Страница 19 из 23
— Иди к батюшке. Ты прощена и вольна, — сказала Настена и, сев на траву, спустила ноги с обрыва.
В полдень Ярослав и Анна расстались. Прощаясь, дочь проговорила:
— Батюшка, спасибо, что сменил гнев на милость. Я люблю тебя, батюшка, пуще самой жизни. И поверь: тебе никогда не будет стыдно за свою дочь.
— Скажи спасибо своей сударке. Моя бы воля… — Ярослав не досказал угрозы и, осенив дочь крестным знамением, поднялся в седло.
Свою сотню Ярослав разделил на две полусотни и умчал в Киев. И теперь Анна была озабочена одним: догнать дружину Глеба Вышаты. В минуты откровения она говорила Настене, что, были бы у нее крылья, полетела бы к Яну Вышате. Так или иначе, но спустя десять дней отряд воинов, который вел Анастас, догнал дружину русичей. Они уже шли вдоль восточных рубежей державы, кои пришли защищать.
За минувшие со дня бегства из Киева дни и ночи у Анны выпало немало времени подумать о своей судьбе. Она знала, что ей не сломить волю отца, что Вышате ее семеюшкой не быть. Все равно отец выдаст ее замуж за того, кто приумножит величие Руси. Такова судьба большинства великокняжеских дочерей, считала Анна. Да и в других державах, знала княжна, жил подобный обычай. Мать ее, принцесса Ингигерда, была выдана за Ярослава лишь по одной причине: Швеции нужны были мир и дружба с великой славянской державой. Не миновать и ей подобной участи. Что ж, теперь Анна окончательно поверила, что Настена увидела за дымкой грядущего то, чего и впрямь ни обойти пешком, ни объехать на коне. А как же Ян? И что будет с их любовью, спрашивала Анна. Да ответ был очевиден: ее батюшка готов закрыть глаза на все вольности, когда она встретится со своим любым. И свободу, кою дал ей отец, Анна отважилась исчерпать так, как на ее месте поступили бы многие лихие россиянки.
Когда Анна и Настена увидели наконец тысячу Яна Вышаты, княжна сказала товарке:
— Ты за мной не рвись. Я догоню Яна одна.
— Зачем одна? Я ведь твой стременной, — улыбнулась Настена.
— Вечно ты мне перечишь. Вот и еще одна мамка близ меня, — возмутилась княжна.
— Ладно уж, будь по-твоему, скачи одна, — миролюбиво ответила Настена.
И Анна умчалась догонять Яна Вышату. Она нашла его в первой сотне воинов, поехала рядом. Тысяцкий с удивлением посмотрел на воина-отрока, спросил:
— Кто такой? Откуда взялся?
Анна улыбалась, ее большие темно-синие глаза светись радостью. Ответила, дабы не томить загадкой молодого витязя:
— Янушка, это я, Анна. — И, потупив глаза, смущенно добавила: — Искала тебя, вот и… нашла.
— Господи, за тысячу верст! Зачем?! — воскликнул Ян и оглянулся: ни полусотни, ни Настены он за спиной не увидел. — И ты одна? Как отважилась?
На лице у Яна была лишь настороженность. Он помнил слова великого князя, помнил жесткий наказ старшего брата держаться подальше от княжны. И сказано Глебом это было тогда, когда Ян бросился в Днепр, дабы спасти Анну. Старший брат словно слышал, когда, неся на руках Анну, он проговорился: «Век бы тебя нес, лебедушка». Шли годы, Анна подрастала, становясь все прекраснее. И Ян, старше ее всего на семь лет, все глубже увязал в пучине дурманящей страсти. Ничто не могло отвлечь его от дум о княжне. Она приходила к нему во сне, легким ангелом кружила вблизи. Но никогда больше ему не удавалось прикоснуться к ней. Даже во сне он летал за нею следом и бегал по острым камням босиком — она оставалась недоступной. С годами Ян понял, что преграды, кои высились между ним, сыном незнатного новгородского боярина, и дочерью великого князя, ему никогда не одолеть. И он смирился с неизбежным, нес мужественно крест, возложенный на плечи судьбой, и не замечал иных девиц, каждая из которых положила бы в его ладони свое сердце. Потому-то он и был так жаден до военных походов. Только в них он забывался от наваждения, которому имя — любовь.
