Страница 3 из 63
— Дерьмо! — крикнул он по-английски.
Но крепыш снова повторил по-испански:
— Заплатите ему одно песо.
— За что?
— Комиссионный сбор, — спокойно ответил мужчина, руки которого безвольно свисали по бокам. Бен подумал, что крепышу потребуется секунды две, чтобы отстегнуть дубинку. К тому же у одного из них мог оказаться нож; и даже если он одержит верх над обоими, полиция все равно засадит его в тюрьму и оштрафует на сумму, раз в пятьдесят превышающую то, что у него сейчас требовали.
Избегая смотреть в глаза молодому человеку, Бен вынул банкноту в одно песо.
— Ты мелкий ублюдок и вор! — сказал он, вручая деньги.
Но тот лишь ухмыльнулся и помахал рукой.
— До свидания, мистер!
Бен поднялся по ступенькам, прошел мимо крепыша в пижамной куртке и с горечью подумал: «Я позволил им ограбить себя. Двенадцать песо или почти два соверена — и это за полчаса! Я — трус». А вслух повторил:
— Мне нужна комната на ночь.
Мужчина кивнул головой и направился к конторке.
Это была убогая комнатенка на первом этаже с провисшей, горбатой кроватью, умывальником и жестяным унитазом. Бен положил чемодан на кровать, открыл бутылку виски, подошел к умывальнику и увидел, что стаканчика для воды нет. Он попробовал открыть кран, тот кашлянул и выплюнул дохлое насекомое. Бен глубоко вздохнул и взглянул на себя в зеркало. Лицо было еще более усталым, чем когда он отплыл из Англии, и выглядел он старше своих двадцати девяти лет. У него было широкое лицо, короткие темно-каштановые волосы и перебитый нос: первый раз беда случилась в возрасте пяти лет, когда при игре в прятки его ударили, толкнув дверь, а во второй — это произошло во время боксерского матча в Аберистуитском университете. Лицо было бы симпатичным, если бы не дважды сломанный нос, который придавал ему жестокое выражение.
Бен вышел в коридор и крикнул крепышу, чтобы ему принесли чистый бокал и бутылку содовой. Когда он вернулся в номер, полил дождь. Ливень хлынул с ревом, проникая через жалюзи и разбиваясь о противомоскитную сетку, которая вздулась и отстала от оконной рамы. Бен поднял жалюзи и подставил лицо дождю.
Тут он заметил пыль на карнизе. Такую же пыль он видел и на улице — здесь она лежала слоем в полдюйма толщиной, напоминая пепел от сигары. Дождь превратил ее в серую слизь. Бен провел пальцем в углу, где пыль еще оставалась сухой, и почувствовал, что она какая-то необычная — твердая, крупнозернистая и странно зловещая.
Кто-то постучал в дверь. Появилась девушка с подносом, на котором стояли бокал и бутылка содовой. Он наблюдал, как она ставила поднос, и отметил про себя, что ее толстые ноги походили на булавы и сужались конусом от низких и тяжелых бедер, наследие многих поколений женщин, привыкших носить тяжести на голове. Это была первая девушка, которую он увидел почти за месяц после своего отплытия из Дакара.
Она торопливо выскочила из номера, отводя от него глаза. Он подождал, пока девушка прикрыла дверь, щедро наполнил высокий бокал шотландским виски, долил содовой, скинул чемодан на пол и вытянулся на кровати, потягивая виски и уставившись в потолок.
Бен снова вспомнил Лауру. Он пытался избегать этого, отгонял воспоминания, но они упорно преследовали его; как всегда, он мучился почти час, и, как всегда, это было скорее сродни физической боли, чем размышлениям. Лаура была очень красива, но после всего, что произошло, он уже не мог точно вспомнить, как она выглядела. Когда они впервые встретились, ей было двадцать два года — это случилось около двух лет назад; тогда она работала в книжной лавке в Уэст-Энде[9], а у него уже шестой год была хорошая, хотя и скучная работа в расположенной в Сити[10] архитектурно-проектной фирме. Через пять месяцев после знакомства он женился на ней. Свадьба была роскошной, в доме ее родителей, проживающих вблизи Сайренсестера, графство Глостершир. Он все хорошо помнил: огромный шатер, разбитый в саду, во главе застолья — отец Лауры, промышленный магнат, большой любитель выпить, владелец «ягуара», а рядом его жена — почтенная дама, член городского муниципалитета. Поначалу они не были расположены к Бену — их смущало его низкое происхождение: он родился в Фишгарде, Западный Уэльс, где его отец работал простым библиотекарем. Но в конце концов они признали Бена. Папаша Лауры купил и обставил квартиру молодым в Камден-Тауне, дал денег, и они провели медовый месяц в Марракеше.
