Первый курс

А боль танцует стаей пестрых сорок

Я никогда не любил воскресать

Но иначе — не мог!*

/*Прим. автора: Канцлер Ги, "Тень на стене". Изменено только одно слово*/

Я мог бы подобрать любые другие слова... но именно эти — почти буквально описывают происходящее. Стальная плита у нас под ногами вскипает, оставляя холодными только участки, на которых мы стоим. В реальности — мы получили бы ожоги хотя бы парами кипящего железа, не говоря уже о том, что диски под нашими ногами никак не могли остаться холодными. Но здесь — Грань Нереальности. Пространство-время здесь неоднородно и неодносвязано.

Боль терзала меня, как опытный палач. Но необходимость следить за тем, чтобы не дать ребятам больше, чем они смогут принять... помогала. Приходилось концентрироваться на этой задаче, отвлекаясь от боли. К тому же мой Внутренний круг в очередной раз доказал очевидную истину: трое Высших — это много больше, чем легион Бесов. И пусть Высшие они — только в потенциале... Но обычные мелкие душонки, ищущие Силы, к Точке Невозврата — обычно находились уже в глубоком обмороке, позволяя Хаосу творить из них все, что заблагорассудится, а мне оставалось только смеяться над этими превращениями, чтобы не завыть от боли и ужаса... А трое малолетних волшебников еще даже не приблизились к пределу опьянения, не говоря уже о большем.

И вот, наконец, началось то, ради чего ритуал и задумывался. Я почувствовал, как мой домен расширяется. Как над замком встают новые башни, а в толще черного кварца сами собой появляются новые подземелья... которые еще надо будет прошерстить на предмет новых знаний и артефактов. Когда-нибудь мой домен перестанет быть местом, которое "где-то там", и станет скорее состоянием... Но этот момент — еще очень и очень неблизко. Зато очень радует то, что на мой лоб легла прохладная шелковая лента. Даже не видя ее, я знаю — она черная. Значит, то, ради чего я так торопился с этим ритуалом, не дожидаясь формирования полного Круга Держателей — получилось.

Кровавые знаки вспыхивают, и меняют цвет. Сталь мгновенно застывает в новой форме: уже не гладкая плоская плита, но некое произведение абстрактного искусства. А от светящихся линий в мои вены идет обратный поток жидкого Серебра.

— Ритуал завершен. Я именую тебя, Ксенос Морион. — Чужой голос врывается в тишину Нереальности, завершая возрождение. И я не могу удержаться от хулиганской выходки.

— Таись, Кайгерн!

Нереальность. (Гермиона).

/*Прим. автора. Не удивляйтесь несовпадениям с предыдущей главой. Это — Нереальность, да еще и взбудораженная Силой Хаоса. Пространство, время и набор событий здесь для каждого — свои.*/

Закончив чертеж, Гарри изменился. Теперь перед нами стоял тот самый мальчик, который заснул рядом со мной в гостиной Гриффиндора. Серебряные волосы стали черными, крылья исчезли, а багровый огонь, пляшущий в глазах — сменился уютной зеленью. Изменились и линии колдовского чертежа. Вместо ровного серебряного сияния, которым их рисовал Гарри — появились зеленые вспышки.

Гарри встал в центр рисунка, и линии под ним — исчезли, а вокруг него легло светящееся кольцо.

— Займите ваши места.

Откуда-то я точно знала, куда мне встать. И как только я оказалась там, куда меня привело это наитие — оказалось, что я стою в точно таком же кругу, как и Гарри... как и Драко с Дафной. Гарри что-то спросил... и я даже ответила... правда, не поняла — что именно. Такое ощущение, что разговор шел на непонятном мне языке... и то, что я сама принимала в нем участие — делало происходящее только более непонятным и загадочным.

Мои руки, практически независимо от сознания, задвигались и я узнала одно из самых простейших, но и самых темных заклятий: преобразование боли в Силу. Неужели, то, в чем мы участвуем — это жертвоприношение? Но... где же жертва? Или... тот кто в центре круга... Гарри?

Мальчик пробивает свою руку кинжалом, и кровь начинает капать на линии узора. Он что-то произносит, кажется, читает какие-то стихи... И поток Силы захлестывает меня. Что же чувствует Гарри, если Сила только что не сбивает меня с ног?

Неуслышанные слова всплывают в памяти: "если чувствуете опьянение — сразу отключайтесь". Но... Гарри говорил, что боль, превращенная в силу — уходит. И значит, я буду держать заклятье столько, сколько смогу. Пусть я сумею забрать и немного... но даже это означает, что он будет страдать немного меньше...

