – сказал Расин, воспользовавшийся мгновением, когда противник открылся и остановился, чтобы метнуть второй нож, который до сих пор не пускал в ход.
Баньши перевел взгляд вниз, обнаружил, что у него из груди торчит черная ребристая рукоятка. Топор выпал из разжавшихся пальцев, тонких и длинных, без следа ногтей, и начал таять, растворяться.
Вой зазвучал вновь, но на этот раз приглушенно, едва не жалобно.
А когда он затих, остался лишь упавший на песок нож.
Расин выждал некоторое время, и только затем осторожно подошел, чтобы забрать оружие. Теперь нужно посидеть на месте, желательно не двигаясь, пока действие зелья не прекратится.
Телу, подстегнутому до предела, нужен отдых, и еда, кстати, тоже.
Он успел съесть кусок вяленого мяса, и тут на плечи обрушилась такая тяжесть, словно на них сел медведь. Сердце заколотилось, словно бешеное, судорога перекрутила мышцы обеих ног и правой руки.
Некоторое время Расину казалось, что он вообще не сможет двинуться с места.
Но затем ничего, поднялся, аккуратно обошел развалины, где обитал баньши – кто знает, какая там еще может быть пакость? – и двинулся дальше на север, туда, где за горизонтом прячется небольшой, не отмеченный на официальных картах Суслангера порт, вотчина Свободных Торговцев.
Тому, у кого неприятности с Комитетом, лучше покинуть аллод этим путем.
Наниматель, с которым хадаганец второй раз беседовал в ночном мраке, сказал, что у него будут спутники, и что они присоединятся по дороге, вот только не сообщил, кто, и когда они появятся.
– Фьють-фьють! – просвистели в ухо, и черная птичка с алыми пятнами на крыльях бесстрашно села ему на плечо.
Доказательство того, что истинная трансформация плоти возможна.
– Опять ты? – сказал Расин.
Птаха наклонила голову, словно изучая человека, и, чирикнув, умчалась прочь.
Солнце грело все свирепее и свирепее, и он начал искать место для долгого полуденного привала. Очень кстати попался овраг, узкий, как след от исполинского меча, и даже со следами воды на дне.
Иссушающие лучи сюда попадали утром и вечером, и на склонах росли колючие кусты, пучки жесткой травы.
Вновь пустился в дорогу вечером, когда зной несколько ослабел, а светило повисло над горизонтом словно исполинский, насосавшийся крови комар. Миновал еще одни руины, но эти то ли оказались необитаемыми, то ли местные твари решили не связываться с одиноким путником.
На восточном горизонте показалась вонзающаяся в небосвод черная тонкая игла – башня некроманта Холая, где, если судить по слухам, вот уже много столетий творятся жуткие вещи.
Расин не ждал неприятностей с той стороны, но на всякий случай дал крюка к западу.
Золотистое мерцание обнаружил, когда солнце почти наполовину ушло за край аллода – словно искрящаяся пыль висела в воздухе, полотнищем закрывая проход между двух черных скал.
Поначалу решил, что показалось, но когда моргнул, «пыль» никуда не исчезла.
Расин подошел ближе, посмотрел, как плавают туда-сюда крохотные искорки, и двинулся в обход – он не знал, что это такое, а в пустынях Суслангера незнакомое может быть либо опасным, либо смертельно опасным.
Обогнул правую скалу, когда вновь уловил мерцание краем глаза.
Обернувшись, увидел, что шлейф из золотистых искорок плывет следом, и что по земле под ним ползет непонятно чем отброшенная тень, неприятно раскоряченная, пульсирующая, бесформенная.
– Милость Незеба, – пробормотал Расин, и перешел на бег.
Если эта штуковина охотится за ним, то можно попробовать оторваться…
Через час стало ясно, что нельзя – облако мерцания плыло следом, неуклонно сокращая расстояние, несмотря на встречный ветер, и резкая смена направления помогла не больше, чем щит из соломы против стрелы.
После рывка на максимальной скорости Расин слегка выдохся, ноги его дрожали, по спине и лицу тек пот.
В окутавшем пустыню ночном мраке рой золотистых искорок выглядел даже красиво. Он двигался рывками, выбрасывая перед собой короткие «щупальца», и была в его перемещениях злобная целеустремленность.
Когда впереди, на фоне звездного неба, встали колонны и разрушенные башни очередного покинутого города древних, Расин понял, что больше убегать он не в силах. Придется принять бой здесь, положиться на свои силы и милость судьбы.
– Ну, иди сюда, – сказал он, разворачиваясь к преследователю и вынимая оружие из ножен.
Мелькнула мысль воспользоваться еще каким-нибудь зельем из тех, что оставались в мешке. Но тут же ее отбросил – да, можно добавить себе силы или зоркости, да только поможет ли то или другое сейчас?
Облако золотого мерцания наплывало медленно, бесшумно, и на мгновение ему показалось, что это сон. Что стоит ущипнуть себя за руку, моргнуть, и он проснется в той нише, что заменяла ему кровать последние несколько лет.
Накатила волна холодной, ознобной слабости, искорки оказались сверху, с боков.
– Получи… – вместо крика издал лишь слабый шепот, а удар ножа вышел слабым, точно у ребенка.
Да и не попал он никуда, честно говоря.
Почувствовал острый укол, словно пчела ужалила в щеку, Расин вскинул руку, чтобы стряхнуть насекомое. Но ничего не обнаружил, а его укололи повторно, в затылок, третий раз, в живот, прямо сквозь одежду.
Жуткая ситуация, когда непонятно, с кем сражаться, какие удары отражать.
Расин зарычал, принялся размахивать ножами, не обращая внимания на болезненные «укусы» – скорее всего, ему не выжить, но хотя бы нужно зацепить эту тварь прежде, чем она проглотит его целиком!
Споткнулся и едва не полетел кувырком.
Правая рука онемела, повисла плетью, от целой серии уколов в ноги он упал на колени. Нашел силы поднять голову, и обнаружил, что со стороны развалин, по которым ползают золотистые блики, шагает некто высокий и тощий, и руки его вскинуты над головой.