Страница 4 из 7
– Видел ты себя на Ю-Тубе? Хорош!
– Что, закрыл сезон спектаклем?
– Макс, а знаешь, сколько у тебя просмотров?
Короче, понятно, кто-то успел заснять на телефон его падение и выложить в Интернет. И теперь все кому не лень крутят ролик с Максом и ржут. Прекрасно!
Через несколько минут Макс уже смотрел видео на своем рабочем компьютере. Развернутый во всю ширину немаленького (29 дюймов по диагонали) монитора, велосипедист, в котором – увы! – нельзя было не узнать Макса, с размаху въезжал в лужу. Колесо проскальзывало на льду, велосипедист падал. Весь народ из IT-отдела, собравшийся за спиной Макса, складывался пополам от хохота. И ведь не первый раз смотрят, сволочи!
– Хорош ржать! – сказал им Макс.
Но видео на этом не закончилось. Грязный велосипедист на экране запускал руку в лужу (Макс перед экраном болезненно поморщился) и… вытаскивал чью-то подметку. Камера, качнувшись, стала уходить влево, и Макс сразу забыл про придурков-подчиненных. Неужели сейчас появится его Золушка?
А вот и она, волшебное виденье! Целая гроздь сумок через плечо, смешное пальтишко до колен, длинный шарф, и все разноцветное – зеленое, фиолетовое, сиреневое, оранжевое. А главное, видно было, как она за велосипедиста переживает – ойкнула, вздохнула, испугалась, теперь машет рукой, кричит что-то (черт, взвыл и проехал автобус: ничего не слышно), теперь задирает ногу, высоко, из ботинка торчит обмотанная чем-то цветным ступня, а удивительная девушка хохочет.
Вот этот момент Макс отлично помнил. До того он думал только о себе, о работе, о велосипеде, а с этого момента начиная, стал думать только о ней – какие белые у нее зубы, какие теплые глаза цвета корицы. Он еще стоял как громом пораженный, а она уже засмущалась. И в глазах улыбка погасла, и губу себе прикусила. Но не стала долго расстраиваться – скорчила смешную рожицу и пошла.
И это Макс тоже хорошо помнил, он себе скомандовал: отомри! И что-то тоже ей крикнул. Господи, что же он сказал? Наверняка глупость какую-нибудь, как жаль, что не слышно опять ни черта! Куда они только все едут на этих своих машинах с утра?
И Золушка вдруг снова преобразилась. Перестала сутулиться, развернула плечи, повернула хорошенькую головку на точеной шее и посмотрела на него, как бы решая, стоит он ее улыбки или нет. Тряхнула головой – не буду думать! – и снова просияла улыбкой.
И ничего красивее Макс не видел в своей жизни.
Она еще махала рукой на экране, а он уже решил, что обязательно ее найдет.
А пока видео надо себе сохранить и попытаться хоть чуть-чуть подправить – вырезать лишнее, насколько можно тряску убрать… потому что ведь урод какой-то снимал. Инвалид. Придурок.
Кстати, о придурках. Они здесь еще?
– Эй, работнички, вы здесь еще?
Макс развернулся на своем вращающемся кресле. Работнички застыли полукругом вокруг Максова компьютера и тихо стояли, сжимая в руках кружки и карандаши.
– Всё! – весело объявил Макс. – Брекфаст-шоу закончилось. Не пропустите наш следующий выпуск: самые эффектные падения со сноуборда! Работать, кстати, никому сегодня случайно не надо?
– Поняли уже, поняли, – сказали сразу из разных углов.
– Да, вот еще что, – неожиданно добавил Макс, – ребята, вы все равно уже каждый по разу просмотрели этот ролик, поставьте там, что ли, лайки, ладно?
– А?
– М-м-м? – теперь сотрудники IT-отдела могли вести диалог только при помощи междометий.
– Я не поняла, Макс, тебе, значит, все-таки понравилось видео? Мы думали, ты ругаться будешь, – это Таня вербализовала смысл междометий. Она дольше всех работала с Максом и поэтому завела вредную привычку говорить то, что думала.
Макс повертелся чуть-чуть в кресле, покачал ногой в мокрой и грязной кроссовке (надо переобуться), посмотрел на сотрудников. Работничков. «До чего же я вас сегодня люблю, ребята!» – подумал он, но вслух ничего не сказал. Он все-таки точно знал: нужно думать, что говоришь, когда говоришь то, что думаешь. Или не надо?
