Страница 10 из 18
* * *
Приблизительно в 370 г., скорее всего, в результате охватившей закаспийские степи засухи монголо-тюркский народ гуннов, говорящий на языке, принадлежащим к алтайской семье языков, двинулся в направлении нетронутых бедствием степей Южной Европы. По пути в результате сложного сочетания военных столкновений, союзов и взаимной ассимиляции гуннским объединением местных племен к переселенцам примкнули иранские аланы и, частично, вестготы. Зимой 395 г., перейдя по льду Дунай, кочевники вторглись на территорию Римской империи. Начался период набегов, прерываемых, однако, годами мира и даже сотрудничества с римлянами. В 433 г. под предводительством Руа гунны овладели провинциями Валерия и Паннония Прима, что примерно соответствует Венгерской низменности и северу от нынешней Сербии. После смерти Руа вождями гуннов стали братья Аттила и Бледа (434). Уже во время первой кампании римляне с ужасом убедились, что армия гуннов располагает силами, умением и средствами, позволяющими штурмовать и захватывать даже хорошо укрепленные крепости. Это стало для империи настоящим шоком, поскольку до этого времени вся римская концепция обороны от варваров строилась на системе возведения городов-крепостей, неприступных по определению для войск, не обладающих необходимыми техническими средствами, а уж тем более кочевников. Падение Виминация и Несса в 441 г. привело не только к панике, но и к дезорганизации римской обороны. В биографии святого Гипария из Эфеса содержатся полные ужаса строки: «Варварское племя гуннов достигло такого могущества, что заняло свыше ста городов и чуть ли не угрожало Константинополю, так что большинство его жителей бежало. Даже монахи хотели бежать в Иерусалим. […] Они так опустошили Фракию, что той уже никогда не подняться и не стать прежней». У сильных мира сего этот мир вызывает множество искушений и честолюбивых стремлений. И нет ничего удивительного, что в 444 или 445 г. (скорее в 444) Аттила убил Бледу и сам стал единоличным и полновластным предводителем гуннов, а в известной степени властителем своей эпохи.
Вслед за Йорданом все историки приводили одно и то же описание внешности Аттилы: «Невысокий, широкий в груди, с большой головой и маленькими глазками, редкой бородкой и волосами с проседью. Смуглая кожа выдавала его происхождение». Прямо скажем – немного. Гораздо больше можно почерпнуть из сообщения Приска, присутствовавшего на пиру у предводителя гуннов: «В то время как для иных варваров и для нас приготовили обильную пищу и подавали ее на серебряных блюдах, для Аттилы было одно мясо на деревянной тарелке. […] Пил он также из деревянной чары, хотя пирующим наливали в золотые и серебряные кубки. Одежда его была проста и не отличалась от остальных, разве что была чистой. Ни меч, что висел у него на боку, ни пряжки его варварской обуви, ни конская упряжь не имели украшений, как у других скифов, из золота или драгоценных камней». Приск пишет «как у других скифов», но легко догадаться, что дело тут в противопоставлении Аттилы изнеженным римским императорам и патрициям. С такой точки зрения его наблюдения становятся предостережением и пророчеством. И он не одинок. Практически с самого начала Аттила вызывает панический ужас. Прозвище Бич Божий придумано позже. А вот поговорка «Где пройдет Аттила, там трава не растет» появилась раньше, чем тот нанес свой сокрушительный удар. Этот всеобщий страх не раз будет облегчать ему задачу.
