Страница 25 из 34
Антона эти волнения ничуть не тронули – он ответил, что «лободинские номера нам все не нравятся, начиная с Ивана Ильича и кончая им, Аносей [Онуфрием]». У Чехова вообще был своего рода моральный изъян – несмотря на отзывчивость и способность к глубокому сопереживанию, он никогда не мог попять, за что обижаются на него люди, чью частную жизнь он выставил на посмешище. Митрофан Егорович, по всей видимости, никогда в жизни не напивался допьяна и карикатуру в «Зрителе» счел предательством – как это издевательство можно увязать с Антошиными заверениями в любви? Тетя Марфа прекратила переписку с ним на несколько лет; не отвечал на письма Антона и Гавриил Селиванов. Милейшая Липочка Агали – возможно, та самая красавица, которая была высмеяна в карикатуре как «царица бала», – тоже перестала писать ему. Еще не раз Антон в своих рассказах смущал и унижал близких ему людей, но никогда не признавал этого и тем более не раскаивался в том, как скверно он с ними обошелся.
Впрочем, теперь он избрал для своих нападок цель куда более солидную. Двадцать шестого ноября 1881 года после гастролей по Америке и в Вене в Москву пожаловала знаменитая французская актриса Сара Бернар, собираясь дать в Большом театре двенадцать спектаклей «Дама с камелиями» Дюма-сына. Московские критики отозвались о ней не слишком лестно, однако больше всего ей досталось от Антоши Чехонте в ноябрьских и декабрьских выпусках «Зрителя»[62]. Отказав Саре Бернар и актерском таланте, Чехов объявил ее безжизненной, скучной и не достойной его пера, плати ему редактор хоть 50 копеек за строчку. Приговор его был жестоким: «В ней нет огонька, который один в состоянии трогать нас до горючих слез, до обморока. Каждый вздох Сары Бернар, вся ее игра – есть не что иное, как безукоризненно и умно заученный урок».
Потом и в собственной пьесе Чехова появится похожая актриса. Аркадина в «Чайке» – это любующаяся собой эгоистка, которую следует поставить на свое место. Рецензии на выступления Сары Бернар стали первым пушечным залпом в войне, которую Чехов как драматург, а впоследствии Станиславский как режиссер повели против театральных знаменитостей со всей их претенциозностью. Как и в случае с «Салоном де Варьете», Антон благоволил к актрисам в частной жизни и не жаловал на публике.
Чехов постепенно утверждал себя как журналист. Наведываясь в «Будильник», он виделся там с самым отчаянным московским репортером Гиляровским, или дядей Гиляем – человеком, на котором держался лучший печатный орган столицы «Московская газета». Колю с Антоном как-то пригласили войти в основатели Московского гимнастического общества (в те годы Антон был широкоплеч и мускулист). Первым, кого они увидели, придя в гимнастический зал, был чемпион России по боксу Селецкий в поединке с дядей Гиляем. В Гиляровском Антон увидел идеал всесторонне одаренной личности. Самому ему не довелось посещать воровские притоны у Хитрова рынка, пить ведрами водку, выкорчевывать вручную деревья, останавливать за задок несущийся экипаж, укрощать дикую лошадь, выводить из строя силомеры в саду «Эрмитаж», вносить на руках друзей в отходящий поезд и совершать какие-либо другие из легендарных подвигов дяди Гиляя, однако, вознамерившись впоследствии стать журналистом, исследователем и земледельцем, а также врачом и писателем в одном лице, Антон явно следовал примеру Гиляровского.
Насколько позволяла бдительная цензура, Антон обращался к криминальным темам. В 1881–1882 годы три крупных скандала взбудоражили Россию: произошедшая 30 июня 1882 года на Московско-Курской железной дороге Кукуевская катастрофа, в которой под сорвавшимся с насыпи поездом погибли десятки пассажиров; дело Рыкова (тянувшееся вплоть до 1884 года), связанное с растратой миллионов рублей директорами банков, и арест таганрогских купцов и таможенников, замешанных в контрабанде. Во всех трех случаях виновные понесли столь мягкое наказание, что мало у кого после этого осталась вера в неподкупность властей. После Кукуевки люди стали опасаться путешествий по российским железным дорогам, а правительство запретило обсуждать в прессе подробности подобных катастроф. В рассказах Чехова зазвучала нота того мрачного недоверия к железной дороге, которую мы слышим в «Анне Карениной» или «Идиоте».
