Выйти замуж

Парень очнулся и рванул за ней. Но не успел: двери захлопнулись прямо перед его носом – как в кино, когда хороший герой убегает от плохих преследователей.

Ловко обрубив «хвост», Люся сделала ручкой перекошенному лицу ворюги и направилась к эскалатору. Надеть шапку она почему-то побоялась и прижимала ее к груди.

Настроение у Люси было преотличное. Так случается: потеряешь дома десять рублей (в старом исчислении), ищешь, ищешь – и вдруг находишь. Ничего не убавилось, не прибавилось, а на душе радостно.

Уже у выхода на улицу кто-то тронул ее за плечо:

– Девушка, у вас шапка упала в капюшон. Осторожно, потеряете.

По инерции все еще победно улыбаясь, Люся закинула руку за спину и выудила из капюшона шапку. Свою. Точно такую же, как та, что она сорвала с парня.

Утром в диспетчерской после Люсиного рассказа о происшедшем народ отчаянно веселился. Водители задерживали отправление автобусов, выхватывали друг у друга путевые листы с криком: «Так будет справедливее!»

– Вам смешно, – вздыхала Люся, – а я девушка честная, мне чужого не надо. Лучше бы совет дали, как этого парня найти.

Но советы сводились к тому, как приодеться открытым Люсей способом. Прямо сценарий разработали: кто вагон раскачивает, кто свет отключает.

– Люся, следующий этап – шарфик. Для тренировки, отработки метода. Потом и за шубку можно приниматься.

– С сапогами будут сложности. Как за две секунды справедливо стянуть сапоги?

Наконец одна добрая душа посоветовала Люсе дать объявление в газету.

Текст составляла я. Каталась по дивану и придумывала один смешнее другого. Но Люсе уже надоело потешать народ своим грехопадением, и она призвала меня к порядку.

– Все равно не напечатают, – уверяла я подружку.

Но ведь напечатали! В те времена частные объявления появлялись только в одной газете – рекламном приложении к «Вечерней Москве». Заметьте, никаких сомнительных предложений о массажах или призывов к знакомству. Только сдам-сниму квартиру и пропала собака. Очередь нужно было занимать с семи утра, хотя редакция открывалась в десять. Люся отпросилась с работы и честно промерзла три часа на улице, пока страждущих не стали запускать в маленькую комнату.

Когда Люся протянула в окошко листок, на котором значилось: «Молодого человека, у которого при странных обстоятельствах пропала шапка, просят позвонить по телефону...», на нее посмотрели как на шпионку, назначающую встречу связнику. Пришлось рассказать о своем несчастье. Сначала девушке-приемщице (слушали еще два десятка человек), потом ее начальнику (и группе его товарищей).

Поэтому я не удивлюсь, если вы уже слышали эту историю, передающуюся из уст в уста и переносящуюся на колесах междугородних автобусов. Но продолжения наверняка не знаете.

Объявление опубликовали. В день выхода газеты Люся, уходя на работу, строго наказала бабушке:

– Когда позвонит этот парень, чью шапку я утащила, дай наш адрес и попроси прийти после семи.

О бабушке Ане, в миру Бабане, надо сказать особо. Ее выписали Люсины родители, уезжая за границу. Бабаня всю жизнь прожила в глухой – сто верст до ближайшего асфальта – деревушке. Она была очень симпатичной, чистой и тихой старушкой. Люся сводила бабушку в парикмахерскую, где Бабане отрезали седую косицу и закудрявили химическую завивку. Дома Люся развела в тазике синие чернила и уговорила новоиспеченную горожанку «для благородности» ополоснуть волосы в этом растворе. Затем Люся перекроила несколько старых юбок, купила бабушке белые, от пионерской формы, блузки, спорола с них погончики, желтые металлические пуговицы заменила перламутровыми. Под воротник она цепляла бабушке пластмассовую камею. Бабаня, правда, все норовила носить камею на месте ордена или медали.

Словом, пока Бабаня не раскрывала рта, она выглядела как старомосковский гимназический реликт. Единственным, к чему старушка не могла привыкнуть в столичной жизни, был телефон. Когда раздавался звонок, она пугалась, потом медленно поднимала трубку и... молчала. На том конце народ надрывался вопросами, чуя по сопению чье-то присутствие, но Бабаня была – могила.

