Страница 46 из 71
— Карту! — обратился капитан к поручику, прочитав сообщение из Воронежа.
Нуждин взял со стола десятиверстку.
«Держитесь южнее станции Графская, которую мы оставляем. Форсированным маршем следуйте до станции Отрожка. Ясно?» — выдавил аппарат длинную ленту, испещренную черными буквами.
— Ясно, — ответил Дундич, обдумывая, как теперь быть с пакетом.
Можно передать капитану и попросить срочно доставить в штаб. Но кто знает, попадет ли письмо лично генералу или его прочтет адъютант? И вообще, мало ли что может случиться с нарочным. Надо попытаться побывать в штабе самому. Конечно, риск огромный. Можно нарваться на личного знакомца князя. Но волков бояться — в лес не ходить…
— Когда примут в штабе? — спросил Дундич унтер-офицера, будто тот мог сам решить вопрос.
Спустя несколько минут пришел ответ: «Буду рад личному знакомству через час».
Дундич с легким вздохом взглянул на циферблат. Офицеры сделали то же самое. «Полчаса до города, полчаса назад. По дороге можно повредить линию связи. Рискнем», — принял он решение и снова наклонился к телеграфисту.
— Буду в сопровождении поручика Нуждина, — продиктовал Дундич.
Просветлевшее лицо поручика тут же потускнело, как только Бантовский сообщил, что ждет полковника Дундадзе одного.
Выйдя из дома, Дундич приказал адьютанту Казакову вести полк на станцию Отрожка, держась южнее Графской, пока сам он со Шпитальным, Скирдой и Князским нанесет визит в город. Когда Дундич попросил Нуждина проводить его адъютанта до лесной просеки, тот, в свою очередь, обратился с просьбой к полковнику поручить одному из своих телохранителей передать записку хозяйке дома по указанному адресу. Дундич вручил послание поручика Шпитальному, и они расстались добрыми друзьями.
Въехали в старинный парк, Дундич попросил Шпитального прочитать все же, что пишет «наш друг».
— «Милая Верочка! Страдаю. Передай с подателем для меня бутылочку коньяка. Серж», — то и дело ухмыляясь, прочитал ординарец.
— Заедем? — с надеждой спросил Князский.
— Заедем! — пообещал Дундич. — После штаба.
На Большой Дворянской не только не чувствовалось приближение фронта, но не было заметно вообще, что Воронеж прифронтовой город. Мелькали фаэтоны, дрожки, кареты; красочные вывески магазинов, кафе, ресторанов зазывали желающих утолить голод и жажду: огромные афиши кинематографа приглашали публику посмотреть последнюю ленту с участием несравненной Веры Холодной; праздная публика медленно фланировала по тротуарам. И если бы не группы офицеров возле штабных зданий да редкие патрули, можно было бы подумать, что Воронеж находится вообще на невоюющей территории.
Вот и сияющий огромными голубыми окнами «Бристоль». Дундич, передав повод Шпитальному, поправил папаху, одернул бурку и, приложив руку к груди, убедился — пакет на месте, сердце стучит не громче обычного. Внешне все выглядит нормально, но, взглянув на приятелей, заметил их необычное волнение: как-никак, а ведь к самому идет. Вдруг примет «сей минут», вскроет, прочтет — ноги не успеешь унести. Хотел что-то сказать, передумал, привычно ободряюще подмигнул. Для верности расстегнул — по забывчивости — кобуру, на всякий случай.
С необыкновенной легкостью — все-таки сильно напряжены нервы — открыл огромную дверь. Не обратив внимания на часового, шагнул в прохладную полутьму вестибюля, направился к столу под высоким зеленым торшером. Навстречу нехотя поднялся капитан с черной повязкой на рукаве. В свете торшера сверкнул серебряный череп. «Из личной охраны», — догадался Дундич, чувствуя, как неприятный холодок пробирается к сердцу.
Сколько раз встречался он с врагом один на один не в сабельной атаке, а в штабах, ресторанах, на квартирах. Казалось, пора бы привыкнуть, поверить в свои возможности. Нет, всякий раз, особенно поначалу, он волнуется больше обычного. Вот и сейчас главное — соблюсти выдержку. Не дать повода не только заподозрить, но даже усомниться. Побольше уверенности в себе, этакой легкости в разговоре, умения ошеломить каким-нибудь пикантным пустячком, недавно происшедшим в верхах, вовремя дать понять о твоей более чем широкой осведомленности, а если к тому же выпадет мизерный случай и ты сумеешь рассказать новый анекдот, тебе цены не будет, особенно среди молодых. Не один раз Дундича выручала выдержка, это истинное вхождение в образ созданного его воображением человека.