Появление Анны около него за тысячу верст от Киева показалось ему чудом. Он даже не поверил, что видит ее наяву. Но нет, никогда во снах он не видел таких прекрасных, радостных и нежных глаз, такой щедрой улыбки и сверкающих белизною первого снега зубов. Рядом с ним ехала сама княжна Анна — и это был не сон. И было похоже, что она вольна в своих действах, потому как не оглядывалась назад: ничто не грозило ей из-за спины окриком или опасностью. И Ян Вышата наконец обрел дар речи:
— Я у твоих ног, любушка. Чем заслужил твою милость, что помчалась за мной на край света?
— Полно, Янушка, будто не ведаешь, — ответила Анна.
— Но близ тебя бушевали страсти. Как вырвалась из них?
— И не спрашивай, Янушка. Как удалось овраги осилить, и не ведаю того. Да они отныне позади. Тебя хочу спросить: рад ли, что явилась? Не завернешь меня в Киев?
Ян понимал, какие преграды пришлось преодолеть Анне ради него. Из груди молодого воеводы все, что хранилось под крепким замком, вырвалось на простор и улетучилось, с лица схлынула напускная хмурость, под пшеничными усами появилась милая улыбка, серые глаза наполнились солнечным светом, и он выдохнул:
— Ты принесла мне радость на всю жизнь!
И после этого Анна и Ян долго ехали молча, лишь не спускали друг с друга влюбленных глаз. Но до ночного привала было еще далеко, и время поговорить у них нашлось.
Уже к вечеру возле Анны появился еще один молодой воин — Настена в сопровождении Анастаса. Увидев их вместе, Анна засмеялась:
— Вот уж, право, пара голубков — Анастас и Настена.
Княжна заметила, что с первых дней побега из Киева псковитянин рдеет как маков цвет, лишь глянет на зеленоглазую русалочку.
Так было и на сей раз: Анастас покраснел, словно кумач. Настена попыталась защитить Анастаса:
— Ты, княжна-матушка, считай, что нас нет с тобой рядом.
— Пусть будет по-твоему, — весело отозвалась Анна.
На ночной привал воевода Глеб Вышата остановил дружину на берегу реки Мокши. Между реками Мокшей и Цной лежали земли народности мордвы. Во времена Владимира Святого мордва платила русичам дань. Но в годы междоусобиц сей народ отпал от Руси. Отправляя Глеба Вышату в поход, Ярослав Мудрый наказал ему привести мордву через клятву верности Руси и отторгнуть их от камских булгар.
— Велю тебе, Вышата, народ мордву не зорить, но до князя тамошнего добраться, его и вразумить моим именем.
— Так и будет, князь-батюшка, — пообещал воевода Глеб.
И теперь ему надо было найти становище князей мордовских. Потому Глеб решил послать брата своего Яна с тысячей воинов строго на восход солнца, к селению Алатырк, сам же двинул на север, к Волге. Глеб отправил воина за братом, и каково же было его удивление, когда перед ним возник не только Ян, но и полусотня воинов Ярослава, коих вел Анастас! Глеб относился к молодому сотскому по-братски, знал, что он отважен и смел, что в сече ему мало равных. Спросил же с настороженностью:
— Зачем ко мне явился Анастас?
— Волею случая, батюшка-воевода. А еще повелением великого князя, — ответил он.
— И великий князь наказал передать мне что-либо?
— Никаких наказов, воевода-батюшка. Завтра, поди, буду возвращаться в стольный град.
— Ну коль так, гостем будешь. Сейчас огонь разведут, за трапезу сядем. — А взглянув на брата, Глеб спросил: — Ты что это как молодой месяц сияешь?
Ян тут же потускнел, нахмурился, на Анастаса посмотрел. И тот понял значение просящего взгляда, выручил побратима:
— У твоего братца, батюшка-воевода, славно на душе по той причине, что со мною появилась в дружине княжна Анна.
— И сему удивляюсь.
— Нет на то резона, воевода, — продолжал Анастас. — Князь-батюшка позволил ей в поход с нами сходить. Вот и все.
— Тебе верю, да не во всем, — заметил Глеб и строго поглядел на младшего брата: — Ты-то почему в молчанку играешь?
— Мне и сказать нечего, брат-батюшка. Знаешь же все сам.
— Охо-хо, — тяжело вздохнул Глеб. — Уж лучше бы ничего не ведать. — И, схватив брата за кафтан, потряс его: — Ну вот что. Запомни: без вольностей! Коснешься княжны ручищами — сам голову тебе снесу!