Дело таганрогской таможни напрямую коснулось семьи Чеховых. В июне 1881 года Александр окончил Московский университет. Желая поселиться одним домом с Анной Сокольниковой и подальше от строгого ока Павла Егоровича, он получил место в таганрогской таможне, освободившееся после ареста одного из проштрафившихся чиновников.
К середине 1882 года заработки Антона в «Зрителе» и «Будильнике» заметно поправили финансовое положение семьи. (И тем не менее он не отказался под Пасху порепетировать семилетнего сына сенатора А. Яковлева.) Его пригласил к сотрудничеству солидный иллюстрированный еженедельник «Москва», и в соавторстве с Колей он взялся писать роман-миниатюру «Зеленая коса», повествующий о жизни обитателей усадьбы на Черном море. И снова его персонажи были похожи на реальных людей: это художник Чехов, Мария Егоровна (очевидно, Полеваева), напоминающий самого Антона безымянный рассказчик – он обучает дочь героини немецкому языку и устройству ловушек для щеглов. «Зеленая коса» показала, что Чехов способен пародировать жанр бульварного романа, пользовавшегося у публики большим спросом. Следом и Курепин стал заманивать его предложением написать для «Будильника» стилизацию, которую бы публика приняла за чистую монету. В результате появилось сочинение под названием «Ненужная победа», которое журнал печатал с продолжением с июня по сентябрь и которое принесло Антоше Чехонте несколько сотен рублей. Пародия содержит все атрибуты бульварного романа – певица, с начала безвестная и несчастная, а потом увенчанная славой, и отчаянно влюбленный в нее благородный господин. Читатели приняли безделицу за переводной роман венгерского писателя Мора Йокаи[63]. Работая над повестью, Антоша Чехонте нещадно эксплуатировал свой писательский талант.
Летом 1882 года, сдав университетские экзамены, Чехов сделал первый шаг на пути к серьезной литературе. Опубликованный в «Москве» рассказ «Барыня» изобилует расхожими штампами – это и эгоистичная сластолюбивая вдовушка, и злокозненный поляк-управляющий, и честный крестьянин, и бурная развязка, и обличительный гнев повествователя. Тем не менее рассказ предвосхищает более зрелые вещи – из «Барыни» вышли и поздние чеховские рассказы об угнетенном крестьянстве, и его проза середины восьмидесятых годов, один из мотивов которой – чувственность, переходящая в жестокость.
Успех настолько окрылил Чехова, что одного псевдонима ему показалось мало, и от «Антоши Чехонте» отпочковались «Человек без селезенки» и «Г-н Балдастов». Подрядив Колю иллюстратором, Антон собрал 160 страниц своих лучших рассказов, чтобы опубликовать их книгой. Продажей решил заниматься сам (альманах имел несколько вариантов названий – «Шалопаи и благодушные», «Шалость» и «На досуге»). Однако 19 июня 1882 года цензор отклонил его прошение. В повторном прошении Антон указал, что рассказы уже печатались в подцензурных изданиях, и поначалу возражений не последовало, однако потом тучи на общественном небосклоне сгустились, и книга была отвергнута в корректурных листах.
Чтобы содержать семейство, Антону пришлось бы поставлять в московские еженедельники не меньше сотни рассказов в год. Ваня, однако, был уже материально независим, да и Александр, собираясь занять пост в таможне, мог рассчитывать на приличное жалованье. Между тем Маша и Миша продолжали учиться, а Коля и Павел Егорович семейный бюджет поправляли слабо. Были и другие иждивенцы: тетя Феничка, гончая Корбо и кот Федор Тимофеевич, которого принес в дом Александр, обнаружив в надворном туалете. Когда Федор Тимофеевич устраивался на коленях у Антона, тот умиротворялся, и именно к этому коту он впервые обратился со словами, которыми затем охарактеризовал и себя, и братьев: «Кто бы мог ожидать, что из нужника выйдет такой гений!»
62
Отзывы Чехова совпали с мнениями двух почитаемых им людей– И. Тургенева и его будущего издателя А. Суворина, однако узнать об этом ему доведется лишь пять лет спустя.
63
В двадцатом веке из «Ненужной победы» выросло четыре киносценария.