Все вокруг немного плывет. Поток Силы уже не сбивает с ног, но как будто затягивает в себя. Мне не нужна эта Сила, но ради Гарри я буду тянуть и тянуть ее...

Колдовской рисунок вращается, почему-то, вокруг меня. И в какой-то момент я осознаю, что Драко и Дафна висят у нас над головой... вверх ногами. Или это мы с Гарри повисли над ними?

Кровь течет по руке мальчика... и вместе с кровью с него стекает детский облик. Как будто превращение, происходившее с ним, когда он входил в круг — идет в обратном порядке. Серебро волос рассыпается по плечам, разворачиваются крылья, глаза вспыхивают багровым... А кровь продолжает течь, но уже не алая, а серебряная. Кровь продолжает течь на узор, а Сила — в меня. И я принимаю эту Силу, принимаю, чтобы забрать чужую боль.

Тени, отброшенные пустотой, танцуют за пределами круга, очерченного пылающей кровью. И я понимаю: Гарри... нет — лорд Морион зовет их. Зовет, чтобы обрести власть над ними.

И вот одна из теней ложится на светящиеся линии узора, вплетая себя в ритуал. Одна тень... потом — другая, третья... и вот уже весь чертеж скрыт этими непонятно откуда взявшимися тенями.

Тени пересекаются, наслаиваются друг на друга... И вдруг одна из них встает между мной и Гарри. И я понимаю — это поединок. Король Теней не хочет отдавать даже крупицу своей немалой Власти.

Чем же я могу помочь? Палочка осталась там... в реальности. Здесь — у меня нет даже ножа... Да и не помог бы он против Тени. Ведь и поединщики не достали никакого оружия. Это — поединок Воли и Веры. И мне остается только верить в то, что Темный Лорд Морион одолеет и повергнет во прах своих врагов.

Морион улыбается мне... и эта улыбка ранит Короля Теней опаснее, чем самое страшное оружие. Тени отступают, а на лоб Гарри ложится черная повязка.

— Ритуал завершен. Я именую тебя, Ксенос Морион.

В глазах темнеет... А когда я снова могу видеть — я уже сижу на диванчике в гостиной Гриффиндора, и меня обнимает отнюдь не грозный Лорд Морион, а мальчик Гарри. Вот только левая рука его как будто испачкана в серебряной краске... Ничего страшного... Если не знать, какого цвета кровь бежала по этой руке. Я осторожно прикасаюсь к покрытой серебром коже.

— Больно?

— Все хорошо, Герми. Это пройдет.

Голос Гарри успокаивает меня, и я откидываюсь на спинку диванчика, уже по-настоящему погружаясь в сон.

Возвышение. (Гермиона).

Следующие несколько недель просто выпали у меня из памяти. Нет, если постараться — можно вспомнить, как я ходила на лекции, что-то учила, привычно тянула руку в ответ на вопросы преподавателей... Но все это вспоминалось так, как будто бы я смотрела фильм о жизни какого-то персонажа. И это было хорошо. Потому что в этих воспоминаниях присутствует такое, что имей я возможность прийти в ужас, испугаться или хотя бы — удивиться, и, наверное, непрерывно валялась бы в глубоком обмороке. Мир вокруг меня менялся самым странным, чтобы не сказать — пугающим образом. Цвета неожиданно перекрашивались в другие, расстояния и формы — искажались... кажется, менялся даже ход времени.

Но, к счастью, та Я, которая была в то время, таких эмоций как страх и удивление — кажется, была полностью лишена. Она смотрела на меняющийся мир и воспринимала его как должное. Идет себе по коридору профессор Снейп в ослепительной белой мантии — и пусть себе идет. Надел белое — значит, так надо. На протяжении одного урока за окном дважды заходит и дважды восходит солнце — и пусть себе заходит и восходит. О таких мелочах как коридор, внезапно перекрутившийся так, что я оказалась вверх ногами, или школьная доска, становящаяся сиреневой, а потом — малиновой, — и упоминать не стоит. Мелочи все это... И так — как минимум три недели... а скорее всего — даже больше, потому как последнее воспоминание о том, как я выходила на улицу, включает распускающиеся листья нежно-пупурного цвета... и если я что-нибудь понимаю в происходящем — это означает, что уже пришла весна... и скоро — экзамены! О Боже, а ведь я...