Белые врата

– Да. Я предпочитаю спальник с дополнительным обогревом.

– Хм… Это редкая, эксклюзивная модель. Но тебе повезло. У меня она есть.

Все вокруг серое. Светло-серый язык ледника, темно-серые вершины, толпящиеся вокруг него. Артем с Арлетт стоят, обнявшись, ежатся на пронзительно-холодном, предутреннем ветру.

– Вот отсюда мы всегда встречали с папой рассвет.

Рассвета пока не видно. Еще минут десять, по ощущениям Артема.

– Ты скучаешь по нему?

– Ты знаешь… да. Но… я… – она смотрит куда-то вдаль – то ли размышляя, то ли подбирая слова. – Я чувствую иногда, что он как будто рядом со мной. Особенно здесь, в горах.

– Слушай, – он нагибается к ее уху, – а сегодня ночью, в палатке… он тоже был рядом? А то как-то неловко…

– Арти!!!!

– Все-все, я понял! Извини, дурак, чушь сморозил. На самом деле, я рад, что ты чувствуешь такую близость с отцом. Наверное, трудно было… когда он погиб?

– Знаешь, я как-то… с какого-то времени… просто была к этому готова. Что однажды он уйдет. В любой момент. И потом… мне кажется, он не ушел. Он как будто остался здесь, в этих горах. Я не знаю, как это объяснить… Тебе кажется это странным?

– Нет. Я понимаю.

Они стоят, обнявшись, и наблюдают великолепное действо. Эта мистерия происходит каждый день. А каждый день это великолепно, достойно оваций и рукоплесканий. Или просто молчаливого благоговения тех немногих, кто наблюдает, зная, что это стоит того.

Тонкий, неуловимый оттенок перехода серого в розовое. Все меньше серого, все больше розового. А потом… Первыми загораются острые пики, становясь в мгновение ока факелами ослепительного огня, аккомпанируя восходящему солнцу в этой творящейся на глазах у двух потрясенных зрителей симфонии света.

И серое превращается в цветное – белый массив ледника, черные, с горящими в лучах солнца вершинами горы, светло-бирюзовое небо. И над всем этим царит его величество дирижер и солист этой мистерии – солнце. В такие моменты начинаешь понимать адептов зароастризма, которые полагают, что свет есть воплощение Бога в физическом мире. Когда солнце восходит в горах, в этом нет ни малейших сомнений.

Этот рассвет стоит того, чтобы идти целый день, ночевать высоко в горах, встать затемно и… встретить его.

К сожалению, Арлетт нужно возвращаться в Орлеан. Тот злосчастный поход в горы, который свел их вместе, был заключительным в цикле экспедиций. Все лето она с помощью компьютерных гениев загружала собранные данные, проводила предварительную обработку. Теперь пришло время для самого ответственного этапа – расчета и прогона этих данных на различных математических и прогностических моделях. И потом еще проанализировать данные расчетов, сделать какие-то выводы. В общем, выполнять ту самую работу, которую и делают ученые. И даже наличие суперсовременных телекоммуникационных технологий не делает возможным выполнять эту работу здесь, в Тине. Ей нужно оборудование, нужны коллеги, все это там, в этом ее Бюро. Значит, и ему придется тоже возвращаться, потому что в Орлеане ему делать совершенно нечего, об этом не может быть и речи. Да и там, дома, тоже скоро начнется сезон. Работа, туристы, группы. Все это ждет его.

– Арти… Пожалуйста… Не уезжай…

– Ален, ну подумай сама. Что мне делать в этом твоем Орлеане? Я там с ума сойду от тоски. Да и потом – у меня дома дела, работа…

– Оставайся здесь!

– Здесь?!

– Здесь, в Тине! Пожалуйста. Прошу тебя… Тебе здесь нравится, я вижу. Оставайся, живи здесь. Подожди снега, увидишь, как здесь по-настоящему красиво.

– А ты?

– А я буду приезжать. Каждые выходные. К тебе.

– Блин, Аль, это как-то неправильно…

– Скажи мне, Арти… только честно! Что случится, если ты не вернешься сейчас? Что-то страшное? Тебя кто-то ждет скоро? У тебя есть обязательства?