— Как прикажете доложить? — вежливо, но холодно спросил капитан.
— Командир седьмой гусарской группы генерала Савельева князь Дундадзе к полковнику Бунтовскому.
— Полковник только что уехал в штаб, — так же холодно ответил капитан, а на удивленный взгляд князя добавил: — Здесь осталась резиденция его превосходительства, а штаб перебрался на Николаевскую — Заметив, что полковник продолжает над чем-то размышлять, уже любезнее поинтересовался: — Чем еще могу быть полезен князю?
Дундич достал пакет и, глядя прямо в нагловатые глаза офицера, с оттенком легкой обиды за столь холодный прием произнес:
— Лично князю — ничем, а его превосходительству Виктору Захаровичу. — Положил пакет на бемское стекло, уставленное телефонами, бронзовым чернильным прибором, заваленное бумагами. — Просил вручить в собственные руки.
Капитан осмотрел конверт, без подписи, без печатей, но тщательно заклеенный, и сказал:
— Передам после отдыха.
Дундич коротко кивнул и неспешно направился к двери.
«Это красота, что генерал отдыхает, — облегченно думал Дундич, садясь в седло. — Значит, у нас есть время посетить полковника Бантовского и уточнить с ним позиции гусарского полка».
Без особого труда они отыскали штаб, и через несколько минут формальностей молодой полковник был принят начальником штаба.
В квадратном кабинете со сдвинутыми штофными портьерами возле камина за журнальным столиком в портшезах сидели, кроме Бантовского, еще два офицера. Язычки пламени искрились в рубиновой жидкости бокалов. В комнате пахло сигарами и вином. Дундич аппетитно потянул воздух.
— Прошу, князь, — любезно пригласил Бантовский. — «Мускат», «Бордо»?
— Предпочитаю «Цинандали», — отшутился полковник, — Печень пошаливает. В следующий раз непременно составлю вам компанию. А сейчас долг службы. Разрешите уточнить позицию, господин полковник?
— Жаль, — искривил пухлые губы Бантовский. — Вот здесь, восточнее поселка, справа от полка Семенова.
Пока Бантовский водил кончиком карандаша по карте, Дундич наметанным глазом успел зафиксировать жирные линии соединений и частей, расположенных вокруг Воронежа.
Бросив карандаш, полковник протянул руку.
— Желаю удачи.
— Благодарю, господин полковник.
Когда они снова появились на Большой Дворянской, Князский напомнил о записке поручика.
— Можно, — согласился Дундич. — Пока ого превосходительство отдыхают, штабисты пьют вино, мы закусываем.
Конечно, они могли без промедлений покинуть город, но Ивану Антоновичу очень хотелось самому узнать, какое впечатление произведет послан не. Он верил, что, ознакомившись с приказом красного командира, Шкуро потребует разыскать наглецов, доставивших пакет. И тогда они, вдосталь насладившись погоней за призраками, уедут знакомой дорогой в расположение своего корпуса. «А если генерал проглотит пилюлю? — вдруг встревожился Дундич. — Тогда надо еще что-то придумать, чтобы всколыхнуть это волчье логово. Что-нибудь придумаем».
Не успел Дундич с товарищами закончить поздний обед за обильным столом хлебосольной подруги Нуждина, как затрещал телефон. Вера Васильевна, подняв трубку к маленькому розовому уху, едва не выронила ее. Она стояла бледная, с удивленно-испуганными глазами, а вздрагивающие губы шептали:
— Господи! Ужас какой!
— Что вас так обеспокоило? — поднялся Дундич.
— Красные в городе! — шепотом произнесла хозяйка.
Это недоразумение, — попытался успокоить ее Иван Антонович.
Но Панкова, еще больше бледнея, шептала:
— Нет, нет. Мне сообщил положительный человек из штаба. Они вручили его превосходительству ультиматум! Только вчера генерал говорил, что он здесь навечно…