Крючок для пираньи

– «Полярные вести». Это у нас такая газета. Демократическая. Прутков. – Он подумал и уточнил: – Сережа.

Бородатый Сережа был постарше Мазура лет этак на десять. Мазур с непроницаемым выражением лица представился:

– Микушевич. – Подумал и уточнил: – Вова.

– А ты и есть водолаз, да?

– Аквалангист, Сережа, – сказал Мазур, под натиском гостя отступавший все дальше в гостиную. – Есть некоторая разница…

– Ай, какая разница… Ты как насчет интервью? Сейчас махом и оформим.

– Тебе бы, наверное, к начальнику, – сказал Мазур с искренним сомнением. – Наше дело маленькое – нырять, куда пальцем покажут.

– Да заходил я к вашему начальнику. Он там немного притомился, не получилось разговора… – Сережа без церемоний расстегнул свою бесформенную сумку, брякнул на стол пару бутылок портвейна и литровую банку с чем-то серым. – Не возражаешь?

Мазур пожал плечами – глупо было разыгрывать абстинента, когда на столе торчала откупоренная и непочатая бутылка сухого. Он вздохнул и пошел сполоснуть третий стакан. Тем временем из спальни появилась Света, имея на себе лишь рубашку Мазура, кое-где застегнутую, но не особенно старательно. Бородатый гость обратил на нее лишь чуточку больше внимания, чем на мебель, мимоходом представился и принялся сдирать со своей банки пластмассовую тугую крышку. Серая масса оказалась квашеной капустой.

– Это у нас деликатес, – гордо пояснил Сережа, с помощью черенка вилки и ножа вываливая яство на гостиничную тарелку. – Номер один. Ничего, я колбаску сам порежу… Угощайтесь.

– Да нет, спасибо, – сказала Света, ловким маневром убрав свой стакан из-под наклоненной бутылки лилового портвейна. – Я лучше сухого.

– А капусту?

– Меня, слава богу, на солененькое пока что не тянет…

– А вы?

– Вот квашеной капусты мне как раз и нельзя, – сказал Мазур чистую правду.

– Язва? – сочувственно поморщился гость.

– Да нет, – сказал Мазур. – Есть в подводном плавании несколько неромантический аспект. Перед погружениями нельзя ни гороху, ни капусты, ничего подобного. Газы в кишечнике образуются, знаешь ли. А при подъеме расширятся, раздуют кишки – и может неслабо прихватить, с болями и резями…

– Ну да? Интересно… А когда будете нырять?

– Как только корабль подойдет, – сказал Мазур, тщательно взвешивая слова. – Пока о нем что-то не слышно…

– Вот кстати! Мне с вами можно?

– В смысле?

– Ну, нырнуть к кораблям. Тут у нас можно достать акваланг, если подсуетиться…

– А ты когда-нибудь с аквалангом нырял? – поинтересовался Мазур, чуточку опешив от такого предложения.

– Ни разу в жизни. Так дело же нехитрое, вдыхай-выдыхай… Плавать я умею.

– Там же глубина сорок метров, – сказал Мазур ласково и терпеливо, словно дитяти-несмышленышу.

– Ну и что? Сорок метров… это примерно девятиэтажка. Ну, малость побольше… На Западе каждый ныряет, как хочет…

– А ты давно с Запада? – поинтересовалась Света.

– Не был, не повезло… Но все ж и так знают, вы телевизор посмотрите… Надевает акваланг и ныряет себе, сколько хочет.

– Тут водичка малость похолоднее, и море немножко посуровее. Акваланг – дело серьезное, – сказал Мазур. – Не выйдет, Сережа, как ни печально. Если бы это от меня зависело, я бы тебя в напарники взял хоть завтра, но начальник у меня – бюрократ и буквоед, а ведь будет еще и капитан, которой по старинке считается первым после бога…

– Жалко, – опечалился Сережа. – Такие кадры можно было нащелкать… Вы ведь сами снимать будете?

– Еще как, – сказал Мазур. – Я под водой, а она – над водой. Это, чтобы ты знал, звезда питерской журналистики, в пяти газетах печатается…

Бородатый насторожился:

– Но газеты-то, я надеюсь, демократические?

– Абсолютно, – не моргнув глазом, заверила Света.