– Мне девушка понравилась, – сказал Макс.
– О-о-о! Эге-ге-ге! Ага-га-га! – завопил компьютерный народ. – Прекрасная девушка, отличная девушка, супер-мега-турбо-девушка!
– А если этот ролик все станут смотреть, то и она себя увидит, и Макса тоже!
– И тогда все будет ого-го и еге-гей!
– Макс, ты только комментарий какой-нибудь не забудь оставить, чтобы тебя все-таки можно было идентифицировать.
– А мы начнем продвигать твой ролик. Да-да! Ого-го-го!
Они еще вопили свои «ого-го» и «эге-гей», а он уже выставил их за дверь. К сожалению, сегодня предстояло много работать. Но сначала он сделает себе подарок: скачает ролик и поправит его. Не каждый день встречаются такие удивительные девушки. Максу, например, вообще не встречались. Ему все больше попадались цацы и фифы. Они гордо носили себя по фешенебельным местам и иногда столь же гордо себя дарили (не так чтобы очень редко). На вопрос «Что вы любите?» они отвечали: «Музыку». А на вопрос «Какую?» отвечали: «Любую». Макс совершенно точно знал, что нельзя любить любую. Сам он любил тяжелый рок, ненавидел «энц, энц» и засыпал под джаз. Но при этом очень уважал тех, кто любит джаз и засыпает под тяжелый рок. Ведь главное, чтобы человеку было что любить изо всех сил.
А Золушка с глазами цвета корицы явно что-то любила, что-то берегла и что-то терпеть не могла. Она жила какой-то своей жизнью, и Максу теперь до смерти хотелось узнать, что это за жизнь такая у Золушки? Что она любит? А что терпеть не может? Почему не боится быть смешной?
Макс улыбнулся и потер руки, устраиваясь поудобнее перед компьютером, – он обязательно это все узнает, а пока еще раз посмотрит видео с волшебной девушкой в ботинке без подметки, с глазами цвета корицы.
Катя
Катя прошла по гулким, пустым музейным залам и нырнула в дверцу, почти сливавшуюся со стеной. Музей, в котором работала Катя, располагался в одном из знаменитейших когда-то московских дворцов, поэтому и дальше, за дверцей, тоже находились залы, но они уже не были ни пустыми, ни гулкими – здесь работали реставраторы. Стояли шеренги длинных и широких столов, варился в гигантских кастрюлях клейстер, в специальных ваннах промывались картонные плакаты. Здесь был самый лучший запах на свете. Здесь пахло старыми книгами, книжной пылью, книжными полками, а сейчас еще и плюшками с корицей и чаем….
Катя приостановилась на секунду, втянув чуткими ноздрями воздух.
– Чай, – она заложила руки за спину и еще разочек понюхала, покачиваясь с пятки на носок, – а чай сегодня «японская липа» из «Колониальных товаров» в Камергерском. Ох, сейчас чаю напьюсь, похвастаюсь новыми ботинками и расскажу про свои приключения! – проговорила Катя и, не глядя, поставила сумки на стул у входа.
– Вот спасибо! – донеслось со стула.
Катя вздрогнула, оглянулась и обнаружила своего начальника, сидящего в десяти сантиметрах от нее. С ее сумками на коленях. В руке он держал мобильный телефон, а сумки держались как-то сами.
Катя ринулась за своими проклятыми торбами, они, конечно же, стали падать, начальник (видимо, не сумев преодолеть природные рефлексы) стал сумки ловить, и Катя с начальником стукнулись лбами. Бом! Катя упала на пол, начальник упал обратно на стул. Ну и сумки заодно упали уже окончательно.
Лоб у Кати гудел, как вечевой колокол.
Интересно, у начальника тоже гудит лоб? Наверное, да, и сильно, иначе почему бы он молчал?
Катя осторожно посмотрела на начальника и увидела, как тот сатанеет прямо на глазах: лицо у него медленно наливалось пурпурным цветом, а в обычно ничего не выражающих выпуклых глазах уже плескалось явное безумие.
«Ну, сейчас начнется», – подумала Катя.
И началось.
– Как? Как вам это удается? Как у вас это получается? Скажите мне, КАК?
– Что «как»? – тихо спросила Катя, уже зная, что лучше было промолчать.
– Как. Вам. Удается. Быть. Такой. ИДИОТКОЙ?!