В 445–450 гг. Аттила распространяет свое влияние далеко на север (даже за Карпаты) и на юг. Он подчинил земли Восточной Римской империи, вынудив римлян пойти на заключение мирного договора. Подписавшие его посланцы Марциана не догадывались, что, гарантируя варварам мир на востоке, они тем самым открывают им дорогу на запад. После заключения мирного договора в 451 г. Аттила отправился вдоль Дуная. Германские племена, которые оказали ему военное сопротивление, были уничтожены. Другие присоединились к грозному завоевателю. Около современного Штутгарта армия гуннов повернула на север и около Кобленца форсировала Рейн. Вскоре пал Мец, затем Тревир, в июне гунны приблизились к Орлеану. В этот момент, после покорения Северной Галлии, государство гуннов достигло колоссальных размеров. Кроме Галлии и германских земель вся Центральная и Восточная Европа (за исключением урезанных территорий Римской империи) находилась в безраздельной власти варваров. Когда Аттила оказался на вершине могущества, начали приходить тревожные известия. Рим, конечно, был слаб, внутренне нестабилен и разобщен, но все-таки сохранил остатки былой гордости и воли к сопротивлению. Олицетворением ее стал Флавий Аэций, полководец Западной Римской империи, который в молодости был заложником при дворе правителя гуннов Руа и знал гуннов, их методы ведения боя. Теодор Парницкий посвятил ему два романа, первый (1937) имеет характерное название «Аэций, последний римлянин», последний в смысле значимости личности и веры в величие и миссию императорского Рима. Именно этот Аэций спешно собрал войска в Шампани. Аттила повернул и направился ускоренным маршем навстречу противнику. Обе армии представляли собой разноплеменную «сборную солянку». Аттилу поддерживали более десятка германских племен во главе с гепидами, скирами, тюрингами и ругиями во главе. На стороне римлян выступают свебы, саксы, литики, багауды из Бретани, а прежде всего аквитанские вестготы под предводительством короля Теодориха… Франки и бургунды оказались поделенными поровну. Сражение, вошедшие в историю под названием битвы на Каталаунских полях, произошла поблизости от современного Шалон-сюр-Марн, где точно, историки так и не установили. Оно было ожесточенным и долгим. Очень ярко описал это сражение Джон Ман («Аттила», Варшава, 2005), который на поле кровавой битвы привлек даже комету Галлея, а также Мишель Пуше («Аттила», Париж, 2009). Но оба пользовались более поздними источниками. Йордан же изобразил картину настолько патетическую, насколько и неконкретную: «Бушует бой во всевозможных видах, дикий, жестокий, кошмарный. Сцен таких не знала древность. […] Ручей, текущий по скромному руслу через упомянутое поле, стал бурным, но не по причине дождей, как обычно, а от крови погибших. Течение его превратилось в ревущий поток. Раненые теснились по его берегам, дабы утолить мучительную жажду, и черпали воду, смешанную с кровью». Сражение длилось два дня. Первый ничего не решил, хотя обе стороны понесли огромные потери. Гунны рассчитывали, что после смерти Теодориха вестготы откажутся от борьбы. А когда этого не случилось, начали отступление, больше напоминавшее бегство. Как образно заметил Питер Хезер («Падение Римской империи», Познань, 2006): «Гунны вернулись в Венгрию, поджав хвосты». Здесь в знаменитом «Лагере Аттилы» приступили к реорганизации и перевооружению побежденной армии.
Этот «Лагерь Аттилы» занял почетное место в европейской мифологии, уже хотя бы благодаря «Песне о нибелунгах», в которой как раз при дворе Аттилы (в песне – Этцель) разыгрывается финал мести за смерть Зигфрида из рода Вольсунгов, добывшего сокровища нибелунгов. Рихард Вагнер посвятил этим легендарным событиям монументальную драматическую тетралогию «Кольцо Нибелунга», состоящую из четырех частей: «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов» (1853–1874). В «Песне о нибелунгах» говорится об огромном дворце Аттилы, крепостных стенах, церкви… Археологические данные никак не подтверждают существования всех этих построек. В письменных источниках обнаруживаются описания, противоречащие мифу. Йордан рассказывает: «Это была, я бы сказал, деревня, только обширностью своей сравнимая с городами, огороженная забором из струганых досок, так тесно пригнанных одна к другой, что они казались единым целым. Внутри располагались просторные деревянные строения, служащие столовыми и спальнями, все очень вместительные…» Венгерские историки, когда венгры некоторым образом присвоили себе память об Аттиле, Каралин Эшер и Ярослав Лебедински («Дело Аттилы», Арль, 2007) дали этому месту турецкое название «орду», чтобы повысить его ранг и отличать от обычного военного лагеря, которым оно, скорее всего, и было. Так или иначе, но тут размещались мастерские резчиков и оружейников, кузнецы… словом, все, что в ту эпоху было необходимо для создания боевого снаряжения и оружия. Таким образом, за пару месяцев Аттила мог восстановить ударную мощь своих войск. На этот раз он нацеливался уже не на отдаленные провинции, а на великий город на семи холмах и его тылы. И разве думал Аттила, отправляясь в поход, что тот превратится в очередную легенду?