Страница 2 из 20
Поначалу я думала, что лучше всего будет пойти в пансион и, после заселения в квартиру, лично сказать хозяйке или хозяину при первой же возможности, что я ищу работу, и через несколько дней постепенно «сойти с ума». Обдумав идею, я поняла, что это потребует слишком много времени. Вдруг я пришла к мысли, что гораздо проще было бы отправиться во временный дом для работающих женщин. Я знала, что если уж я заставлю целый дом женщин поверить в свое безумие, они не успокоятся, пока я не окажусь подальше от них, в охраняемом помещении.
Воспользовавшись справочником, я выбрала временный дом для женщин под номером 84 на Второй Авеню. Идя по улице, я решила, что как только окажусь в доме, я должна стараться всеми силами поскорее начать свое путешествие на остров Блэквелла, в сумасшедший дом.
Глава 3
Во временном доме
Мне оставалось начать свою карьеру Нелли Браун, сумасшедшей девушки. Идя по улице, я пыталась напустить на себя вид, типичный для девушек на картинах, который называется «грезы». Мечтательное и рассеянное выражение лица иногда производит впечатление сумасшествия. Я прошла через маленький мощеный дворик ко входу в дом и дернула звонок, который звучал не менее громко, чем церковный колокол, после чего оставалось нервно ждать отворения дверей дома, который, согласно моему плану, должен был как можно скорее выбросить меня обратно, на милость полицейских. Дверь резко открылась вовнутрь, и невысокая светловолосая девушка лет тринадцати оказалась передо мной.
— Дома ли хозяйка? — спросила я робко.
— Да, дома, но занята. Пройдите в гостиную, — ответила девушка громко, ничуть не изменив выражение не по годам зрелого лица.
Я приняла это не слишком доброе и вежливое предложение и прошла в темную неуютную общую комнату. Там мне пришлось ждать появления хозяйки. Я просидела не меньше двадцати минут, прежде чем вошла стройная женщина в простом темном платье и, остановившись передо мной, произнесла вопросительно:
— Итак?
— Вы — хозяйка? — спросила я.
— Нет, — ответила она. — Хозяйка больна, а я ее помощница. Чего вы хотите?
— Я хотела бы остановиться у вас на несколько дней, если вы можете меня разместить.
— Что ж, у нас нет одиночных комнат, людей много; но если вы согласны занять комнату с другой девушкой, я могу это сделать для вас.
— С радостью, — ответила я. — Какая у вас плата?
Я взяла с собой лишь что-то около семидесяти центов, зная, что чем быстрее закончатся мои средства, тем быстрее я буду выселена, и выселение было тем, к чему я стремилась.
— Мы берем тридцать центов за ночь, — отозвалась она, и я заплатила ей за остановку на одну ночь, с чем она и оставила меня, заявив, что у нее есть другие дела. Будучи оставленной развлекать саму себя, я обозрела окружающую меня обстановку в общей комнате.
Она была не слишком приятна глазу, мягко говоря. Гардероб, стол, книжная полка, фисгармония и несколько стульев составляли меблировку комнаты, в которую с трудом проникал солнечный свет.
К тому времени, когда я вполне привыкла к своей комнате, на цокольном этаже раздался звонок, превосходящий входной по своей громкости, и несколько женщин одновременно, выходя из разных комнат, стали спускаться вниз по лестнице. Я поняла по очевидным признакам, что подали обед, но поскольку мне никто ничего не сказал, я не стала включаться в голодную процессию. И все же мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь пригласил меня присоединиться. Это всегда пробуждает какое-то одинокое чувство тоски по дому — знать, что другие едят, когда ты не можешь, даже если ты не чувствуешь голода. Я была рада, когда помощница хозяйки вошла и спросила меня, не желаю ли я пообедать. Я ответила, что желаю, и уточнила, как ее зовут. Она назвалась миссис Стэнард, и я немедленно записала это в свою тетрадь, которую взяла с собой, дабы ничего не забыть, и в которой я исписала несколько страниц полным бредом для любопытных докторов.