– Ты что, по телефону никогда не говорила? – удивлялась Люся.

– Так нет, чего же, – неопределенно мямлила Бабаня.

– Ладно, – успокаивала бабку внучка, – давай стирать границу между городом и деревней. Запомни: отвечаешь «да» или «алло», а дальше тебе будет все понятно. Очень просто! Если меня нет, спроси, что передать.

Бабаня переборола себя и стала резко выкрикивать, подняв трубку:

– Что передать?!

– Да не спеши ты, – уговаривала ее Люся. – Сначала «алло», потом «здравствуйте», а затем уж основной текст.

– Здравствуйте! Квартира! – выпаливала Бабаня.

Или еще:

– Здравствуйте! Москва!

А однажды она заявила Люсиному главному диспетчеру:

– Здравствуйте! Третий этаж!

– Какой? – не понял тот.

– Третий! Что передать?

К тому времени, когда Люся нечаянно украла шапку, Бабаня уже несколько освоилась с телефоном, но все равно его не любила. Люся пригрозила:

– Если будешь отвечать не по листочку, что я тебе написала, меня посадят за воровство.

Вечером после работы Люся заскочила в кондитерский и купила торт – подсластить покаяние перед потерпевшим.

Только Бабаня открыла дверь, Люся сразу спросила:

– Пришел?

– Сидит на диване. Курит. Пьянь.

– Тише ты, – зашептала Люся. – Почему пьянь?

– Руки трясутся. Пиво просил.

«Да бог с ним, – подумала Люся, – лишь бы ворованное отдать». Но было досадно: так искала, а он – алкоголик.

Когда Люся вошла в комнату, с дивана поднялся невысокий мужичонка: испитое лицо, дрожащие суетливые руки. Одет плохо – грязно, мято. И пахло от него перегаром, табаком и тем, что витает в тамбурах старых пригородных электричек.

– Я очень рада, что вы нашлись, – сразу начала оправдываться Люся. – Так нелепо все получилось. Я сейчас все объясню. Когда погас свет в вагоне, вы помните. Хотя нет, вы же дремали. Так вот, моя шапка упала в капюшон.

Люся говорила, рассматривая потерпевшего, и он никак не походил на то, что ей запомнилось. Собственно, ей ничего не запомнилось. Тогда в метро она видела только профиль, да еще так нервничала, что не сообразила выделить особые приметы. Когда же дверь перед парнем захлопнулась, то его лицо пришлось прямо на стык дверей. Но ростом он был выше, определенно выше.

Люся несколько сбавила темп оправдательного монолога, потом вообще замолчала, задумалась. В это время раздался звонок в дверь. Она пошла открывать.

На пороге стоял парень лет двадцати. Он оглядел Люсю с ног до головы и так мерзко ухмыльнулся, словно она была воровкой со стажем, а не случайно оступившейся. «Нахал», – подумала Люся и спросила:

– Вам кого?

Нахал перегнал в уголок рта спичку, которую жевал, и процедил:

– Шапка у тебя?

По комплекции и росту этот визитер походил на потерпевшего.

– Проходите, – сказала Люся.

В комнате она спросила новенького:

– Вы меня помните? Правда, вы спали...

– Когда это я с тобой спал? – оскалился тот.

Люся обиделась:

– Я, конечно, виновата, но, пожалуйста, без пошлостей. Тем более, что есть еще один претендент, а я вас... или его... не запомнила.

– Какой еще претендент? Гони шапку! – грубо бросил нахал.

– Извините, – вежливо сказал алкоголик, – я первый пришел.

– Да хоть нулевой. Ты свое получила? – ухмыльнулся спичкожеватель. – Отдавай чужое.

– Подождите, – Люся поджала губы, – сейчас разберемся.

Сейчас не получилось, снова раздался звонок в дверь. Люся бросилась в прихожую: юный очкарик в куцей куртенке.

– Прошу прощения, я по объявлению насчет пропавшей шапки.

– Бабаня!!! – заорала Люся, не отрывая взгляда от новенького.

– Чего? – выглянула из кухни старушка.

– Ты мне ничего не сказала! Сколько человек звонило?

– А я считала? Целый день: трень-брень.