Они были женаты одиннадцать месяцев, семь дней и около двух часов, если учитывать переход с французского летнего времени на британское. Это произошло во время их путешествия по Франции — они ехали в Биарриц в новеньком автомобиле с откидным верхом. Боль воспоминаний нахлынула на него. Прищурившись, Бен уставился в центр потолка, где висела засиженная мухами лампочка. Было уже больше девяти часов вечера. С ланча он еще ничего не ел, но не испытывал голода. Он снова налил себе виски, чуть плеснул воды и лежал, прислушиваясь к шуму дождя. Бен забеспокоился: сможет ли он уснуть без таблетки снотворного? Сейчас ему стало немного лучше, чем на судне. Первые недели после возвращения из Франции были по-настоящему тяжелыми. Тогда он чуть не сошел с ума и был вынужден взять шестимесячный отпуск, что на самом деле означало — в фирму он больше не вернется. Он переехал к Тому Клею, бывшему спортивному обозревателю газеты «Дейли Уокер»[11], который теперь работал в архитектурно-проектной фирме Бена. Клей помог ему в те первые жуткие недели, когда он с трудом засыпал часа на три и всю ночь расхаживал из угла в угол, а потом вставал Клей, готовил горячее виски с лимоном и утренними разговорами осторожно возвращал его к той грани, что отделяла человека от безумия.
Бен осушил второй бокал виски и закрыл глаза. Возможно, ему даже не понадобится таблетка снотворного…
По-прежнему лил дождь. Бен задремал. Было около полуночи. Вдруг Бен привстал и прислушался к какому-то приглушенному шуму, который, казалось, доносился из-под пола. Через мгновение он понял, что это глухие звуки музыки.
У него болела голова, во рту пересохло от виски. Бен нагнулся над раковиной, почистил зубы, прополоскал горло остатками содовой, повязал галстук и вышел в коридор. Музыка звучала где-то в глубине отеля. Он шел наугад и после нескольких поворотов очутился перед пурпурной неоновой вывеской «Бар клуба «Мокамба»; пройдя через вращающуюся дверь, Бен спустился на один лестничный пролет вниз, в темноту, откуда доносился запах дезодорантов и сигарного дыма.
Музыка раздавалась из висящего за стойкой бара громкоговорителя. Барменом был молодой негр в белой куртке, надетой поверх трикотажной рубашки. Напротив него на высоких вращающихся табуретах сидели две девицы с металлическими искусственными зубами, в блузках с глубоким вырезом и потягивали кока-колу. В танцевальном кругу и за столиками вдоль стен было пусто. Подвешенный к потолку вентилятор разгонял душный воздух. Бен сел у стойки бара, в дальнем углу. Две девицы соскользнули с табуретов и направились к нему. Молодой негр сверкнул в сторону Бена ослепительной улыбкой и спросил:
— Quires whisky[12].
— Одно пиво, — сказал Бен.
На мгновение улыбка застыла на лице негра, в темноте блеснула белая эмаль зубов.
— Виски? — переспросил бармен с надеждой в голосе.
— Пиво, — сказал Бен. — Cervera[13]. Una[14].
— Ты купишь мне виски, мистер? — промурлыкала ему на ухо одна из девиц.
У нее было плоское, темное лицо и волосы, как жесткая стальная щетка для чистки алюминиевой посуды. Ее подружка была симпатичной и стройной — совсем юная индианка с тонкими чертами лица. Бармен поставил перед Беном бокал и доверху наполнил его желтоватой жидкостью с высокой пеной, напоминающей мыльную. Бен взглянул на этикетку — местное пиво «Меррибиа».
9
Западная, аристократическая часть Лондона.
10
Деловой квартал в центре Лондона.
11
Газета английских коммунистов, сейчас переименованная в «Морнинг Стар».
12
Двойное виски.
13
Пиво.
14
Одно.