Он вздыхает. Она просила честно…

– Ну, если честно, то… ничего особенно страшного не случится. Но…

– Оставайся…

Убедила. Совершенно нечестными, запрещенными, но так часто практикуемыми женщинами приемами, но – убедила. И он дал себя уговорить. Потому что и сам не хотел уезжать от нее, хотел остаться здесь, в Альпах. Он еще не успел как следует познакомиться с ними. И не успел насытиться ею.

Поначалу все было здорово. Он обходил ногами все, до чего успевал дотянуться в течение светового дня. Не расставался с навигатором, проверял загруженные в прибор, скачанные с Интернета карты, отмечал свои собственные точки. Как будто он собирался окопаться в этих местах. Но пребывание в горах запускало внутри него какой-то отработанный годами механизм, и он не мешал этому механизму работать. Ходил, смотрел, делал себе пометки в навигаторе. Отмечал самые опасные с точки зрения схода лавин места. Видел, как много непохожего и, одновременно, похожего на его родные горы. И неудержимо влюблялся в эти места.

Вечерам зависал в местных кафешках или барах, кокетничая с официантками и тренируя свой хромой на обе ноги французский. По пятницам, перед приездом Арлетт, судорожно пытался ликвидировать последствия того свинарника, который он устраивал в шале в течение недели.

На выходных у них даже иногда получалось вылезти из койки. Поужинать в каком-нибудь симпатичном ресторанчике. Артем, на правах новоявленного аборигена, рассказывал Аленке местные новости. Иногда они гуляли, он показывал ей свои, только что обретенные любимые места, а она ему – свои, знакомые с детства. Им было очень легко и комфортно вдвоем.

Но неприятное накатывало постепенно, отрезвляя. Побивая мыслимые и немыслимые рекорды чуть ли не за всю климатическую историю наблюдений, в Тине, как, впрочем, и повсюду в Альпах, отсутствовал снег. Начало декабря принесло плюсовые температуры, осадки, если и выпадали, то дождем, в лучшем случае, дождем с мокрым снегом, который в настоящий снег так и не переходил. Причем там, дома, судя по рассказам Виталия, все было более чем прекрасно в плане снеговой обстановки. А вот Альпы зима старательно обходила стороной, раздавая снежинки где-то в других местах. Гостиницы, туристические компании и все прочее, из чего состоит инфраструктура горнолыжного курорта, несли убытки.

На грани убытков был и сам Артем. Жизнь на альпийском курорте весьма недешева, ведь денег у Арлетт он не брал принципиально, а платил за себя (и за нее, кстати, если выходили куда-то вдвоем) всегда сам. Еще пара недель такой жизни, и ему не на что будет покупать обратный билет. Лучше до этого не доводить.

И то, что во второй уик-энд декабря Алька не приехала в Тинь, сославшись на срочную работу, из-за которой она не успевала на ночной экспресс до Бург Сен-Морис, лишь уверило его окончательно в правильности принятого решения: надо уезжать. Снега нет, делать нечего, он здесь, как ни крути, чужой. И Аленке только мешает: ей результаты исследований надо сдавать, а она мотается к нему каждые выходные. Нет, точно. Надо уезжать. Пока еще есть деньги.

– Арти, не уезжай…

Это мы проходили уже.

– Нет, Ален, я решил. У тебя дела, работа. Мне здесь заняться нечем. Тем более, видишь, тут даже обещанного тобой снега нет.

– Он обязательно выпадет!

– Аль, – он грустно усмехается, – ну не в снеге же дело, ты понимаешь…

Она какое-то время молчит, но Артем видит – не сдалась, собирается с мыслями, со словами.

– Тима, я прошу тебя… останься… до Рождества. Потом уезжай… если не передумаешь.

Если он останется до их Рождества, а это еще почти две недели… Деньги у него кончатся. А с другой стороны, если это так важно для нее… и после Рождества она его спокойно отпустит… Черт с ним, попросит один раз денег у родителей. Потом вернет. Лучше уж у родителей денег просить, чем у своей девушки.