Страница 28 из 114
Огузы — основные предки туркмен. Сто лет спустя путешествия Ибн-Фадлана часть их, известная в русских летописях под именем торков, появилась в Северном Причерноморье, но была быстро разбита русскими князьями. Где они жили раньше и как жили, на Руси не знали. Впрочем, мы бы тоже мало что могли сказать об этом народе, если бы не любознательный секретарь посольства. Для истории Туркмении его описание страны огузов поистине бесценно.
Надо было начинать переговоры. Знай в Багдаде истинное положение дел у огузов, наверное, на посольство не возлагали бы несбыточных надежд. Но кто там мог знать, что творится в далеких азиатских степях.
Огузы уже давно отошли от того первобытного состояния, когда каждый равен каждому. Наблюдательный араб видел среди них «таких, которые владели десятью тысячами лошадей и ста тысячами голов овец». И других, которые выпрашивали на дорогах лепешки хлеба. «Если заболеет из их числа человек, у которого есть рабыни и рабы, то они служат ему», «если же он был рабом или бедняком, то они бросают его в дикой местности и отъезжают от него».
Но они еще не достигли той высокой ступени цивилизации, когда один решает все за всех. У огузов были и богачи и наследственная знать, которая легко поддавалась на лесть, посулы, подарки. Но «дела их решаются советом между ними. Однако когда они сойдутся на чем-либо и решаются на это, приходит затем самый ничтожный из них и самый жалкий и отменяет то, на чем они уже сошлись».
Главные надежды возлагались на Этрэка — начальника огузского войска, зятя царя булгар. Он был самым влиятельным человеком среди огузов и был не прочь еще больше увеличить свое влияние. Этрэку вручили царские подарки: одежду из парчи и шелка, сапоги из красной кожи, а также мускус, изюм, орехи, перец и просо.
Этрэк в долгу не остался. «Он разбил для нас тюркские юрты и поселил нас в них. И вот у него свита, и челядь, и большие дома. Он пригнал к нам овец и привел лошадей, чтобы мы закалывали овец и ездили бы верхом на лошадях». Этрэк даже сопровождал послов в поездках по стране, демонстрируя при случае, что недаром возглавляет войско. «И действительно, однажды, в то время как он сопровождал нас на своем коне, я увидел, что несется летящий гусь. Он натянул лук, погнал под него свою лошадь, потом он выстрелил в него, и вот уже сбил его вниз».
Но и Этрэк боялся взять ответственность на себя одного.
Он собрал на совет подчиненных ему предводителей. Совет собрался, а гости Этрэка находились поблизости и вскоре узнали, что обсуждается вопрос не о принятии ислама, а о том, как поступить с самими послами. Перспективы оказались не из заманчивых. Самый знатный и выдающийся из советников, «был он хромой, слепой, сухорукий», сказал:
«„Это нечто такое, чего мы совершенно не видали и о чем не слыхали, и мимо нас никогда не проходил посол какого-либо государства с тех пор, как существуем мы и отцы наши. И лучше всего разрезать этих послов каждого пополам, а мы заберем то, что с ними имеется“.
И сказал другой из них: „Нет! Но возьмем то, что с ними, и оставим их голыми, чтобы они возвратились туда, откуда прибыли“.
И сказал еще другой: „Нет! Но у царя хазар есть наши пленные. Так пошлем же вот этих, чтобы выкупить ими тех“.»
Речь шла уже не о вере, а о собственной жизни. Этрэк как мог старался спасти послов, убеждал совет, но его могли ведь и не послушать эти проклятые язычники, ни во что не ставящие самые заслуженные авторитеты. Выяснилось, что Ибн-Фадлан не зря интересовался жизнью огузов, их обычаями и нравами, и тем, кто и что у них в чести, и тем, что «не может ни один мусульманин проехать через их страну, чтобы не сделать кого-либо из них себе другом». В ход были пущены подарки, и, как всегда бывает, больше всего получили те, кто был настроен враждебнее других.
«И они не переставали спорить между собой об этих вещах семь дней, в то время как мы находились в смертельном положении, пока они не сошлись на том мнении, что они отпустят нас в дорогу и мы проследуем дальше».
Радоваться приходилось уже тому, что по крайней мере унесли ноги. Но неудача, полное дипломатическое поражение! Скоро уже год, как покинули Багдад, и на всем этом длинном пути ничего, что можно было бы поставить себе в заслугу. Только впереди еще маячит надежда — Булгария. Там ждет успех, а тогда незаметными станут все неудачи, и откроется широкая дорога к славе и почестям.