Она расположилась в кресле столь вольно, что любой зритель мог бы с маху определить: перед ним самая натуральная блондинка, без обмана. Правда, бородатого гостя эти пленительные тайны не взбудоражили ничуть, создавалось впечатление, что он и проблемы секса существуют в разных измерениях – в глазах ни смущения, ни интереса. Мазур подметил краешком глаза, что Света была даже чуточку ошарашена столь полным отсутствием внимания и вскоре переменила позу на более пуританскую.

Сережа вдруг принялся снимать куртку, бросая на новых знакомых косые многозначительные взгляды. Причина выяснилась мгновенно: на растянутом свитерке у него красовалась медаль «Защитнику свободной России». Мазур старательно округлил глаза и издал многозначительное «О-о!», чем расположил гостя к себе еще более.

– А ты где был во время путча?

– В командировке, – сказал Мазур. – В жуткой дыре.

Он говорил правду – и командировка была, и дыра оказалась жуткой во всех смыслах, вот только рассказывать об этой поездочке можно будет лет через пятьдесят, поскольку уйма народу во всем мире до сих пор полагает, что на затонувшем двести лет назад в теплых морях фрегате до сих пор покоятся золотые слитки и монеты стоимостью миллионов в двадцать долларов США по нынешнему курсу. Хотя после визита туда группы Морского Змея в трюмах корабля остался один балласт – да в качестве современного довесочка три трупа боевых пловцов военно-морского флота одной неслабой державы, чьи штабисты тоже решили немного обогатить родимую казну тайным образом. А когда две группы столкнулись у корабля, пришлось резаться, конечно, да вдобавок представители одержавшей верх стороны, чтобы довести дело до логического конца, потопили замаскированный под прогулочную яхту корабль конкурентов, что с точки зрения международного права было, как ни крути, чистейшей воды пиратством. Потому и следует помалкивать, а корабль тот так и числится в регистре Ллойда пропавшим без вести от неизбежных на море случайностей…

Немного поговорили про славные времена борьбы за демократию. Похоже, экзамен Мазур выдержал с честью, благо особого напряжения интеллекта и не требовалось.

– А этот, военный, вам мешать не будет? – поинтересовался малость размякший Сережа.

– Ерунда, – заверил Мазур. – Дубина редкостная, напросился сюда, чтобы вдоволь попить водочки подальше от начальства. Мы его с утра накачиваем, кладем под стол – и никаких тебе проблем… Слушай, Серега, а где это ты успел про нас разузнать всю подноготную?

– Как где? Гоша Котельников рассказал. Наш мужик, абсолютно. Вы поосторожнее, а то как бы они и вас не притопили…

Он опрокинул еще полстакана и принялся рассказывать жуткие ужасы. Оказалось, представленное здесь в его лице движение «зеленых» (чья эмблема и красовалась на загадочном значке) было свято убеждено, что и портового водолаза, и аквалангиста-пограничника ухитрилась каким-то образом убрать коварная и безжалостная в средствах военщина, жаждавшая предотвратить разоблачения. Никаких логичных доказательных аргументов при этом Сережа не приводил, а пограничников безоговорочно причислял к военщине. Мазур не вытерпел и поинтересовался: не проще ли было пограничному начальству попросту запретить своему офицеру идти под воду, чем злодейски убирать его на глубине? И тут же испугался, что из-за этой реплики будет принят за скрывавшего до поры личину врага.

Обошлось. Сережа уже изрядно принял на хилую грудь, а потому ничего вражеского в вопросе не усмотрел. Старательно понизив голос и воздев указательный палец, объяснил, что военщина ночей не будет спать, если не уберет свидетелей, что наглядно доказывают демократические публицисты по десять раз на дню, так что Вове следует внимательнее следить за прессой. Вова пообещал следить внимательнее. Скучавшая Света то и дело вызывающе скрещивала обнаженные ножки под самым носом у шумного гостя, но с тем же успехом могла беседовать с ним по-китайски. Совершенно индифферентен был гость к ее прелестям – в отличие от Мазура, которого немножко забирало, если честно.

– Да, а интервью! – спохватился Сережа. Вытащил блокнот, ручку, с превеликим трудом нашел чистую страничку. – Значит, вы твердо намереваетесь раскрыть кыв… коварные замыслы военщины, беззастенчиво травившей океан?