С ней в качестве снаряжения, я ожидала развития событий. Но вернемся к обеду — я последовала за миссис Стэнард вниз по непокрытым ступеням на цокольный этаж; там немалое количество женщин уже приступило к трапезе. Она нашла место для меня за столом, за которым уже сидели три другие дамы. Коротковолосая служанка, которая открыла мне дверь, теперь исполняла роль официантки. Подбоченившись и глядя на меня без доброты, она осведомилась:
— Вареная баранина, говядина, бобы, картофель, кофе или чай?
— Говядина, картофель, кофе и хлеб, пожалуйста, — отозвалась я.
— Хлеб всегда прилагается, — объяснила она и отправилась на кухню, которая была в задней части помещения. Через непродолжительное время она вернулась с тем, что я заказала, на большом щербатом подносе, который она с шумом опустила на стол передо мной. Я приступила к своему скромному обеду. Он был не слишком привлекателен, так что во время еды я оглядывала окружающих.
Я часто думала о том, какую отталкивающую форму всегда принимает благотворительность. Это был дом для достойных женщин, и в то же время в названии его было нечто издевательское. Пол был непокрыт, и маленькие деревянные столы были совершенно лишены таких современных украшений, как лакирование, полировка и даже просто скатерть. Тем более бесполезно говорить о дешевизне белья. И все же эти честные работницы, наиболее достойные из женщин, должны называть это голое место своим домом.
Когда с обедом было покончено, каждая женщина подошла к столу в углу, за которым восседала миссис Стэнард, и заплатила ей по счету. Тот самый образец человечности, воплощенный в официантке, дал мне истрепанный и чуть порванный красный чек. Мой счет составлял около тридцати центов.
После этого я поднялась по лестнице и заняла свое прежнее место в гостиной. Мне было холодно и неуютно, и я совершенно точно поняла, что не хочу задерживаться здесь надолго, так что чем скорее я начну выказывать признаки безумия, тем скорее я буду освобождена от этого безделья. Ах, это был, наверное, самый долгий день моей жизни. Мне оставалось вяло оглядывать женщин в гостиной, которые сидели, в отличие от меня.
Одна из них занималась лишь тем, что читала, почесывала голову и иногда тихо звала: «Джорджи», не поднимая взгляда от книги. Джорджи звался ее чересчур непоседливый сын, который производил больше шума, чем любой ребенок, когда-либо виденный мной. Он вел себя нагло и невоспитанно, по моему мнению, но мать не говорила ему и слова, пока не слышала, как кто-то другой одергивает его. Другая женщина постоянно пыталась заснуть, но просыпалась от своего собственного храпа. Я была весьма рада, что она будила только себя. Большинство женщин не делали вообще ничего, но некоторые занимались плетением или непрерывно вязали. Огромный дверной звонок, казалось, звенел непрестанно, и туда-сюда ходила коротковолосая девушка. Последняя, кроме прочего, была из тех, кто постоянно напевает отрывки из всевозможных песен и гимнов, написанных за последние полвека. В этом состоит настоящая пытка наших дней. Гремящий звонок возвещал о прибытии новых людей, искавших приюта на ночь. За исключением одной дамы, которая прибыла в город на день для совершения покупок, все они были работницами, некоторые приходили с детьми.
Ближе к вечеру миссис Стэнард подошла ко мне и спросила:
— С вами что-то не так? У вас какая-то беда или печаль?
— Нет, — отвечала я, почти ошеломленная этим предположением. — Почему вы так решили?
— Ох, потому что, — сказала она вкрадчиво, — Я вижу это по вашему лицу. На нем написана история серьезной беды.
— Да, все так грустно, — бездумно вздохнула я, решив так показать, что я не от мира сего.
— Но вы не должны позволять этому терзать вас. У всех нас свои беды, но в лучшие времена мы преодолеем их. Какого типа работу вы ищете?