Страница 13 из 18
Германская мифология Аттилы представляет своего героя преимущественно позитивным, а то и однозначно положительным – в «Песне о нибелунгах» под именем Этцель, а в скандинавских сагах – Атли. Джон Ман забавно иронизирует по этому поводу: «В некоторых новеллах Аттила играет совершенно неправдоподобную роль могущественного, но в то же время мягкого и даже наивного владыки. Таким он предстает в “Песне о нибелунгах”, появившейся около 1200 г. В ней он олицетворяет два важнейших достоинства правителя: верность и снисходительность, что одновременно делает его абсолютно бесполезным в качестве драматического персонажа. Он не знает практически ничего о весьма существенных вещах. Не знает, что его жена Кримхильда оплакивает прежнего мужа Зигфрида. Не догадывается о напряженности, возникшей между гостями бургундами и его гуннами. Ничего не подозревает даже тогда, когда бургунды появляются в церкви в полном боевом вооружении…». Правоту Мана трудно не признать. Вот действительно ничего не подозревающий Этцель приветствует бургундов просто-таки умильной речью:
Позже, после страшного разорения, совершенного бургундами, он сам не решается мстить, а поручает это Рюдигеру:
Когда же Рюдигера убивают:
То же и в конце «Песни»:
Сей портрет властителя, наделенного христианскими добродетелями сочувствия, прощения и кротости, частично повторявшийся и в скандинавских сагах, стал серьезной проблемой для желавших видеть в героях германских преданий в первую очередь силу, решимость и железную волю. Решить проблему взялись второразрядные писатели, стараниями которых Германии, встающей в XIX в. на милитаристские рельсы, удалось перенять гуннскую символику и даже присвоить ее себе. Когда в 1900 г. немецкие войска отправлялись в Китай на подавление Боксерского восстания, император Вильгельм II обратился к ним с такими словами: «Все, кто попадут к вам в руки, окажутся в вашей власти. Так будьте же, как гунны Аттилы, что наводили ужас на всю Европу […] и пусть немцы делают то же самое в Китае, чтобы ни один китаец уже никогда более не осмелился косо взглянуть на немца». Призывали следовать примеру гуннов и германские военачальники времен Первой мировой войны, хотя бы генерал Эрих фон Фалькен-хайн: «Нам следует уподобиться гуннам Аттилы – на землях, по которым мы пройдем, мысль о сопротивлении нам не должна даже возникнуть». Англичане приняли вызов, популяризируя сравнение немцев с гуннами из прямо противоположных соображений, но не отказываясь от привычной символики. В 1914 г., к примеру, Редьярд Киплинг так призывал Великобританию вступить в войну:
Джон Ман напоминал, что «в субботу 10 ноября 1918 г., за день до подписания перемирия, „News of the Word” предсказывал „ВЕРНУЮ КАПИТУЛЯЦИЮ ГУННА”».
С куда большими нюансами восприняла образ гунна (скифа) русская культура конца XIX – начала XX в. Он стал символом отрицания и уничтожения прошлого, позволяющим наметить очертания нового мира. Замечательной иллюстрацией подобного видения является стихотворение Валерия Брюсова 1904 г. «Грядущие гунны»:
Зачастую, согласно Гончарову, писавшему об «Аттиле, вожде скифов», использовалось и это слово. Снова Брюсов в стихотворении «Скифы» (1899):
Вторил ему Александр Блок («Скифы»,1918):
Совсем иной характер у венгерского мифа об Аттиле и гуннах. Здесь мы имеем дело с вопросами генезиса и зарождения государственности, то есть с мифом основополагающим. Согласно «Деяниям венгров» примерно 1200 г., что позднее, около 1283 г., повторил в компиляции Шимон Kезаи, первый исторический венгерский властитель Арпад является не только наследником, но и прямым потомком Аттилы. Поскольку после смерти Аттилы гунны разделились на два лагеря: одни поддерживали сына Аттилы Чабу, рожденного от союза с греческой принцессой, дочерью императора Гонория, другие – Аладара, сына Аттилы и германской принцессы Кримхильды (мотивы «Песни о нибелунгах»). Чаба, родивший сына от принцессы из Хорезма, как раз и являлся прародителем венгерских королей. В исторических источниках ничего похожего вы не обнаружите (в хронике Кезаи Аттилу «омолодили» лет на двести с лишним), как пишет Вацлав Фельчак («История Венгрии», Вроцлав, 1966): «Гунны не оставили после себя письменных памятников. Потому так трудно сегодня установить, к какой языковой семье они принадлежали. Вполне вероятно, что некоторые этнические элементы гуннов, часть которых после распада их государства ушла на восток, стали позднее