А пока другая дорога, через бескрайнюю степь, все более трудная, все более опасная. И невеселые мысли, как их ни отгоняй, лезут в голову. И постепенно накапливается усталость.
Весна была в разгаре, и реки разлились. Переправа через них становилась нелегким делом, и все время приходилось быть начеку и высылать вперед военную охрану, «из боязни башкир, что они нападут врасплох на людей, когда они будут переправляться».
Около озера Челкар встретили печенегов. Они были бедны, но приветливы и гостеприимны, и у них остановились отдохнуть на день. А потом переправлялись через реку Урал, и для послов, еще не, видевших Волги, она показалась «самой большой рекой, самой огромной и с самым быстрым течением». Течение перевертывало надувные мешки, на которых плыли люди, верблюды, и лошади, и многие из них погибли. «Мы переправились через нее только с трудом».
«Потом мы ехали много дней», — лаконично сообщает Ибн-Фадлан. Посольство находилось теперь в стране башкир, но наладить отношения с ними, видимо, не удалось, потому что путешественник пишет: «Мы относились к ним с величайшей осторожностью». Послам халифа в стране башкир делать было нечего, и они поспешно ехали дальше, к своей конечной цели, переправляясь через многочисленные левые притоки Волги.
Но миновать их, выйдя к самой реке, они тоже не решались. Тяжело нагруженный караван едва ли мог пройти по затопленному весенним паводком низкому берегу Волги с его болотами. К тому же там господствовали хазары. В районе Самарской луки, там, где Волга делает изгиб, был их сторожевой пост. Не хватало только попасть им в руки.
Наконец все это позади. Посольство въехало в Булгарию.
В прошлом веке недалеко от Казани нашли развалины некогда цветущих городов. Один из ученых даже назвал их «Приволжскими Помпеями». Установили, что когда-то здесь находилось богатое государство — Булгария, основанное предками поволжских народов — татар, чувашей и других — и погибшее под ударом монгольских завоевателей. Но о том, когда и как она возникла, о ее ранней истории практически ничего не было известно. Многие думали, что в X веке по дремучим приволжским лесам бродили только полудикие племена охотников и лишь кое-где виднелись поля примитивных земледельцев. Книга Ибн-Фадлана рассеяла все заблуждения.
Весть о посольстве быстро распространилась по стране, а прием превзошел все ожидания порядком порастерявших за время дороги свой оптимизм послов. «Когда же мы были от царя „славян“,[8] к которому мы направлялись, на расстоянии дня и ночи пути, он послал для нашей встречи четырех царей, находящихся под его властью, своих братьев и своих сыновей. Они встретили нас, неся с собой хлеб, мясо, просо, и поехали вместе с нами». А затем «он встретил нас сам, и, когда он увидел нас, он сошел с лошади и пал ниц, поклоняясь с благодарением аллаху, великому, могучему». И это несмотря на то, что «был он человек очень толстый и пузатый».
Теперь можно было и отдохнуть. Торжественная встреча, почет, оказанный послам, подчеркнутое преклонение царя Алмуша перед халифом — он назвал ал-Муктадира своим господином, а себя его клиентом, — все предвещало успех миссии. Предстоящие переговоры казались пустяковым делом. Даже Сусан приободрился и вновь вспомнил, что как-никак посол — это он, а не Ибн-Фадлан. Вспомнил в последний, впрочем, до возвращения в Багдад раз.
Наверное, за время дороги не ложились они спать с чувством такого покоя и облегчения, как в эту ночь. Но спать не пришлось. «Я увидел, как перед окончательным исчезновением света солнца, в обычный час молитвы, небесный горизонт сильно покраснел. И я услышал высоко в воздухе громкие звуки и сильный гомон. Тогда я поднял голову, и вот недалеко от меня облако, красное, подобное огню, и вот этот гомон и эти звуки исходят от него. И вот в нем подобия людей и лошадей, и вот в руках отдаленных находящихся в нем фигур, похожих на людей, луки, стрелы, копья и обнаженные мечи. И они представлялись мне то совершенно ясными, то лишь кажущимися. Мы же испугались этого и начали просить и молить, а они, жители страны, смеются над нами и удивляются тому, что мы делаем». Для них, жителей севера, северное сияние было делом привычным и хорошо знакомым. Арабы видели его впервые.
8
Арабы часто называли славянами различные северные народы, в том числе и булгар.